Вечный юноша
29 \V.
* * *
Дикий душистый горошек,Сиреневый клевер,И простая ромашкаУ меня на столе.Я всегда любил цветы,Полевые, садовые, всякие.И какою детскою радостью,И каким простодушным восторгомНаполняли они меня.На подоконнике кошкаНастороженно смотрит в ночь,В ночной таинственный сад,Что в весенней мгле.Я всегда любил зверейИ они мне платили тем же:— Преданность, ласка, доверие —И какою детскою радостью,И какой теплотой радушной,И нежностьюНаполняли меня.***
А на юге взошёл «Антарес».Он меняет цвета:Зелёный, рубиновый, синий.Я всегда любил звёзды.На всю жизнь я запомнилЧудесную радость:Амбразура стеныТамплиеров древнего замка,И над чёрным хребтом ПиренейСинею ночьюДля меня впервые взошлаЮжная «Фомальгаут» (?).Я всегда любил звёзды.И какою детскою радостью,И каким простодушным восторгомНаполняли они меня.***
Я всегда любил жить.И все, что любил,Согревало и наполняло меняЖивым человеческим Темплом.Я всегда любил людей.Цветы, звезды, звери, люди…А Юрий Гагарин?А корабль на Венеру?А пытки в Алжире?И французская падаль «para»?А горячее солнце свободы над Африкой?А мир, мир, мирИ проклятье войне и оружию?Всякой войне и всегда!А свобода и человечность?Нет, это тоже всю жизнь наполняло меняНадеждой и гневом (восторгом и яростью),Верой и верностью.27/V 61 г. ночь.
И все-таки,
Вопреки всему,
Никогда я не был фанатиком
И не был борцом.
Сколько в этом вопросе полуправды и противоречий…
* * *
Из письма Виктору (Мамченко в Париж — Н.Ч.).
Нелепа и дика мысль, в наши дни ставшая до тошнотворности банальной, но, увы, не утратившая своей актуальности: — кучка безумцев с бешенными сердцами, но с дьявольским холодным разумом, по своей прихоти, в некий день, может сжечь в атомном пламени все, что природа создавала миллиарды лет, а человек — непомерным трудом.
С давних лет, среди обычной будничной суеты, вдруг, меня охватывал порыв бессильной ярости, когда я «внезапно вспоминал», что в нашем человеческом обществе существуют и благоденствуют весьма высокочтимые джентльмены в штатских мундирах, которые спокойно, со всей серьезностью, научно разрабатывают способы массового уничтожения людей. А на досуге слушают Баха, Бетховена, Моцарта; любят живопись или стихи.
Эта неразумная наивная ярость против всякой войны дороже мне разумной и серьезной аргументации вертлявого порядка
Вопреки всему.
Казалось бы — опыта многоИ жизненный путь немал.Казалось — к концу дорогиНе плохо людей узнал.А веришь почти что так же,Как в двадцать иль в тридцать лет.Только еще гажеПолуправда, и да, и нет.***
«Мира восторг беспредельный»Сквозь беды и годы пронес.В общем — от колыбелиИ до седых, волос.Снились в скитаньях номаду —Песни любви трубадуров,Шелест листвы и прохладаВ зеленом саду Эпикура.***
На простой некрашеной полкеСтоят они рядом:«Historia calamitatum mearum»И добавим — бессмертной любви — Абеляра,«Исповедь» РуссоИ«Житие Аввакума».Почему же лучшимДарована бездна бедствий,А падалиБлагополучие?***
Глубокая ночная тишина.Вдали огни мерцающие —Город.Жизнь выпита почти до дна,Так неожиданно и скоро!А жажды я совсем не утолил.И все стою, с бадьею у колодца.Так молодо, так сильно сердце бьётся.И, кажется: ещё совсем не жил.Июнь, 20
***
Опять цветы и грозы,«И звезд ночных, полет».Но жизнь, уже без позы,Как ручеек течет.И лето сушит влагуИ обнажает дно,Но словом сжечь бумагуПоэту не дано.***
Кажутся очень близкимиСнежные эти вершины.Неужели боишься риска?Или путь слишком трудный и длинный?Альпинисты напружили спины.Трепещут осины в логу…Дошел же и я, Ирина,До твоего «не могу!».27/VI
Из письма Раисе Николаевне (Миллер — Н.Ч.).
… Между прочим, в Москве Ник. Ник. (Кнорринг— Н.Ч.), через Наталью Ивановну Столярову передал три Ирининых книги Анне Ахматовой. Она сейчас в Москве. Очень больна. Все же захотела принять Ник. Ник. Сказала ему: «Если бы стихи Вашей дочери не произвели бы на меня глубокого впечатления, я бы не стала тревожить Вас своим приглашением».