Невидимка (СИ)

— Ты в порядке? А то ужин принесли, а ты всё не выходишь. — Мужчина вдруг стал раздеваться, оголяя бронзовое тело. Одно дело, когда раздеваются на берегу реки, другое — в относительно небольшом помещении, когда в свидетелях лишь мрамор и зеркала. Увидев выпученные глаза Лерки, Борис пояснил: — Я тоже в душ, надо смыть с себя этот рафтинг… Можешь остаться. — И стал снимать трусы. Скромного гостя смыло из ванны в одно мгновение.
В комнате на стеклянном столике сервирован ужин на две персоны. В стальном ведёрке уже откупоренная бутылка с шампанским (не «Ламбруско») закаляется в ледяной бане. Макбук переселён на кровать. Валерка уселся рядом с яблочным гаджетом, раскрыл ноутбук, нажал клавишу «on». На чёрном фоне появилось серебряное яблоко и тихий знакомый звук приветствия. Пароля нет… И вдруг на рабочем столе фотография — Лерка. Нет, Костя. Совсем другое выражение лица. Он сидит в кресле. Голый. Подтянул колени к груди, обхватил ноги одной рукой. Второй он показывал средний палец снимавшему, на запястье часы, на белом циферблате виден швейцарский крест и маленькие буквы Vacheron Constantin. Волосы довольно длинные, каштановые, вьются. Парень что-то говорит. Что-то наглое, прищурившись и оскалившись. Лерка прилип к монитору, рассматривая фотографию. Снимок очень удачный: кажется, что удалось поймать движение губ, блеск глаз, тиканье золотых стрелок.
— Ты очень похож, — голос оказался совсем близко. Лерка пропустил момент, когда Борис вышел из ванной и подобрался к нему.
— Неразумно держать такую фотографию на рабочем столе, — дерзко ответил Валера, отстраняясь от близкого контакта.
— А это не рабочий комп, для личного пользования.
— Всё равно! Убирай!
— Опа! Тебе-то что? Неприятно? Хочешь, я твою фотку сюда помещу.
— Не хочу.
— Пойдём ужинать. Любишь баранину?
— Д-да…
— Отлично. А он не любил, — Борис улыбнулся. Выключил макбук и усадил Лерку в кресло, за трапезу. Он плеснул шампанское в тонкие бокалы. — Давай выпьем за его величество Случай!
— Давай…
Нежный звон стекла — и свидание в халатах началось. Аппетит разогревал разговор, который осторожно начал Лерка.
— Скажи, а если бы я всё-таки оказался этим Костей, — он кивнул в сторону мака, — что бы ты делал?
— Не знаю. Но боюсь, не сдержался бы… Думаю, что Костику следует опасаться встречи со мной. Я поэтому и удивился, когда ты не побежал тогда в ресторане и даже не скрылся из отеля.
— Ты на него так зол только потому, что он бросил тебя? Или он действительно тебя обокрал? Выпотрошил? Тебя или Анвара?
— Нет. Он разбил мою машину. Я подарил ему часы, одежду по мелочи… Мы были на базе на выходных. Это основные траты, ерунда… Когда он исчез, ничего ценного не пропало… У Анвара тем более…
— Может, он действительно кем-то подослан был, репутацию тебе подмочил?
— Репутацию-то подмочил… Свадьбу расстроил. Но это даже к лучшему. Алису я не любил, да и она меня тоже. Сейчас бы жили два чужих друг другу человека…
— Тогда не понимаю… Может, просто Костя тебя тоже не любил. Просто ушёл. Разве не имеет право?
— За умышленное заражение ВИЧ следует уголовная ответственность, ты знаешь об этом?
— И? Он тебя СПИДом заразил?! — у Лерки глаза на лоб поползли.
— Нет! Он меня собой заразил! — Борис повысил голос. — Причём преднамеренно, с отягчающими обстоятельствами. Это совсем не было похоже на простые увлечения, что со мной и раньше случались. И ещё… Я же выяснил, что он мне врал, когда искал его.
— Ну и врал… подумаешь! Может, он не мог сказать правду?
— Ты не понимаешь. Я-то ему не врал. Был открыт и беззащитен.
— Но ведь он с самого начала сказал тебе, что «блядь», чтобы ты «не вляпался». Не врал, значит!
— Он мне говорил, что любит!
— Оу… это, конечно, серьёзное обвинение, — теперь разошёлся Лерка, он даже сам налил себе шампанского доверху. — Борис, вы просто развлеклись, потом разбежались, и если нет никакого ущерба, то я не понимаю…
— Ущерб есть! Он видел, что я уже не могу без него, что я выбрал его: разругался с Анваром, порвал с Говоровыми, готов был ехать с ним в либеральные страны, чтобы жить открыто, начал искать покупателя…
— А может, он не готов был к такому повороту?
— Он мог бы сказать.
— Борис, а если Костя к тебе захочет вернуться? Сейчас постучат в дверь — и он на пороге, дескать, осознал, искал, прости? Что ты сделаешь?
— Я… я скажу ему, что его место занято. — И в дверь постучали. Теперь выпучили глаза оба. Борис медленно встал и, как будто взрывной механизм, аккуратно открыл дверь. На пороге стояла официантка из ресторана. Принесли десерт.
Фрукты и чизкейк не располагали к воспоминаниям, Борис перевёл тему разговора с Костика на Лерку. Расспрашивал про институт, про друзей, что подозрительно не звонили, про то, как съездили в Испанию в прошлом году, про планы на жизнь. Винцо развязало Лерке язык, и он выложил всё про сексуальные похождения красавца Кости, про то, как круто Матвей владеет барабанной установкой и участвует в соревнованиях на маунтинбайке, про то, как Артём в Испании на спор провёл целый день на нудистском пляже, как он сам потерялся в Барселоне и оказался среди жёлто-полосатых футбольных фанатов местного культового клуба. Как горячие каталонские болельщики сначала чуть не прибили его, а потом с почестями доставили к отелю в Санта-Сусанну. Борис слушал восторженно, заказал ещё бутылку. Выпили и её. Перешли на сегодняшние события, на тему экстремального отдыха. Лерка аж открыл рот, когда услышал неожиданное признание:
— Я ведь рассчитывал, что в экстремальных условиях ты выдашь себя! Поэтому потащил вас на рафтинг. В пограничных ситуациях человек не контролирует себя; если бы ты был Костей, то заговорил бы его словечками, выдал бы себя жестами…
— Подожди… Эти пьянчуги тобой срежиссированы?
— Нет, конечно! Хотя они отлично вписались в программу.
— И что? Раскрыл мою сущность?
— Если честно, то в какой-то момент мне показалось, что ты Костя. Но это быстро прошло, — Борис смеялся. — Вряд ли бы Костик ринулся на врага один на один. Да и его любимое «бля» от тебя я ни разу не услышал.
Неясно, кто первым заметил, что давно ночь. Борис вдруг вспомнил про уколы и вообще засуетился: парень черепушку стукнул, а он его разговорами мучит! Как только возникла перспектива ложиться спать в кровать к Борису, Лерка сник, хотя кровать эта позволяла спать звездой и с соседом с другого края даже не задевать друг друга. Робкая попытка прилечь на диване была с негодованием пресечена. Гостю было велено оголять ягодицу для «витамина группы В». Укол был поставлен почти нежно, с придыханием. Лерик завернулся поплотнее в махровый халат, зарылся в одеяло, завалил себя подушками так, что только специальные детекторы, что используют на завалах, могли бы его отыскать в этой белой груде белья и пуха.
Однако Борису детектор не понадобился. Он выключил свет, прикрыл окна-двери на балкон, зашторил шёлком любопытную луну и здесь же, на фоне сияющей белизны портьер, скинул с себя халат, прекрасно зная, что прицел Леркиного глаза следит за ним из-под подушек. Конечно, Борис понимал, что сложен великолепно, что он облит рассеянным лунным светом, как греческий бог. А классика всегда привлекает, даже сотрясение мозга не может помешать этой тяге. И под подушками произошло шевеление.
Обнажённый Борислав — партнёр с совсем немаленькой долей мужского достоинства — направился прямо на шевеление. Белая куча подушек и ткани вдруг поползла на другой край кровати. Борис засмеялся и прыгнул прямо на эту кучу. Из-под неё раздался писк. Бронзовые руки раскидали подушки и обнаружили испуганное тельце, сграбастали, стиснули; Лерка почувствовал, что, пожалуй, не может шевелиться. Он сжал глаза, рот, наморщил лоб, перестал дышать.
— Дурачок, — услышал он шёпот. — Ты же не думаешь, что я буду тебя насиловать? Только ласкать. Расслабься. Я только попробую… Например, так… — И Лерка ощутил мягкое прикосновение на подбородке, на сжатых губах, на носу, на глазах, на виске, на скулах и ниже. От Бориса горячо пахло вином и мясным соусом. Он целовал плечи, прикусывал тонкую кожу, тёрся своей щетинистой щекой. Потом осторожно отпустил захват, и сухие тёплые ладони стали гладить руки, грудь, шею. Лерка вдруг вспомнил, что надо дышать, и даже открыл глаза. Перед ним глаза Бориса. Они не смеются. Они смотрят с любовью, с тихой нежностью, а не со звериной страстью. И вновь горячие руки, неутомимые губы, винный запах, тяжесть крепкого тела — так, что Лерик стал отходить от бревенчатого состояния, его руки медленно поползли на спину коварного соблазнителя, рот вдруг сам по себе открылся. Предатель.