Следствие ведут знатоки
— Когда отплываешь? — обернулся Шахов.
— Двадцать пятого.
— Давайте сепаратный тост за благополучное плаванье! — предложил дядюшка.
— Это не вредно. А то вот в Марселе устраивали банкет, и вдруг все погорело. Представляете? Волованы, котлеты, гарнир — все к чертям собачьим!
Захмелевший обладатель бородавки пытал визави:
— Надо мне брать у него левак за тридцать процентов, если у его кассирши брат — ты понял? — в обэхаесе работает?
— Не бери.
— А вы как считаете? — адресовалась бородавка к дядюшке.
— Ах, голубчик, я в этом ничего не понимаю.
— Нет, хоть бы за пятнадцать, а то за тридцать — ты понял? — напирала бородавка теперь на Артема.
— Он понял, — успокоил Шахов и, прихватив рюмки, повел того к журнальному столику.
Дядюшка перебирал пластинки возле радиолы.
— Насчет валюты не беспокойтесь, Михал Борисыч, все как обычно.
— Я не про то. Девица болтать не будет?
— Не-е, я ее припугнул. И денег дал. Я вам говорил? Сто рублей.
— О чем речь. Главное, ты засек, где он притаился! Но дело надо довести до конца. Константина придется убрать.
Артем согласно кивнул.
— Ты нашел — тебе и карты в руки.
— Я?! Да вы что? Я разве сумею? Я больше, если что достать…
— Сумеешь и убрать.
— Нет, Михал Борисыч! Что хотите… нет!
— Да не трусь ты! Неужели с топором в подъезд пошлю? Культурно сделаем, современно. Говоришь, в кафе обедать ходит. И ты пойдешь. Выбери случай, сядь рядом, между пальцами маленькая таблеточка, ни вкуса, ни запаха, а через полчаса — каюк. Потянешься через стол: «Будьте добры, горчичку!» Можно в суп, можно в компот. — Хозяин уронил обломок спички в рюмку Артема, нежно улыбнулся проходившей мимо жене.
Пластинка, которую запустил дядюшка, кончилась, иголка заскребла впустую. Артем нетвердой рукой выуживал спичку из рюмки.
— Ну? А там дуй на свой пароход и езжай себе кухарить за рубежи. Да не с пустыми руками!
Дядюшка вторично завел ту же пластинку.
— Сколько? — красноносый не намеревался согласиться, но узнать, какую сумму готов выложить Шахов, было любопытно.
Тот молчком написал пальцем по столу. Цифра впечатляла. Кто-то ее получит, счастливчик! Найдется такой. У Михал Борисыча на все охотники найдутся.
В дверь позвонили. Шахова заготовила приветливую мину для запоздалого гостя и отворила.
Появление Томина, Кибрит и участкового милиционера вызвало общее замешательство.
— Прошу извинения, — сказал Томин, — обыск. Лейтенант, понятых.
Тот козырнул и даже прищелкнул каблуками. Ему почему-то нравилось предстоящее копание в чужих вещах.
— День ангела-хранителя справляете? — проницательно спросил Томин хозяина. — С присутствующими прошу меня познакомить. Музыка ни к чему.
— Секундочку! — заморгал дядюшка. — Самое любимое место!
Но Кибрит безжалостно выключила радиолу.
— Артем, старый товарищ, работник общественного питания, — представлял Шахов. — Лиза, его знакомая… Дальний родственник, пенсионер.
Дядюшка предъявил паспорт, остальные тоже предъявляли — у кого что было при себе.
Кибрит осматривалась. Картины, хрусталь, люстра, которая впору провинциальному театру. Хорошо, Шурик перекусил, а то с кухни ароматы головокружительные… Рядом крутился опрятный хитрый старичок.
— Такая женщина служит в милиции? А не страшно? Всякие бандиты?.. Замужем?
Надо же, экий игривый дедуля.
— Извините, мне надо работать. Ведь чем скорее мы уйдем, тем приятнее будет хозяйке? — Кибрит покосилась в сторону Шахини.
— Стоит ли беспокоиться о чувствах хозяйки, в доме которой делают обыск? — холодно отозвалась та.
На редкость красивая женщина. Но не этим привлекает. Что-то в голосе, во взгляде… что?
— Возможно, хозяйке следовало раньше побеспокоиться, чтобы до этого не дошло, — неожиданно для себя сказала Кибрит.
— Возможно.
Шахиня скрылась в спальне, Кибрит потянуло следом.
— Мы вторглись так некстати…
«Ну что я к ней прилипла?»
— Какая разница!
— Все-таки гости.
У Шахини вырвалось пренебрежительное движение.
— Четыре комнаты? — Кибрит была здесь впервые. — Большая квартира. Много забот по хозяйству или кто-то помогает?
— Неужели вас это интересует? Прошу! — Шахова распахнула платяной шкаф.
Кибрит сделала вид, что простукивает стены, но интересовала ее только хозяйка.
— Стены капитальные. Хорошая квартира.
— Квартира прекрасная! А вот здесь мои рубины, алмазы, жемчуга! — она поставила на тумбочку большую палехскую шкатулку, вынимала и открывала пустые футляры. — Обожаю драгоценности. За это знакомые прозвали меня Шахиней.
«А ведь у нее трагическое лицо! Буквально заворожила, оторваться не могу».
— Не огорчайтесь так, Елена Романовна. Может быть, вашему мужу не будет предъявлено новое обвинение. Тогда все кольца и ожерелья вернутся в свои бархатные коробочки.
— Да? — странное выражение мелькнуло в глазах Шахини.
Дальше Кибрит действовала не рассуждая, целиком отдавшись интуиции.
— Елена Романовна, не пусто вам здесь без детей?
Женщина внезапно разволновалась, разгневалась не на шутку:
— Какие дети! Вы смеетесь? Когда в любой день могут прийти! Где папа? Папа в тюрьме!
Она оборвала себя, задушила подступившее рыдание и отвернулась. Кибрит быстро склонилась над шкатулкой.
— Шурик, я уезжаю, — тихо сказала она Томину, который объяснял задачу понятым.
— Что? Зачем?
— Нужно в лабораторию.
— Ну, валяй, — он пожал плечами: фокусница.
11
Знаменский встретил ее рассеянно:
— Как вчерашний обыск?
— Неожиданно.
— Что-то нашли?
— Пал Палыч, я выяснила, кто автор писем. Шахиня!
Тот даже вскочил.
— Зиночка!..
— Озарение, — мечтательно сказала она. — Плюс наука в образе пленки для снятия пальцевых отпечатков. Я использовала шкатулку, которую она держала при мне.
— Та-ак…
Знаменский довольно долго ходил по тесному кабинету, а в голове наперегонки бежали мысли. Наконец остановился.
— Зиночка, вот ты красивая, умная женщина.
— Талантливый криминалист, — подсказала Кибрит.
— Нет, криминалистику побоку. Просто как женщина. По-твоему, что ею движет?
— Да ведь ты уже набит версиями.
— Выше головы.
— Что она любит Шутикова — есть?
— Есть.
— Что имеет зуб на мужа?
— Есть.
— Что ее кто-то принуждает, шантажирует!
— Есть. Все это и еще много чего.
— А нет ли такой версии, что у нее сложно и нестандартно и здесь, — притронулась Кибрит ко лбу, — и здесь, — указала на сердце. — Может быть, в ее жизни — мы не знаем почему — настал момент, когда она должна была сделать выбор?
Знаменский задумчиво почесал переносицу. На пьющих мужей жены заявляют. На тех, которые дерутся, гуляют. Но те, что воруют, тащат в дом и покупают жене, чего душа пожелает, — этим супружеский донос не грозит… если нет иной уважительной причины.
Томина не заметили, он громко кашлянул, возвещая о себе. Кибрит вздрогнула.
— Шурик, у тебя несносная привычка подкрадываться, как кошка.
— У Томина масса несносных привычек, но зато он принес вам в клювике преинтересную бумажку! Я посетил тещу Шахова — представился работником коммунального хозяйства — и получил от нее заявление о починке унитаза. Отпечатала собственноручно на машинке «Москва». Сравни с анонимками.
Кибрит внимательно прочла заявление.
— Та самая машинка!
— Но должен тебя разочаровать — теща немолода, маникюра не носит, волосы светлые с проседью.
— Шурик, под рубрикой «Коротко об интересном» — анонимки, судя по отпечаткам, писала Шахиня!
— Это ты вчера?! Зинаида, нет слов! Пожалуй ручку!.. Ну, теперь Паша ее прижмет!
Шай-бу! Шай-бу! Публика жаждет, а у нападающего ноги разъезжаются врозь. Не понимал Знаменский, как ему Шахиню прижимать и будет ли он прижимать…