Пока светит солнце
– Человек двести… я не везде ещё был. Не все видел.
– Плохо… я думал…
– Так я ж не всех ещё видел, товарищ старший политрук!
– Всё равно… крепче… крепче стоять надо… – голос Ждановича срывался, видно было, что многие слова он произносит с трудом. – Ты это… документы мои возьми, предписание… пригодиться оно…
– Оно же на вас выписано!
– В довесок к твоему… вполне… держись, капитан…
Глаза его медленно закрылись.
– Вас ждал, крепился, не хотел помирать-то… – опустился рядом давешний боец.
Ракутин тронул руку старшего политрука – пульса не было.
Всё – теперь ты один.
Нет никого сверху.
И вся ответственность – на тебе.
Алексей сидел на крыльце, вертя в руках документы особиста. Вот так… а ведь мог и с эшелоном уйти – имел право-то! Не ушел. Видать, есть в жизни ситуации, когда уйти просто так – невозможно. И неправильно.
Шорох шагов – подходили люди.
Ракутин поднялся, убрал бумаги в нагрудный карман, застегнул пуговицу. Поправил фуражку и поднял с земли автомат.
Деменков – наскоро отмывший с лица гарь и копоть.
Ерихов – по-прежнему невозмутимый и подтянутый.
Лейтенант Морозов, закинувший за плечо трофейный немецкий автомат. На щеке наскоро залепленный пластырем порез – дрался врукопашную?
Спокойный старшина Хромлюк, вопросительно поглядывающий на своего командира.
Ефрейтор Межуев в обнимку с трофейным пулеметом. На испачканном пороховым выхлопом лице поблескивают совершенно цыганские глаза.
Вот и все его командиры.
– Какая задача теперь будет, командир? – Деменков снял с головы танкошлем и пригладил встопорщенные волосы.
– Прежняя – держать станцию. Эшелон пока не ушел.
– Понятно, – кивнул танкист. – И всё же – как долго?
– Погрузятся – уйдут. Там раненые, дети… кроме нас, им надеяться не на кого. Так что – будем стоять. Столько сколько нужно. Пока светит солнце!
КОНЕЦ