Черное солнце Афганистана
– Ага.
Нудно звенели одинокие комары, но Санька и Колян не обращали на них никакого внимания. Из ворот вышла Надюшка – босиком, в фартуке и с хворостиной руке.
– Ты куда намылилась? – спросил Санька сестру.
– Марту встречать мамка послала.
Марта – ихняя корова. Умница и хитрющая, если перед тем как доить ее не прикормить чем-нибудь вкусненьким, может нежданно пихнуть ногой ведро и расплескать молоко.
– Валяй, – добродушно сказал Санька сестре.
– А мамка сегодня мне разрешила подоить Марту, – похвасталась Надюшка.
– А пальцы у тебя не кривые? – нарочно спросил Колян.
– Не! – она пошевелила перед лицом растопыренной пятерней, на указательном сверкнул тонкой ободок дешевого колечка. – Вишь, какие ровненькие!
– Тады вали!
Обгоняя стадо коров, надрывно сигналя, подкатил переполненный старенький рейсовый автобус. Он привез из Белорецка, с металлургического комбината дневную смену. Подняв облако пыли, автобус шумно остановился, распространяя вокруг густой запах дымной солярки.
– Батяня приехал, – сказал Колян, завидев отца. – Разбегаемся?
– А мой во вторую, – сказал Санька и задержал дружка. – Куда бежишь?
– Ты ж знаешь, какой он, когда со смены возвращается? Злой, как черт!
– Да не пугайся! Паспорта получили, теперь мы с тобой законные граждане советской страны, и хватит мадражку показывать на людях.
– Так он паспорт спрашивать не будет, а сразу подзатыльника отвесит.
– Не отвесит!
– А ты почем знаешь?
– Смотри, какой он идет веселый? На работе, видать, все ладилось.
– Может и премию дали, – сказал Колян. – Давеча хвалился, что приказ зачитывали по цеху и квартальную премию сулили за перевыполнения плана.
Отец Коляна подошел не спеша, вразвалочку, походкой бывалого моряка. Из-под насупленных лохматых бровей стрельнул на сына остренькими масляно-поблескивающими глазами.
– Дров наколол? – начал он без вступления.
– Накололи, дядь Саша! Я помогал, – сказал Санька, опережая друга.
– Лады! И воду принесли?
– Ага, – сказал Колян. – По два ведра.
– А пошто бездельничаете? – в вопросе не было привычной угрозы.
– Соображаем, дядь Саша! – отозвался Санька, принимая весь будущий удар на себя.
– Соображают обычно на троих, а вас тута двое только.
Он достал пачку сигарет «Прима», вынул одну. Закурил. Протянул пачку мальчишкам.
– Может закурите за компанию?
– Нет, спасибо, дядь Саша!
– Бросили, что ль? – ехидно спросил он ребят. – Когда ж это успели, а?
– На днях, а то и раньше! – ответил бойко Санька, отодвигаясь на лавочке и уступая место. – Присаживайтесь к нам.
Отец Коляна тяжело опустился на скамью, молча затянулся и выпустил длинную струю дыма.
– Что вы тут сидите и соображаете, это хорошо. Только об чем соображаете? Вот главный вопрос. Ежели насчет бутылки, так моей поддержки не будет, а ремнем по спине обещаю. А ежели об деле, то моя поддержка полная. Пора вам и мозговыми шариками своими шевелить. Паспорта получили?
– Получили, – сказал Колян, не понимая, куда клонит отец.
– Так вот, молодые мои граждане нашей республики, я давно с вами потолковать собираюсь, да все никак не получается из-за нервотрепки и суетности постоянной нашей жизни. – Он загасил сигарету, бросил под ноги и носком ботинка вдавил в землю. – В открытую потолковать и как вполне со взрослыми. Вот так!
Санька и Колян переглянулись и приготовились слушать.
– Мы с полным нашим вниманием, дядь Саша! – сказал Санька.
– Сын, ты вчера про Любу Рогушкину что-то рассказывал, да я не усек серьезно. Так куда она поступать надумала?
– В медицинский техникум, – ответил Колян.
– На акушерку выучиться хочет, – добавил Санька.
– Это серьезное дело, скажу я вам. Девка мыслит в правильном направлении. Профессия в руках будет весьма почтенная и уважаемая. Факт! А вы что надумали?
– Пока думаем, пап, – сказал Колян. – Не идти же нам в фельдшеры…
– А почему бы и нет! – оживился отец. – Фельдшер или там еще какой медицинский работник, дело всегда нужное и профессия чистенькая, не то что мы в дымном и грязном цеху горбатим. А у вас еще армия, военная служба впереди маячит.
– Верно, – кивнул Колян.
– Через два годика повестки прилетят по адресам, – сказал Санька.
– Медицинским работникам в армии сплошная лафа. Не служба, а малина, скажу я вам! И спирт у них завсегда казенный и самый наичистейший, а не техническая дрянь какая-нибудь! Идите в медицинское училище, ребята, не пожалеете. А когда в армию призовут, так и там служиться будет легко. Вот об этом и посоображайте, пошевелите шариками своими, а я пошел.
Высоко в вечернем небе летел самолет, и на землю доносился ровный рокот его моторов.
– Пассажирский, – определил Санька, провожая самолет глазами.
Небо, авиация, космонавтика – его давняя мечта. Голубая мечта! Далекая, как этот летящий в небе самолет, и, видать по всему, невыполнимая.
Отец Коляна предлагал дело. Земное, реальное.
Вечером, когда собралась их компания, Колян спросил Любку:
– А какие бумаги надо собрать, чтоб сдать в приемную комиссию медицинского училища?
– Да вы что, ребята? Опомнились?
– А ничего! – ответил Санька. – Вот захотели поступать.
– Завтра уже прием документов заканчивается, вступительные экзамены начинаются. Когда ж вы успеете?
– Успеем! – сказал Беляк. – Ты только скажи, какие бумажки собрать надо.
4
И они успели. Оббегали все инстанции и кабинеты. Но в приемной комиссии их огорошили, словно вылили на голову ведро холодной воды:
– Прием документов закончен, приходите на следующий год.
С таким положением дел Санька мириться не захотел. Он пошел к самому директору училища. Директором оказалась миловидная и полнолицая женщина. Она внимательно выслушала Беляка, полистала их документы. Сверху лежали ученические показатели Николая Портнова. Он был одним из лучших по успеваемости в классе. Директриса вызвала секретаршу из приемной комиссии:
– У нас с мужским полом катастрофический недобор. В порядке исключения примите у этих парней документы.
На следующее утро Санька и Колян уже сидели в аудитории и сдавали первый вступительный экзамен по русскому языку. Писали диктант. Преподаватель диктовал не так, как у них в школе, а намного быстрее и монотонно ровно. Санька еле успевал записывать. Он злился на самого себя, но отступать не хотел. От напряжения вспотела спина. Письменный экзамен, казалось ему, длился бесконечно долго. Преподаватель диктовал и диктовал, посылал одну фразу за другой. Знакомые и привычные слова обретали внутреннюю опасность. Он вроде знал и в тоже время как бы и не знал их.
Белый лист с синим штампом медицинского училища заставлял напрягаться и, как казалось Беляку, не предвещал ничего хорошего, хотя Санька тщательно перечитал и дважды проверил записанный диктант.
То был его первый самостоятельный выход за границы привычного мира, за пределы школьной жизни, и в этом новом мире все было вроде бы знакомо, но почему-то складывалось не так просто. Мальчишеским умом он еще не осознавал эту перемену, но сердцем уже почувствовал холодность и безжалостность окружающей действительности, в которой ему предстояло утверждать свое существование.
Худшие опасения оправдались на следующий день.
У доски, на которой были вывешены результаты экзамена, толпились мальчишки и девчонки, по воле судьбы и собственному выбору в одночасье превратившиеся в абитуриентов. Одни радовались. Другие хмурились и быстро отходили.
Санька и Колян сразу устремили взгляды на список тех, кому поставили четверку. Санька искал не свою фамилию, а друга, поскольку уверенно предполагал, что сам-то он такой оценки не получит, хотя тайная надежда и теплилась в груди. Но фамилии Портнова там не обнаружили, хотя в школе на всех диктантах он ниже четверки не получал. Не было его и в списке троечников. Она значилась в списке тех, кому за диктант поставили «два».