Бог Войны (ЛП)
Олли подходит ближе, пока не оказывается почти вровень со мной. Его запах, уд и мускус, почти душит меня, но я терплю и провожу указательным пальцем по его щетинистой щеке, заставляя все свое внимание сосредоточиться на нем.
Дать Илаю шоу, на которое он подписался.
Понятия не имею, почему он не оставляет меня в покое, когда я ему явно неинтересна, но будь я проклята, если не буду играть в его игру.
По крайней мере, сегодня.
Большую часть времени я просто избегаю его как чумы. Что? Я не всегда пьяна, а когда дело доходит до Илая, моя смелость или импульсивная глупость во многом зависят от уровня алкоголя и наркотиков в моих венах.
Я поднимаю голову, но мои движения замедляются, когда я обнаруживаю, что его место за барной стойкой пустует. Странное, сокрушительное разочарование сжимается в моей груди, и я ненавижу его всем своим существом.
Сильнее, чем ненавижу этого человека.
Мой телефон, засунутый под лифчик, вибрирует, и я вздрагиваю, а затем отстраняюсь от Олли, чтобы проверить его.
Ариэлла: Позвони мне. Это СРОЧНО!
Сердце замирает, когда я выбегаю с танцпола, не обращая внимания на возражения Олли и остальных, и взлетаю по лестнице в VIP-комнату, которую мы сняли на эту ночь. Я закрываю за собой дверь и шагаю по грязному помещению с красными диванами из искусственной кожи и черными стенами.
Моя младшая сестра отвечает через несколько секунд.
— Ава!
— Что… — я сглатываю. — Что случилось? С мамой и папой все в порядке?
— Они в порядке.
— А бабушка и дедушка?
— Живут своей лучшей жизнью во время последнего круиза по Средиземному морю.
— Хорошо… тогда что за срочность?
— Подумала, что это лучший способ заставить тебя позвонить мне.
Я испускаю долгий, мучительный вздох и прислоняюсь к краю дивана.
— Ари, ты, маленькая дрянь, напугала меня до смерти.
— О, умоляю. Не больше, чем ты напугала нас до смерти во время конкурса, а потом стала призраком.
— Я вас не пугала. Кроме того, это было… ничего.
— Только если «ничего» означает буквально застыть на середине ноты минут на пять, а потом удрать со сцены.
— У меня был… ступор, — чувств. Существования.
Я буквально перестала быть собой в тот момент.
— И ты не могла поговорить с нами об этом?
— Чтобы вы меня пожалели?
— Чтобы мы поддержали тебя, идиотка. Мама и папа беспокоятся о тебе. Я беспокоюсь о тебе.
Я прикусываю уголок губы. Какого черта я умудряюсь быть такой и беспокоить всех близких мне людей своим психическим состоянием?
— Поговорим завтра, когда у меня пройдет похмелье. Можешь передать маме и папе, что у меня сейчас все хорошо и я продолжаю готовиться к следующим соревнованиям?
— Конечно. Сколько мне заплатят за вранье?
— Сучка, умоляю. Ты любишь врать.
— Я больше люблю, когда мне платят, — представляю, как она улыбается, словно маленькая психопатка. — Как насчет того, чтобы сказать мне расписание Реми на неделю, и мы покончим с этим?
— Ари… ты моя младшая сестра, и я люблю тебя, но ты должна понимать намеки, когда мужчина не заинтересован в тебе, и двигаться дальше.
— Это не останавливало тебя, когда ты падала в лужу у ног незаинтересованного Илая.
Я касаюсь своих волос и прочищаю горло.
— И я забыла о нем, а потом и о себе. На самом деле, я ненавижу Того-Чье-Имя-Нельзя-Называть.
— Так и должно быть, сестренка.
— Может, ты сможешь сделать то же самое?
— Нет. Илай бесчувственный, в нем нет и следа человеческих эмоций. Мой Реми другой. Он любвеобилен, джентльмен и мужчина мечты каждой женщины. Ему просто нужен небольшой толчок, чтобы встретить любовь всей своей жизни. Она же я.
Я улыбаюсь вопреки себе.
— Ты ведь не сдашься, да?
— Только после того, как мое кольцо будет на его пальце.
— Господи. Ты думаешь о браке в восемнадцать лет?
— Я люблю его с одиннадцати. По мне, так это на семь лет позже.
— О, господи.
— Вернемся к теме, ты собираешься сказать мне его расписание, Ава?
— Нет.
— Неужели это стоит того, чтобы лишиться моей поддержки, когда мама и папа будут требовать от тебя реальных ответов? Подумай хорошенько, сестренка.
— Ух, ты маленькая сучка.
— Я взяла пример с моей прекрасной стервы-сестры. Муа-ха-ха.
Я уже собираюсь назвать ее несколькими красочными именами, когда слышу, как за моей спиной открывается дверь.
— Дай мне секунду, Олли…
Мои слова обрываются, когда я поворачиваюсь лицом к двери и мгновенно оказываюсь в глубине этих глаз.
Холодных. Безразличных. Штормовых.
Я тяжело сглатываю, не заботясь о том, слышит ли это моя сестра.
— Я поговорю с тобой позже.
— Только если собираешься сказать мне расписание. Пока.
Она вешает трубку, и от неожиданного щелчка я чуть не подпрыгиваю на месте. Хотя Ари тут ни при чем, все дело в мужчине, чей рост и ширина перекрывают весь дверной проход.
Я выпрямляюсь, отводя плечи назад, но заставить их расслабиться категорически невозможно.
— Чем я обязана такому неудовольствию?
Я горжусь тем, как скучно звучит мой голос. Нужно было много тренироваться, чтобы звучать так же холодно и безразлично, как он.
Илай отталкивается от двери, и, хотя он больше не загораживает мне выход, его присутствие за долю секунды переполняет мои чувства.
Парализует. Запугивает. Удушает.
Я не могу отвести от него взгляд, потому что знаю: стоит сделать всего один неверный шаг, и для меня все будет кончено.
Одно глупое движение — и я лишусь еще одного кусочка своей едва собранной души.
— Вопрос. Скорее, в том, что… — его ровный, глубокий голос касается моей теплой кожи, как хлыст. — …ты сделала, чтобы заслужить это неудовольствие, Ава?
Глава 2
Ава
Давным-давно, когда я была моложе и глупее, я смотрела на этого человека, как на Бога.
Единственный осязаемый Бог. Тот, кого я могла видеть вблизи. Тот, кому я могла поклоняться, не опасаясь никакой системы наград и наказаний.
Я была предана ему как религиозный фанатик и сумасшедший фундаменталист, пока грандиозность не разрушилась прямо на моих глазах.
Бог никогда не был Богом, в конце концов. Он больше похож на дьявола. Грешный, соблазнительный и разрушительный.
Теперь я понимаю, почему люди, оставляющие свою религию, относятся к ней с презрением. Я полностью понимаю, почему они саботируют, осуждают и пишут ненавистные слова на непонятных интернет-форумах.
Когда ты отдаешь недостойному Богу всю свою преданность, а он через это разрушает тебя, ты обязан возненавидеть его, чтобы не возненавидеть ту глупую версию себя, которая когда-то поклонялась ему.
Когда я следовала за этим Богом, как влюбленный щенок, а он смотрел на меня раз в голубую Луну, у меня чуть не случился сердечный приступ от волнения. Мне повезло получить хоть какое-то признание от мужчины, к ногам которого падали девушки, но я была единственной, кто приблизился к нему.
Теперь я вижу все как есть. Равнодушие.
Я встречаю ледяной взгляд Илая своим бесстрастным.
— О, прости. Ты только что намекнул, что мне должно быть важно твое мнение по поводу всего, что я делаю?
Он подходит ближе молча, плавно, почти жутко. Я вынуждена откинуть голову назад, чтобы посмотреть на него.
Мне не нравится, какой он высокий, а я отнюдь не коротышка.
Просто Илай был создан для того, чтобы смотреть на большинство людей сверху вниз со своим прямым носом, и у него это отлично получается, со щепоткой высокомерия и нездоровой дозой абсолютного пренебрежения.
Он умеет заставить других почувствовать, что они не стоят и пылинки под его ботинком.
Я понимаю, что дело в красивом лице. Он родился с превосходными генами, благодаря своим родителям и без всякого вклада с его стороны. Лицо, которое заставляет людей останавливаться и пялиться на нелепо острую челюсть, идеально пропорциональные высокие скулы и потрясающе полные губы.