Гувернантка (СИ)
– Ну, что скажете, Лидия Гавриловна? – заговорил он со мной – Ильицкий в разговоре не участвовал, лишь напряженно слушая. – Ежели сей господин говорит правду, то, выходит, у графа Курбатова к Елене Сергеевне чувства. Тогда явно она ему не дочь, а сам он никак не Сорокин.
– Так, быть может, он как раз и щадит ее чувства, потому что отец ей? – предположила не очень уверенно.
Кошкин, подумав, согласно кивнул:
– Тоже вариант, – и поморщился, – то есть, мы вернулись к тому, с чего начинали…
– Это если Полесов вообще говорит правду, – напомнила я веско. Признаться, мне все меньше и меньше верилось, что Сорокин – это граф Курбатов. – В любом случае, предъявить Полесову сейчас нечего – он ни в чем не виновен. Да вы правы в том, что он теперь знает, что я не просто гувернантка, и может меня выдать, но… вы же не сумеете держать его в остроге вечность?
Степан Егорович на это только покачал головой, давая понять, что сам не знает, как быть. Я продолжила:
– Завтра утром Полесовы отбывают в Березовое, там будут оба – и граф Курбатов, и Стенин. Если один из них наш Сорокин – а я ничуть не сомневаюсь, что это так и есть – то он непременно что-то почувствует, если Полесов не приедет на дачу. И затаится, а то и вовсе сбежит. Потому завтра утром Полесова нужно отпустить.
Кошкин со мной согласился, но как поступить с Полесовым по-прежнему не знал. Кажется, оставался лишь один вариант, который я и решилась озвучить:
– У нас все же есть Катя, и она знает, кто убил Балдинского…
– Считайте, что у нас нет Кати, – перебил Кошкин. И, прежде чем я успела испугаться, продолжил: – Сорокин вычислил, в какой госпиталь ее перевели… уж не знаю как, но вычислил. Сегодня утром ей пришел пакет с пирожными… нашпигованными цианидом. Ее охраняют круглосуточно и пирожные, конечно, по адресу не дошли – но слух, что Катерину пытались отравить, появился. Словом, та сестра милосердия, что еще на Никольской при ней находилась, взяла и умыкнула нашу девицу куда-то. И не домой к себе даже – дома у нее мы уже были… Понятия не имею, где теперь вашу няню искать.
А я, подумав, ответила:
– Что ж, возможно, это и к лучшему. Если даже вы не знаете, где она сейчас, то Сорокин в ближайшие дни ее точно не найдет. Тем более что завтра отбывает в Березовое.
Было еще кое-что, о чем я хотела рассказать Степану Егоровичу – портреты старого японца, а также то, что один из сослуживцев Сорокина на Кавказе носил фамилию Балдинский.
– Да, я не искал Балдинского среди армейских друзей Сорокина, не догадался… – подтвердил Кошкин. – А ведь это действительно может быть зацепкой. Кто знает, может, повезет – отправлю запрос сегодня же. Лидия Гавриловна, раз мы снова возвращаемся к армейским друзьям… хотите сказать, что более всего подозреваете Стенина? – уточнил он.
– Не знаю, – честно сказала я. – Но очень похоже на то. Стенин тоже будет завтра в Березовом, и я могу лишь надеяться, что эта поездка что-то прояснит.
– Кстати, о поездке, – заговорил молчавший до того Евгений, – вы ведь не собираетесь туда ехать, Лидия Гавриловна?
– Как раз собираюсь, – изумилась я такой постановке вопроса. – Это ведь отличный шанс понаблюдать, как станут общаться между собой Стенин и Курбатов!
– Может быть и отличный – но вы туда не поедете.
Ильицкий произнес это столь категорично, что все мое существо запротестовало. Я хотела было возмутиться, но бросила короткий взгляд на Кошкина и решила, что сейчас не время для сцен:
– Обсудим это после… – сказала лишь я.
– Обсуждению это не подлежит – вы туда не едете! – уже резче заговорил Ильицкий. – Это ловушка, неужели не ясно?! Никаких именин у Курбатова нет в эту среду – это такая же ловушка на живца, что и вы устроили в этом госпитале!
Признаться, я не думала об этой поездке в подобном плане… Еще и Кошкин неожиданно Ильицкого поддержал:
– Евгений Иванович прав, – мучительно нахмурился он, – вы сами рассказывали, как допустили прокол с духами, да и то, что вы оказались в карете во время нападения, может показаться Сорокину подозрительным.
– И что же – просто позволим Сорокину отдохнуть в Березовом? – уже сдавшись, спросила я. – А если он решит в этой поездке убрать еще кого-то из свидетелей?
– Пошлю туда полицейских, чтобы со стороны приглядывали за их компанией, – отозвался Кошкин. – И сам поеду…
– Я тоже поеду, – решительно произнес Ильицкий, – тем более что Афанасий Никитич так меня уговаривал.
– Женя… Евгений Иванович, вы не обязаны! – излишне взволнованно сказала я.
– Обсудим это после, – ухмыльнувшись, ответил Ильицкий.
И я действительно не решилась спорить с ним в присутствии Кошкина. К тому же подозревала, что слушаться меня он не станет. Ильицкий действительно вознамерился вызвать огонь на себя: если Сорокин догадывается, что его ищут, то гораздо логичнее заподозрить шпиона в бывшем военном, чем в бывшей смолянке.
Осознав все это, я еще более захотела не отпускать Ильицкого в Березовое. Но после того как я собиралась ехать туда сама… я не могла найти теперь слов, чтобы запретить ему сделать то же самое.
***
Придумала, что можно сделать, я чуть позже. Когда совещание наше окончилось, и Евгений самолично проводил меня до черной лестницы в доме на Пречистенке, я отперла ключом дверь, которой пользовалась лишь прислуга, а после, чуть смущаясь, сказала:
– Полесовы уедут в Березовое завтра и пробудут там до выходных… думаю, один день ничего не решит, и ты сможешь присоединиться к ним чуть позже. Послезавтра утром, к примеру.
С этими словами я вложила ключ в ладонь Ильицкому и заглянула в его глаза – так, чтобы он точно понял, что я зову его завтра ночью не в преферанс играть.
– Но Кошкин будет ждать меня в Березовом завтра…
Я не поняла, дразнит ли меня Евгений, или действительно сомневается. Я даже несколько обиделась, но, решив придерживаться выбранной линии до конца, не выдала этого, а молча положила руки ему на грудь. Нежно, аккуратно и медленно я поправила лацкан его сюртука, после чего снова посмотрела ему в глаза:
– Ну как хочешь.
Повернулась и скрылась за дверью.
Глава XXXIX
Рано утром в день отъезда я разыскала Елену Сергеевну и в категоричной форме заявила ей, что дети никуда не едут.
– Нам необходимо заниматься, – сказала я, – как их гувернантка и учитель, я решительно против этих незапланированных каникул! Дети совершенно не знают грамматики! Сами полюбуйтесь, какие чудовищные ошибки мальчики допустили в диктанте.
Ошибок, к слову, действительно было много, хотя и не больше, чем всегда. Но сегодня ночью, рассуждая, что мне нельзя ехать в Березовое из соображений безопасности, я поняла вдруг, что детям туда нельзя ехать тем более. Да, Сорокин – их дед, и едва ли причинит вред им, но, даже если в их присутствии случится убийство или несчастный случай… словом, нельзя, чтобы они были там. Нужно что угодно сделать, но этого не допустить!
– Но… но Лидочка, дружочек, сжальтесь над детьми, – нерешительно возразила madame Полесова, пролистывая тетрадки, испещренные моими исправлениями, – ошибки действительно ужасные, я согласна, но… они так ждали этой поездки! Только о ней и говорили вчера! – Закрыв тетрадь, она подняла на меня взгляд и твердо, насколько могла, сказала: – Нет, я все же не могу с ними так поступить. Можете обижаться на меня, Лида, но дети поедут с нами в Березовое.
– Что ж, – ответила я спокойно, – я вовсе не собираюсь обижаться, но прошу в таком случае дать мне расчет. Сегодня же.
– Расчет?… – опешила Елена Сергеевна.
Полесова отпустят сегодня. И я знала, что, если не уйду сама, то наверняка он уволит меня в ближайшие дни. Так что едва ли я рисковала, идя на подобный шантаж. Впрочем, оказалось, что Елена Сергеевна настроена куда менее решительно, чем я: