Следователь по особо секретным делам

И вот теперь Скрябин, морщась и качая головой, осматривал место преступления.
Убитый носильщик лежал на спине в самой густой тени под навесом на перроне. Его быстро нашли только потому, что с прибывшего поезда сошло сразу много народу. И кому-то поневоле пришлось пройти под навесом, пробираясь к выходу с вокзала. Теперь, правда, пассажиров тут уже не осталось: их спешно вывели другой дорогой, в противоположном направлении. Но – потоптаться рядом с трупом они успели основательно. И несколько цепочек кровавых следов тянулись в разные стороны. Любопытствующие граждане подходили к убитому вплотную и наступали в огромную лужу крови, окружавшую его распластанное на асфальте тело.
Горло Евграфа Иевлева перерезали – не от уха до уха, как принято говорить, а скорее от ключицы до ключицы. И этот низкий разрез привел, безусловно, к тому, что несчастный носильщик прожил еще какое-то время после нанесения ему страшной раны. Причем за это время получил еще несколько ранений – не смертельных, но наверняка причинивших ему адские муки: в живот и в правый бок, в область печени. Так что кровь, натекшая на перрон, частично имела черноватый оттенок. Носильщик умер с открытыми глазами, взгляд которых, обращенный куда-то вбок, будто указывал путь,которым ушел убийца.
Тут же, в луже крови, валялось брошенное орудие убийства – хорошо хоть никто из пассажиров не удумал стащить его! Это был финский нож НКВД – точная копия того, какой имелся и у самого Николая Скрябина. А рядом с ножом валялась две длинные, сплошь изгвазданные кровью брезентовые перчатки – какие обычно используют садовники.
– Не стали ничего убирать до вашего прибытия, товарищ Скрябин, – сказал Денис Бондарев. – И мы тут всё сфотографировали, конечно же. Однако по части следов… – Муровец развел руками: и так всё было ясно.
С Бондаревым – который приходился примерно ровесником им с Мишей – Николай Скрябин водил прежде не особенно короткое знакомство. Но успел понять: умом и смекалкой молодого муровца Бог не обделил. И Скрябин сказал:
– Я рад, что именно ты прибыл на вызов, Денис. Уверен: МУР отнесется к этому делу со всем возможным вниманием. Но я прошу прислать мне финку и перчатки – после того, как с ними поработают ваши эксперты. Я оформлю соответствующий запрос из ГУГБ.
Денис отошел – отдавать распоряжения, а Миша изумленно произнес:
– Ну и ну! Впервые вижу, чтобы ты передоверял кому-то свое дело!
– Будет лучше, – сухо проговорил Скрябин, – если этим делом займет кто-то и помимо меня. О причинах этого, извини, я пока умолчу. А сейчас – уходим, возвращаемся на Лубянку.
6
Скрябин знал, что должен разъяснить ситуацию другу. И, несмотря на поздний час, они вернулись на Лубянку. В здании НКВД проекту «Ярополк» было отведено два этажа, длинные коридоры которых застилали податливо-мягкие красные ковровые дорожки с зеленой окантовкой, приглушавшие шаги, а все окна даже и днем закрывали плотные шторы. Скрябин и Кедров молча дошли по тихому коридору до маленького кабинета Николая и бесшумно прикрыли за собой дверь с отлично смазанными петлями. Только после этого Миша проговорил:
– И всё-таки я не понимаю, кому понадобилось убивать Евграфа Иевлева? Да еще – так зверски? Ведь он уже дал показания! Какой был прок в его смерти?
– Выходит, кому-то прок был. И я ругаю себя, что не догадался спрятать Иевлева – убрать его с Казанского вокзала.
Теперь, постфактум, Скрябин распорядился: временно перевезти дочь Иевлева и его троих внуков на одну из конспиративных квартир НКВД. Помахал, можно сказать, кулаками после драки… Николай медленно, будто нехотя, прошел к своему письменному столу и уселся за него, а вот Миша почти что рухнул на посетительский стул напротив своего друга. И громко произнес – чуть ли не возопил;
– Но зачем пытать-то было носильщика перед смертью?! Убийца – больной на голову садист, что ли? Уж если решил убить – так отправил бы сразу бедолагу к ангелам! А ему этого мало показалось!..
– Во-первых, Иевлев мог видеть что-то такое, чему изначально сам не придал значения. И не рассказал об этом мне, когда я с ним беседовал. А убийца, вероятно, опасался, что позже на Евграфа Галактионовича найдет просветление, и он побежит на Лубянку. Во-вторых, убийца хотел от него что-то узнать. Потому и перерезал Иевлеву горло так, чтобы не повредить голосовые связки. И тот мог отвечать на задаваемые ему вопросы. А если и не в состоянии был говорить, то мог хотя бы кивать или мотать головой. Возможно, его истязателю большего и не требовалось. Он задавал Иевлеву вопросы – и побуждал его отвечать, нанося ему новые раны финским ножом.
 
– Ну, какая же мразь! – не выдержал Миша.
– Мразь первостатейная, – подтвердил Николай. – Но даже и не это – самое худшее.
– Да что же еще-то может быть хуже?! Разве что… – И Кедров умолк на полуслове – потрясенно воззрился на своего друга.
– Вижу, и ты всё понял, – кивнул Скрябин. – Да: убийца – кто-то из наших с тобой коллег. И не просто из числа сотрудников НКВД – из тех, кому могла принадлежать та финка. Она-то как раз ключевой уликой и не является. Её могли украсть специально для совершения преступления, чтобы потом пустить следствие по ложному следу.
– Протокол допроса… – прошептал Кедров.
– Точно. Он сразу же попал в архив «Ярополка». И доступ к нему мог получить лишь кто-то из участников проекта. Никак иначе узнать про Иевлева и его показания было невозможно.
Скрябин подумал: Валентин Сергеевич еще накануне предвидел нечто в этом роде. Потому и решил придать расследованию неофициальный характер. У Николая даже шевельнулась мыслишка: а не мог ли руководитель проекта «Ярополка» предощутить грядущую судьбу Евграфа Иевлева? Ведь именно такие предощущения – способность делать неизменно верные прогнозы относительно чьей-то смерти – и были особым талантом Резонова-Смышляева. Из-за них-то его и привлекли к участию в проекте более десяти лет назад.
Но потом Николай всё-таки решил: нет, подобных предвидений у Валентина Сергеевича быть не могло. И решил он так не потому, что считал: в противном случае руководитель «Ярополка» поделился бы с ним, Скрябиным, своими подозрениями насчет грозившей носильщику опасности. Нет, Николай знал: Валентин Сергеевич считал неотвратимым то, что он предощущал. Так что он не видел смысла в том, чтобы остерегать потенциальных жертв. Однако же – для получения своих предчувствий руководителю «Ярополка» требовалось время. Он должен был сжиться с объектом, общаться с ним – если не напрямую, то хотя бы при помощи мыслеобразов. А Смышляев до вчерашнего дня даже не знал о существовании Евграфа Иевлева – равно как и сам Скрябин.
– Слушай, Колька, – проговорил Кедров – уже в полный голос, – так ведь это – одно дело, а не два! Иевлева-то убил тот же человек, который заморозил инженера Хомякова и его собаку! И – я тем более не понимаю, зачем ты передал расследование убийства Иевлева в МУР!
– Тот же человек? – Скрябин иронически изогнул бровь. – Ты и вправду считаешь, что человеку под силу в долю секунды обратить в лед взрослого мужчину и немецкую овчарку? Ну, ладно, ладно! – Он взмахнул рукой. – Я понимаю, что ты хочешь сказать! И согласен с тобой. К обоим этим эпизодам причастно одно и то же лицо: сотрудник «Ярополка». Предатель в наших рядах. Вычислим его – найдем убийцу Хомякова и Евграфа Иевлева.
– И как ты собираешься его вычислять?
Вопрос не был лишен смысла: в составе «Ярополка», невзирая на секретность проекта, числилось почти сто сотрудников. Но – Скрябин знал, что искать он будет отнюдь не иголку в стоге сена.
– Круг подозреваемых у нас четко очерчен, – сказал он. – И совсем не велик. Давай-ка я введу тебя в курс дела.
И Николай взял со своего стола папку-скоросшиватель, материалы из которой он изучал как раз перед звонком своего друга. В этот полуночный час в кабинете Скрябина горела всего одна настольная лампа. И она отбросила на папку ровный круг желтого света, похожего оттенком на лунный. Однако обоим друзьям померещилось, будто на них полыхнул огнем воспаленный глаз какого-го древнего чудища. Быть может, демонического дракона Фафнира, который перелетел в Москву прямиком из ледяного мрака скандинавского ада Хельхейма.