Царь девяти драконов (СИ)
— Но почему? — выпучил глаза тот.
— А ты так далеко в горы никогда не заходил. Берегу тебя, дурачка с чистым сердцем. Кто тогда медок на пир знатным господам собирать будет да ребятишек нерадивых из беды вызволять? Ты им всем, как родной.
— Да уж, — вздохнул Джен, — не до меда мне сейчас. И за Аи я переживаю. Но и на том спасибо, нань, — он вновь поклонился.
— Значит, решили, — улыбнулся Юн, — а теперь пошли. Что-то я пальчиков совсем не чувствую уже. Это ж надо, морозец какой завернул...
Громкий всплеск раздался с реки. Оттуда, где горные ручьи сливались в бурный поток. Юн с Дженом вздрогнули и обернулись. Они увидели огромный фонтан брызг, разлетающийся во все стороны. Широкие круги, идущие по воде. Сердца людей забились учащенней.
— Камень шо ли сошел? — прошептал бортник.
— Очень на то похоже, — молвил старейшина.
Как только каскад капель полностью рухнул, из толщи воды показалась голова. Поначалу Юн принял ее за крокодила. «Зубастая зеленка», как он его про себя называл, иногда умудрялась заплывать из теплых краев на север... но когда следом появилась длинная шея, у старейшины перехватило дыхание. И не только от холодного ветра, подувшего прямо в лицо. Зрачки наня расширились. Челюсть поползла вниз. А голова существа все продолжала подниматься ввысь на длинной шее молочного цвета, испещренной мелкими чешуйками. Вскоре она достигла такой высоты, что могла коснуться макушек небольших сосен. И оттуда на людей смотрели глаза... белые, светящиеся, подобно льдинам.
— О, духи водяные, Шанди всемогущий, что это? — залепетал Джен.
Юн не ответил, ибо потерял дар речи. Он так долго жил среди дикой природы, но никогда еще не видывал ничего подобного. И что-то подсказывало ему — это существо пришло сюда не с добрыми намерениями. Его взгляд источал лед. И Юн никак не мог заставить себя отвести собственного взора. Даже когда нечто качнулось и направилось к берегу. Нань будто оцепенел. Примерз к земле и не в силах был шевельнуться. Голова на тонкой шее приближалась, а ледяные глаза неотрывно следили за людьми. Юн почувствовал, как вокруг губ образуется иней. Он был так поглощен созерцанием неизвестного, что напрочь позабыл о холоде. В этот момент пасть существа раскрылась, демонстрируя ряды острых, как кинжалы, зубов. Из нее повалил пар. Послышалось шипение, напоминавшее змеиное. Только более громкое и приглушенное. Воздух затрещал от мороза.
— Нань Юн... — промямлил бортник, но тот не шелохнулся.
Старейшина пребывал в полном шоке. Даже когда в пасти существа зарделось непонятное свечение, он не смог сдвинуться с места и завороженно смотрел на него. Как то становится все ярче. Взгляд существа продолжал пронизывать насквозь.
Внезапно округу разорвал истошный крик. Он заставил Джена сбросить оцепенение. Как ни был тот поражен увиденным... как ни оказался скован по рукам и ногам колющим холодом... этот крик словно обухом ударил по голове. Сердце зашлось в бешеном ритме. Он узнал... узнал голос.
— Аи, — прошептали потрескавшиеся губы.
В этом вопле маленькой девочки было столько боли и отчаяния, что бортник напрочь позабыл о невиданном существе. Он резко развернулся. Окоченевшие ноги плохо слушались, и Джен едва не растянулся прямо на берегу, но чудом сумел сохранить равновесие. Шатаясь, словно пьяный, кинулся обратно в деревушку. Изо рта вырывалось горячее дыхание, превращаясь в пар. В висках пульсировала кровь, которая с трудом доходила до онемевших пальцев. Но Джен не обращал ни на что внимания. Он никогда не слышал столь отчаянного детского крика.
— Аи!
Из селения донеслись вопли ужаса. Они смешались в единый гул, в котором сквозили страх и боль. Волосы Джена встали дыбом. Он продолжал бежать на одеревеневших ногах. Разум отказывался понимать, что происходит. Осталось лишь желание — помочь Аи. Поэтому бортник не оборачивался, смотрел перед собой. И не видел, как голова на длинной шее нависла над старейшиной.
Юн не мог оторвать зачарованного взора от существа. Он уже почти не чувствовал тела, скованного морозом. Словно кролик перед питоном, нань смотрел в эти ледяные глаза и на холодное дыхание из разверзшейся пасти. Треск в воздухе нарастал.
С полностью онемевших губ сорвался едва различимый шепот:
— О, духи, что же это такое?
Старейшина не слышал криков позади себя. И не попытался даже шевельнуться, когда мощная струя окатила его с ног до головы, превращая в ледяную статую...
Добравшись до первых дворов, стоявших полукругом на небольшой поляне, Джен резко остановился, словно налетел на невидимую стену. Сердце на секунду перестало биться... чтобы потом громко удариться о ребра. Вся кровь отхлынула от лица, а глаза выскочили из орбит. К горлу подступила тошнота.
Пронизывающий ветер разгуливал здесь. Но он не качал верхушки деревьев или хвойные ветки. Лес стоял неподвижно... как фигуры из льда, замершие в различных позах. Все с лицами, искаженными паническим ужасом. Джен видел, как под толщей льда, переливающегося в лучах солнца, по коже стекают капли воды. А обезумевшие от страха глаза безжизненно устремлены в одну точку. Он узнал их... узнал их всех. И прежде, чем разум успел осмыслить увиденное, раздался громкий треск. Будто терракотовый кувшин разбился о камень. Бортник вздрогнул и повернул голову на звук.
Он увидел, как одна из жутких статуй рассыпается на мелкие осколки. Как кусочки льда смешиваются с кровью и останками тел. Взгляд скользнул чуть дальше. Узрел нечто, похожее на огромные когтистые лапы, испачканный внутренностями. Мощное тело, отливающее молочным цветом, которое переходило в длинную и тонкую шею. Невольно взгляд бортника начал подниматься все выше и выше, пока не достиг того, чем заканчивалась эта жуткая картина.
Изо рта вырвался слабый сип:
— Еще... еще?
С высоты, равной половине сосны, на него взирали пронзающие глаза, налитые льдом. Из приоткрытой зубастой пасти доносился приглушенный рокот. Будто вдали с гор сошла снежная лавина и теперь стремительно приближалась сюда. И не было жизни в этих глазах, как не было ее и в застывших статуях.
— Аи, — внезапно опомнился Джен.
В этот миг голова на тонкой шее стремительно рванула вниз, и бортника окутала тьма.
***
— Мама! Мама!
Аи отчаянно пыталась дозваться до Шу, но та продолжала сидеть неподвижно.
Девочка была страшно напугана. Как только поднялся, не пойми откуда взявшийся ветер, в мгновение ока превративший всех в ледяные статуи, она спряталась в доме, накрывшись с головой соломенной циновкой. Маленькие ладошки тряслись от холода и страха. Она замерзала, но боялась выйти и позвать на помочь. Снаружи доносились крики, леденящие душу не хуже, чем внезапный мороз. Потом раздался громкий треск, будто глиняный сосуд разбили о камень, и мерзкий звук разрываемой плоти. Затем все стихло. И тишина оказалась еще пугающей чем то, что произошло до этого. Ведь она наступила так внезапно...
Девочка не знала, сколько прошло времени, пока к ней не явилось осознание — надо выбираться. Позвать на помощь. Осторожно, Аи выглянула из-под циновки и прислушалась. Тишина... Полная. Давящая. Звенящая... Мертвая.
Аи всхлипнула и поднялась, готовая вновь юркнуть под циновку. Снова прислушалась. В безмолвии и сумраке бедняцкой хижины ее дыхание казалось слишком громким, а пар изо рта — слишком ярким. С трудом справившись со страхом, девочка сделала пару неуверенных шагов к выходу. Мама по-прежнему сидела на пороге и смотрела в сторону гор. Она не шевельнулась, когда началась суматоха. Не двигалась и теперь. Однако что-то было не так... не так, как раньше.
— Мама? — осторожно позвала Аи.
Та не ответила. Солнечный свет падал на ее застывшую фигуру, заставляя переливаться загадочным светом. Девочка не сразу догадалась, что это лед. Только когда пальчики коснулись знакомого плеча и обожгло кожу, она поняла...
— Мама! Мама!
Несмотря на сильный холод, она обняла мать и попыталась тряхнуть, но бесполезно. Та сидела неподвижно, будто высеченное из скалы изваяние.