Счастливые сестры Тосканы
Паспортный контроль я прохожу следом за Поппи. По сравнению с проштемпелеванным визами и отметками таможни загранпаспортом тети мой документ девственно чист.
– Интересно, сколько стран ты посетила? – спрашиваю я, пока Поппи убирает паспорт в огромную оранжевую косметичку.
– Тридцать четыре, и это еще не предел. Но Италия – страна особенная. Я возвращаюсь туда каждый год.
– Ты каждый год летала в Италию в надежде встретить настоящую любовь?
– О господи, нет, конечно! Только в этот раз. Я, кстати, не была в Равелло с шестьдесят первого года. Этот город я приберегла на следующую неделю.
Мы втроем сидим рядом в зале ожидания на креслах из искусственной кожи и ждем, когда объявят посадку. Люси отвернулась и яростно набирает сообщения в телефоне. Поппи как будто этого не замечает, она сидит с прямой спиной, словно королева, и, улыбаясь, кивает проходящим мимо пассажирам.
– Аэропорт – такое интересное место. Ты не находишь, Лучана?
– Ага, круче только салон, где делают бразильскую эпиляцию, – говорит Люси, не отрывая глаз от телефона.
Поппи откидывает голову назад и смеется:
– Ты такая умная, Лучана, особенно для девушки, которая для перелета через океан выбирает обувь на шпильках.
Люси бросает взгляд через плечо:
– Лучше уж мои ботильоны, чем монашеские туфельки Эмилии.
– А что не так с моими туфлями? Это, между прочим, «Кларкс», и они суперудобные.
Поппи накрывает мою руку своей:
– Дорогая, как только начинаешь одеваться в удобные вещи – считай, все, покатилась по наклонной. Ты когда-нибудь бывала в доме престарелых? Сплошной эластик и липучки.
Упс! Она умудрилась разом уколоть и Люси, и меня.
Люси продолжает набирать сообщение, а Поппи рассказывает мне о своей любви к лошадям:
– Купила Хиггинса на свое шестидесятилетие. – (О своих предпочтениях в музыке.) – Я просто с ума схожу от Chastity Belt. Это новая группа, которая играет в стиле альтернативного рока. Ты их еще не слышала? – (О занятиях по йоге, благодаря которым она сохраняет гибкость.) – Ты в курсе, что семьдесят процентов взрослых людей не могут встать с пола без помощи рук? Представляешь?!
Тетя говорит, а я тем временем за ней наблюдаю. Смотрю, как она жестикулирует, хмурится, откидывается назад или стонет, чтобы передать свои эмоции. У Поппи хватает морщин, это да, однако лицо у нее не такое иссохшее, как у бабушки. И еще эти глаза. Они миндалевидной формы и темно-карие, как у Розы, но готова поставить все свои сбережения на то, что морщинки вокруг тетиных глаз появились не от озлобленности, а от положительных эмоций.
Я вздрагиваю, потому что понимаю, что Поппи замолчала.
– Извини. Я слушаю, продолжай.
Она наклоняется ко мне:
– Дорогая, ты смотришь так, будто видишь меня первый раз в жизни.
Я чувствую, что покраснела, и улыбаюсь:
– Просто я никогда не думала, что ты такая красивая.
– Вообще-то, в детстве я была самым обыкновенным ребенком. Но, знаешь, если посадить человека в правильную почву, он расцветает. И с тобой тоже так будет, когда найдешь свой настоящий дом.
– Мой дом – Бенсонхёрст.
– Правда? – Поппи пристально смотрит мне в глаза. – А что, если ты на тридцатом году жизни вдруг поймешь, что выросла не в том месте?
Мне почему-то становится не по себе, даже в дрожь бросает. Я вспоминаю о медальоне.
– Извини, мне надо позвонить.
Набираю номер сестры и отхожу к окну.
Дария отвечает после третьего гудка.
– Спасибо огромное за медальон святого Христофора. Я только что его обнаружила.
– Это тебе на время, смотри не потеряй.
– Не потеряю, обещаю. Мы уже в аэропорту. – Я чувствую себя на седьмом небе от счастья и улыбаюсь от уха до уха.
– Поверить не могу, что ты на это решилась. Бабушка просто вне себя.
– Ничего страшного, она смирится, – говорю я, хотя сама не очень-то в это верю.
– Так ты вернешься в пятницу?
– В пятницу? В эту? Нет, конечно. Мы вернемся на следующей неделе, во вторник. Двадцать третьего. Восемь дней в Италии и еще два на дорогу. Ты разве не помнишь?
Дария преувеличенно громко стонет:
– Но на этот уик-энд мы планировали поехать в Атлантик-Сити.
Я хлопаю себя ладонью по лбу. О господи! Точно, она ведь купила тогда по акции путевку за полцены, а я согласилась присмотреть за детьми… Но это же было больше месяца назад. Почему Дар мне не напомнила?
– Ой, прости, пожалуйста, совсем забыла! Хочешь, я позвоню Кармелле? Может, она присмотрит за девочками?
– Думаешь, если она наша кузина, то согласится даром сидеть с моими детьми? Да она мне такой счет выставит, мама не горюй.
– Слушай, я все оплачу…
– Не бери в голову, Эмми. Лети себе в Италию и не заморачивайся нашими проблемами. Для тебя ведь куда важнее угодить Поппи, которая разбила бабушке сердце!
Я дрожащими пальцами провожу по шраму под нижней губой.
– Не сердись, Дар. У нас уже скоро вылет. Я не могу сейчас ее бросить.
– Не можешь… или не хочешь?
Я через плечо смотрю на тетю. Она играет в «ку-ку» с сидящим напротив нее малышом. Эта эксцентричная старая женщина готова к очередному приключению, которое может принести ей великую радость… или разбить сердце. Что-то мне подсказывает: если у меня хватило смелости присоединиться к Поппи, то и меня тоже ждет приключение.
– Пожалуйста, пойми…
– Нет, Эмми, я не понимаю. Это совсем на тебя не похоже. Бабушка права: Поппи здорово промыла тебе мозги.
– Дария, прошу…
– Мне надо идти, – перебивает меня сестра и с сарказмом в голосе добавляет: – Хорошенько повеселитесь там, в Италии.
А потом щелчок – и разговор окончен.
Я бегу в туалет, снимаю очки и промакиваю глаза бумажным полотенцем. Дария не на шутку обиделась. Бабушка в ярости. Люси злится. Папа тоже наверняка расстроен. Есть хоть кто-нибудь, кого я не разочаровала? И все ради чего? Ради каприза старой женщины, которая решила, что под конец жизни найдет свою настоящую любовь? Или ради того, чтобы покончить с проклятием, в которое я даже не верю? Я, правда, очень надеюсь услышать рассказы о маме, однако еще не факт, что они будут правдивыми.
Поппи входит в туалет и, увидев меня в зеркале, резко останавливается.
– Ох ты господи! – Она обнимает меня, и я погружаюсь в цитрусовый аромат ее духов. – Девочка моя, что случилось?
– Все нормально. – Я вытираю нос шершавым бумажным полотенцем. – Вернее, все ужасно.
Поппи прижимает меня к своему хрупкому телу, и я готова поклясться, что слышу, как бьется ее сердце. Я закрываю глаза и объясняю:
– Дария очень расстроилась. Она рассчитывала, что я побуду с ее детьми в этот уик-энд.
Тетя отстраняется и смотрит мне в глаза:
– Ты это ей пообещала?
– Еще в августе, – киваю я. – Правда, о конкретной дате мы не договаривались. Честно говоря, я вообще об этом забыла. – Я швыряю скомканное полотенце в урну. – Ну как я могла так подвести сестру!
Поппи берет меня плечи и разворачивает кругом. Теперь я стою к ней задом. Когда тетя вдруг начинает отряхивать мне спину, я даже вздрагиваю от неожиданности и изумленно смотрю на нее через плечо.
– Что ты делаешь?
– Стираю у тебя со спины следы ног.
– Какие еще следы?
– Те, что оставила твоя сестра, когда топталась на тебе.
Поппи смотрит мне в глаза и покатывается со смеху. Я не выдерживаю и тоже хихикаю.
– Что одновременно возвышает и очищает нас? – Тетя берет со столешницы у раковины очки и водружает их мне на нос. – Смех сквозь слезы.
И в этот момент я понимаю, почему решила полететь с ней в Италию.
Минут десять спустя я с покрасневшими, но сухими глазами возвращаюсь к выходу на посадку. Поппи с просветленным лицом наблюдает за людьми, а Люси продолжает с кем-то переписываться по телефону, быстро набирая и отправляя односложные ответы на сообщения. Чтобы отвлечься от мыслей обо всех родственниках, которых подвела, я достаю блокнот с авторучкой и, прикрывая страницу левой ладонью, начинаю марать бумагу. Но Поппи все замечает: