Тюльпаны, колокола, ветряные мельницы

   
 
 
  Здесь, в этих особняках на набережной, живут богатые амстердамцы.  
 
 
  Люди небольшого достатка вынуждены жить на воде, в сырых плавучих домиках — вонботах.  
 
 
  Вот они — голландские кломпы, выставленные для продажи в базарный день.  
 
 
  Не счесть каналов в Голландии, не счесть подъемных мостиков, — они тоже неотделимы от ее пейзажа.  
 
 
  Дом этой голландки — самоходная баржа — тоже на воде, но он постоянно в движении по каналам и рекам европейского Запада.  
 
 
  Нигде не увидишь столько сыра, как в городе Алькмаар, на традиционной ярмарке сыров.  
 
 
  Таков Маркен — старинный рыбацкий поселок.  
 
 
  Своеобразен костюм рыбачек селения Спакенбург, они носят жесткие выпуклые пестрые нагрудники, похожие на латы.  
 
 
  «Рыцарский дом» — старинный замок в Гааге.  
 
 
  В городе Делфте, на родине голландского фаянса, расписанного диковинным орнаментом.  
 
 
  Небольшая верфь в Заандаме, где когда-то работал Петр I, кажется, мало изменилась с тех пор.  
 
 
 
  У входа в музей Франса Галса.  
  Многоликая Бельгия  
   
 
 
  У бельгийских друзей  
   
Я живу в Бельгии.
Точнее — в ее столице Брюсселе, на окраине, в небольшом коттедже.
Окна не обведены белой краской, как в Голландии, и весь домик, как и его соседи, более деловитый с виду, одноцветный, из оранжевого кирпича.
У входа нет ни кломпов, ни лопаты. Садик далеко не так густо засажен, как у Герарда. В центре, вместо цветочной клумбы, красуется турник.
— Мы, бельгийцы, — объясняет мой друг Жак, — типичные горожане. Недаром Бельгию называют одним большим городом…
Жак любит четкие, законченные формулировки. Но боится прослыть педантом. Наверное, поэтому, когда он говорит, его карие глаза за стеклами очков смеются. Он точно подтрунивает над собой.
Я по привычке ищу глазами канал.
— Это нетипично для здешнего пейзажа, — просвещает меня Жак. — Ближайший канал на другом краю города.
Познакомился я с Жаком пять лет назад. Тогда он, его жена Эвелин и двое ребят занимали маленькую квартирку в центре города. Приглашать гостей было некуда. К счастью, удалось купить в рассрочку этот коттедж.
Обставлены комнаты по-спартански просто. В каждой — узкие складные кровати без спинок, столик, стенной шкаф для одежды и, как в гостинице, умывальник. Цветов почти нет. В самой большой комнате — столовая-кабинет-гостиная. Граница кабинета обозначена лишь вертящейся этажеркой с книгами, укрепленной в центре помещения, на стальном шесте.
— Бельгийцы не любят ничего лишнего, — говорит Жак.
Жилище рациональное, чистое. Единственное украшение — плакаты. Утром, просыпаясь, я не сразу соображаю, где нахожусь: взгляд упирается в синие, обсыпанные звездами маковки Суздаля. Дети спят под панорамой Ленинграда, под деревянным кружевом Кижей.
Жак часто бывает в нашей стране.
По субботам он принимает гостей. Многие являются, чтобы посмотреть на меня — приезжего из Советского Союза, расспросить, поспорить.
— Не думайте, что во всех домах так, — уточняет Жак. — Вообще в Бельгии живут замкнуто, каждый на своем островке.
Разумеется, у меня есть вопросы. Я ведь проведу здесь целый месяц и надеюсь получше узнать Бельгию и бельгийцев.
Меня наперебой снабжают советами.
Оказывается, месяц — срок жесткий. Бельгия невелика, в ней девять миллионов жителей, на три миллиона меньше, чем в Голландии, но любопытному иностранцу тут будет потруднее…
Бельгия гораздо разнообразнее. Я уже успел заметить это: за окном вагона, оставившего позади Голландию, еще тянулись некоторое время польдеры, но потом каналы и канавы исчезли, плоская земля точно разгладилась, обсохла. Чем дальше от моря, на юг, тем выше. В Брабанте — центральной провинции — уже видишь пологие холмы. А в южной Бельгии — зеленые вершины Арденн, пенистые потоки, скалы, настоящая глухомань.
В стране три языка.
Северная половина Бельгии — Фландрия, родина легендарного Тиля Уленшпигеля. Фламандцы говорят почти так же, как жители Амстердама. Литературный язык — общий с голландцами.
 
На востоке Бельгии — небольшая область, населенная немцами.
В южной половине страны — Валлонии — язык французский. Образованный брюсселец мало отличается по говору от парижанина. А в деревне звучит валлонский диалект, трудный для произношения, часто непонятный горожанам.
Промышленные города, шахты разрослись в Бельгии густо. А в кольце заводов, современных кварталов свернулись клубком средневековые улочки, высится храм, расписанный внутри великим художником…
Меня соблазняют замечательными музеями, старинными замками, одетыми плющом, творениями фламандских живописцев, красочными народными праздниками и, конечно, колоколами… Словом, я не успеваю записывать маршруты, названия мест, адреса.
Может быть, в Бельгии я снова нападу на след Анатолия — саратовского парня, сражавшегося в партизанском отряде. Как сложилась его судьба?
— Вы будете в Брюгге? — сказал один из друзей Жака. — Позвоните моему приятелю, Клоду Верселю. Он ветеран войны и, вероятно, что-нибудь знает.
— Ты должен поехать в Брюгге так или иначе, — говорит Жак. — Кто не был там, тот…
— Не понял Бельгию, — вставляет кто-то.
— А Льеж! Не побывав в Льеже…
А сами бельгийцы? Что это за люди, какими чертами характера они отличаются?
— О, тут тоже пестрота, — отвечает мне Жак. — Северная рассудительность, галльский темперамент… Чаще всего нас определяют так: ноги у бельгийца на земле, а голова в облаках. Как это понять? А вот присмотрись, подумай…
Все сошлись на том, что мне сперва надо провести неделю-другую в столице.
  Брюссель  
   
Есть города, которые можно охарактеризовать двумя-тремя словами. Скажем, город каналов, город небоскребов.