Сага о халруджи. Компиляция. Книги 1-8 (СИ)
Едва караван отошел от Самрии, Абир снова стал похож на самого себя – много шутил, веселился и играл в кости со всеми караванщиками, включая нарзидов, которые были каким-то отсталым народом с гор, выполняли у кучеяров черновые работы и ужасно воняли. Впрочем, с дядей было нетрудно подружиться. Он умел очаровать любого, а тягот путешествия для него будто не существовало. Арлинг не мог представить, что некоторые люди проводили в пути всю жизнь.
Походный быт – от ужасной жары до укусов клопов – был словно срисован с самых злачных мест ада. Еда огорчала не меньше тряски на верблюде и вечно палящего солнца. Повар каравана готовил дикие смеси из разных круп с несочетаемыми вкусами, сильно сдабривая их приправами и чесноком. Вместо столовых приборов использовались куски хлеба или лепешки, которые были такими горячими, что обжигали пальцы. Скудный рацион разбавляли сухое верблюжье молоко и сладкая водка – мохана, от которой было трудно захмелеть, но можно было получить головную боль на несколько дней. Чаще всего Регарди не наедался и засыпал голодным.
В редкие вечера его навещал Абир, который обычно проводил это время в дозорах, отрабатывая их место в караване. Они садились у входа в палатку и разговаривали до поздней ночи.
С самого начала пути Абир взял на себя роль наставника, обучая Регарди местным диалектам и обычаям. Чаще всего они казались Арлингу глупыми или дикими.
– После пожатия руки нужно поцеловать внутреннюю часть своей ладони, – советовал дядя. – Иначе ты обидишь кучеяра, и он будет вправе на тебя плюнуть.
Арлинг послушно кивнул, но про себя решил, что в Сикелии лучше ни с кем за руку не здороваться. В этой стране вообще было опасно иметь с кем-либо дело, не рискуя получить камень в спину или плевок в лицо.
– Путешественник должен обладать хорошим здоровьем, мужественным характером и быть готовым к любым неприятностям, – тоном опытного караванщика вещал Абир, обсасывая баранье ребрышко. В этот вечер повар их порадовал, приготовив плов с мясом вместо невразумительной похлебки.
– Прежде всего, надо уметь голодать. В жару лучше есть миндаль, говяжий жир, блюда из печени – все это снижает аппетит. Двигаться нужно неспешно, а говорить мало, лучше вообще молчать. Кстати, я достал капли розового масла – помогают от ветра. Их нужно закапывать в нос, тогда глотку не так сушит. Держи.
Арлинг принял теплый флакон, сомневаясь, что капли в нос смогут стать той самой живой водой, которая поможет ему продержаться до Балидета.
– Мне кажется, в Жемчужину Мианэ ты привезешь мою мумию, – горько усмехнулся он. – Зачем мертвому чудо?
– Что я слышу! – воскликнул дядя, хлопнув его по плечу так, что Арлинг едва не поперхнулся рисом. – Знаешь, что говорят у нас в море? Чем больше воды, тем выше корабль! Когда сталкиваешься с трудностями, нужно бросаться вперед, иначе пойдешь на корм рыбам.
Не согласиться с Абиром было трудно, но легче от этого не стало. Как превратиться из корма для рыб обратно в человека, Арлинг не знал.
Если дядя старался облегчить его привыкание к новым землям, делясь с ним знаниями и опытом, то юнга Нуф, который вдруг сделался слишком словоохотливым, отбивал все желание иметь что-либо общее с новым адом под названием Сикелия. Арлинг слушал его болтовню рассеяно, но и того, что проникало ему в голову, хватало, чтобы молиться о скорейшем возвращении на корабль.
Захватив уздечку от верблюда Арлинга, Нуф топал рядом, часами рассказывая о львах, которые утаскивали по ночам путников из палаток, о смертоносных скорпионах, забирающихся в сапоги и одежду, и о крошечных пауках, приносимых ветром, которые откладывали яйца под кожу. Оказалось, что в безжизненных песках умудрялись выживать тысячи насекомых, которые были куда страшнее змей и хищников. Так, Арлинг узнал, что яд каракурта был в пятнадцать раз сильнее укуса гремучей змеи, а чтобы выжить после того, как тебя цапнул тарантул, нужно было быстро танцевать или прыгать.
– Однажды я наступил в темноте на ядовитую виперу, – понизив голос, шептал Нуф. – Не ужалила она только потому, что у нее была занята пасть – давилась тушкой ласточки. А про стрелочников слыхал? Их так зовут из-за стремительного броска при атаке. Говорят, они могут пронзить сердце человека. Просто жуть берет, если представить.
Но кроме живых чудовищ среди песков хозяйничали и мертвые. Не обращая внимания на язвительные замечания Регарди, юнга без умолку болтал о духах-пайриках, которые населяли каждый бархан, о поющих песках и голосах мертвых, раздающихся из-под земли, о самумах, которые уничтожали целые караваны, и о ветрах-теббадах, которые считались дыханием Некрабая, бога серкетов. Теббады, по мнению Нуфа, были страшнее всего, – за секунду они могли высушить из человека всю влагу.
Больше всего юнга любил легенду о райских садах, раскинувшихся многие тысячелетия назад на землях Сикелии.
– Когда-то здесь цвели яблони, – мечтательно говорил он, шумно отхлебывая вонючую воду из бурдюка. – Огромная плодородная долина, а вокруг нее – леса! Между прочим, от Холустая до Гургарана полно высохших рек и впадин от озер. В прошлом году я в таком овраге нашел скелет диковинной твари, похожий на медведя. Медведь в пустыне – полная чушь! Значит, здесь росли настоящие деревья, а не только саксаул, который кто-то по ошибке назвал деревом.
– Откуда же тогда пески? – равнодушно спросил Арлинг, надеясь, что Нуф выговорится и скорее отстанет.
– Кучеяры винят в этом керхов, – охотно пояснил юнга. – Они столетиями выжигали земли под пастбища, пасли скот, в общем, губили пахотные земли, как могли. Кстати, я думаю, пустыня скоро захватит и побережье. В прошлом году степи Фардоса были куда живописнее. А сейчас один ковыль, да и тот чахлый.
Нуф ненадолго задумался, а потом, наклонившись к Регарди, загадочно произнес:
– Но некоторые кучеяры верят, что Сикелию губит древнее проклятие, с каждым годом превращая ее в безводную пустошь. Слыхал о серкетах, жрецов Некрабая? Говорят, это они прокляли здешние земли после того, как их прогнали из городов за колдовство против людей. Кстати, сейчас мы идем мимо Рамсдута, мертвого города. Мрачнее места и представить трудно. Остались одни развалины, но поверь, они впечатляют. Одни размеры чего стоят. Каждый дом величиной с храм. Или его жители были слишком набожными, или здесь жили великаны. Отсюда ничего нельзя брать, иначе пайрики так заморочат, что из пустыни никогда не выберешься. В Рамсдуте жило много серкетов, колдовством до сих пор веет от каждого камня.
После таких разговоров Арлинг долго ворочался в палатке, прислушиваясь к звукам пустыни, в которых мерещились голоса мертвых и пение древних колдунов. Когда же ему удавалось уснуть, на смену дневным байкам приходили ночные кошмары. Особенно часто снилась Согдария – зеленые поля Мастаршильда и крутые холмы Ярла, на которые вдруг обрушивался самум, оставляя после себя превращенную в песок землю. Регарди думал, что утопил воспоминания о родине в Согдианском море, но когда теббады во снах испаряли озера и ломали лесные чащи, ему казалось, будто это его собственное тело разлеталось пылью до самого горизонта.
Сикелия его разочаровала. Когда-то он мечтал о диковинных землях, изобилующих сокровищами, о садах, в которых росли золотые апельсины и сочные фиги, о приключениях и открытиях, витавших в воздухе, а нашел голые обожженные равнины, где не было ничего – лишь сухость, да пустота. Чудо с возвращением зрения пока не случилось, а назвать собственные мучения в дороге приключением он никак не мог.
Но, тем не менее, жизнь продолжалась даже здесь, среди раскаленных дюн и барханов. Кучеяры были шумными, отвратительно пахли, невнятно говорили и питались кашами, которыми в Согдарии кормили бы скотину, но, лежа вечером в палатке и прислушиваясь к разговорам у костра, Арлинг понимал, что эти люди жили теми же заботами, что и согдарийцы. Как разбогатеть? Где купить подешевле и продать подороже? Почему повышают налоги? В чем смысл жизни? Где найти любовь? В общем, ничего нового.