Фея-крестная Воробьёва (СИ)
— Милая моя, ничего и ни с кем у меня уже очень давно ничего нет. Перестань бегать от меня и от себя. Я — однолюб, и это ты как никто другой должна знать. Прекрати себя мучать и отпусти на волю свои чувства, я жду тебя, я только тебя жду, — подслушала я главную речь, обращенную к подруге.
Никто не ответил на такую замурчательную речь. Федор оказался в коридоре, нос к носу со мной.
Сменив благодушное выражение лица на растерянное, Федор сухо попрощался. Подруга пошла закрывать за ним дверь, а я слиняла в кухню подальше от разборок влюбленных.
Тут же послышался грохот, приглушенный смех и в коридоре мелькнула обнимающаяся парочка.
Наконец входная дверь щелкнула и кухню озарила светящаяся Ульянка.
Она прижала руки к щекам.
— Влюбилась, — сказала я.
— Не влюбилась, — согласилась она.
— Что будем делать? — улыбалась я.
— Увольняться и уезжать к бабушке. Причем срочно, — твердо ответила подруга, вдруг сменив цвет лица с румяного на зеленоватый.
— Чеееегооо?
Нет, ну вы посмотрите на нее. Красивый, ответственный мужчина, Мужчина из Девичьих Грез, если быть точной, не дает прохода свободной даме, влюблен как золотистый ретривер в хозяина, а эта пигалица, не побоюсь этого слова, решила бежать?!
— Прямо завтра и сбегу, — она решительным шагом отправилась в комнату и полезла в шкаф за вещами.
Под моим одуревшим от происходящего взглядом кучка вещей на кровати выросла до двух метров, а Ульянка не прекращала своих метаний по квартире, складывая, упаковывая, перевязывая между собой пакеты.
— Подожди, подожди, успокойся! — не выдержала я. — Куда ехать? Зачем? Ты со своей бабкой двух часов на праздниках высидеть не можешь, а тут вдруг жить собралась? Чем тебе Федя плох?
Маленький вихрь даже не думал реагировать на глас мудрости, сосредоточенно пытаясь закрыть дорожную сумку.
— Никуда я тебя не пущу! Вернее, пущу, но чуть позже, и то — под моим присмотром!
Ульянка расстроенно присела на край кровати.
— Ален, я же долго не выдержу. Сдамся. А он поиграет со мной и бросит. Он же всех бросает. Я — то это все вижу с четырнадцати лет! И дело не в кобелизме каком, а просто он такой сам по себе. Влюбляется — до гроба. А потом появляется другая и он тут же влюбляется до сердечек в глазах. И при этом всегда искренен!
— Значит так. Мы не такие, чтобы нас на каких-то там меняли! — В голосе моем проснулись жаннадарковские нотки, еще чуть-чуть и я могла бы возглавить небольшую революцию. — Мы не лыком шитые дамы! С нами так поступать нельзя! Ишь чего удумали — бросать они нас вздумали! Ишь ты?! Никаких! Теперь — только замуж! Хватит! Хватит это терпеть! Доколе измываться над честными девушками?! И мамы уже всю плешь про свадьбу проели! Все! отступать некуда! Только в ЗАГС!
— Прям так сразу? — озадачилась Ульяна.
— Все! Теперь все только через ЗАГС!
— Ладно. Не поеду я к бабке. Авось, до ЗАГСа не дойдет, но ты права. Сколько можно бегать?
Ульянка приосанилась и внутренне собралась. Мои солдатики победно зааплодировали.
— А теперь давай складывай все в шкаф и доставай свое самое красивое платье. Будешь Федора истязать.
На выходе из квартиры я напомнила подруге о САМОМ главном правиле невесты — до свадьбы ни-ни! Она же расхохоталась, словно ведьма.
— Погуляете после работы, он тебя проводит до подъезда, и все! Скромный поцелуй в щечку и чтобы дома была в двенадцать!
— Будет сделано, мамочка, — похихикала Ульянка, закрывая дверь.
Я выползла в темноту февраля и хотела пойти на трамвайную остановку, как вдруг фары впереди стоящей машины резко включились, оглушив светом. Я испуганно заозиралась.
— Алена! Все в порядке? Это я, Федор, не пугайся.
И правда, парень вылез с водительского кресла и облокотился о дверь.
— Наша пигалица, случайно, никуда не собралась? К бабке? К тетке?
— Ннет.
— Точно никуда не едет?
— Точно.
— Отлично! Садись, давай подвезу. Думал, что все-таки сбежит.
Федор рассмеялся одной ему известной шутке, а я подумала, что до знатока Ульянкиной психологии мне еще плыть да плыть.
Вечером перед сном я все-таки включила компьютер и телефон и была тут же закидана сообщениями от всех подряд. А я подумала-подумала, да и отправила Видинееву свое фото в черной комбинации. Испортить, так сказать, ему отдых с невероятной Грымзой в Китае.
Новая, двадцать вторая глава в жизни героини
Как хорошо, что утром мне не нужно было бежать сломя голову на автобус! Как хорошо, что февраль медленно, но верно заканчивался и как плохо, когда телефон надрывается прямо возле уха!
***
— Алло! Воробьева! Хватит подушку плющить! Федор ходит вокруг, как кот за сметаной. Сегодня позвал в театр. Идти?
— …конечно идти. И не звонить мне в такую рань!
***
— Алло! Воробьева?! Через два часа приезжай на Сталина. Встретишься с моим братом, поговорите об условиях работы. Понравится — соглашайся, не понравится- выходи на работу, не деградируй дома!
— …слушаюсь…Константин…Федрч, и повинуюсь!
***
— Аленочка, привет! Ты почему трубку не берешь? Беспокоимся, не случилось ли чего?
— … да у меня тут. работы вагон, разгружала вот, а телефон сел.
— Ну ты звони нам, милая, мы с папой волнуемся!
— хршо, мам, хршо!
***
Несмотря на то, что Маркиз всем своим видом просил меня остаться дома, пока я собиралась на собеседование в новое агентство, но я была тверда, как пилка для наращенных ногтей.
Собеседование со старшим Константиновичем у меня прошло великолепно. Компания была явно приличная, зарплата — выше, график — удобный, а офис — прямо под боком. Мы остались довольными друг другом, и договорились, что я приду к нему после того, как закончу все свои дела в своей фирме.
Жизненные изменения пошли мне на пользу — я совершенно спокойно уведомила руководство о том, что решила уйти, написала заявление без отработки (на усмотрение руководителя!) и отправилась на свое рабочее место с кристальным сердцем. Нет-нет и поднимала голову, встречаясь глазами с коллегами-пчелками, вспоминая все радостные и смешные моменты, Федор и Ульянка встречали мой задумчивый взгляд и понимающе улыбались.
Прощальную вечеринку я решила не закатывать, а ограничиться чаепитием в нашем огромном кабинете. Заказала пирогов, известных капкейков и подготовила небольшие подарочки своим коллегам. Мы весело проводили время, вспоминали всякие смешные истории, связанные, в основном с ситуациями, возникавшими по моей вине, и по-моему, чувствовали себя прекрасно.
— Дело было весной. Целый час шло совещание у нашего самого Главного. Он дотошно выспрашивает все и всех, все наши уже утомились, замучались, и вдруг открывается дверь и в зал совещаний, совершенно не смущаясь происходящим, вплывает она, — вещала Пелевина. — В ярко-красном платье, на высоченной шпильке, походкой от бедра, нагло осматривая всех взглядом «чего вы тут вообще все собрались», и садится на свое место. Генеральный обалдел от такого хамства и только поэтому ничего не сказал. Я смотрю на Воробьеву и тут вижу, что она медленно начинает краснеть и понимать, насколько опоздала — на целый час! И взгляд свой ехидный тут же меняет на виноватый, — любо дорого глядеть!
— Это когда время менялось, на час. Получилось, что у меня автоматически время на час изменилось, да я еще и вручную его подвела! Вот и все!
— Блондинка — есть блондинка! — хихикали пчелки.
— Вы представить себе не можете, что я почувствовала, когда поняла, что настолько опоздала. Захожу, по своим расчетам, на пятнадцать минут раньше назначенного, и смотрю, что все уже сидят, да что там сидят, уже все совещание кончилось, а я все пропустила!
Неожиданно для позднего послерабочего часа открылась дверь и в нашу стекляшку вошел Генеральный собственной персоной. Он подошел ко мне ближе, и я встала из-за стола.
— Добрый вечер! — сгладив мой насупленный взгляд, обратилась к начальнице Ульянка. — А мы тут Алену провожаем.