Нечто чудесное
Глава 16
Ко времени бала в доме лорда и леди Донли, который должен был состояться через две недели после дебюта Александры в обществе, девушка дошла до такого ужасного состояния, что почти не могла говорить; она чувствовала, что уже никогда не рассмеется от радости и не найдет утешения в слезах. Однако судьба распорядилась иначе.
По настойчивому требованию вдовствующей герцогини девушка вежливо, но неохотно согласилась танцевать с лордом Понсонби, неповоротливым, нудным, жеманным фатом средних лет, который, в полном соответствии с модой, пришепетывал, грассировал, одевался как павлин и напыщенно уведомил ее во время танца, что слывет в обществе человеком необычайно тонкого ума и прекрасно образованным. Сегодня он был облачен в оранжевые атласные панталоны до колен, из которых выпирал круглый живот, атласный жилет цвета сливы и длинный желтый парчовый фрак, так что при одном взгляде на него Александре представлялась огромная перезрелая дыня.
Когда танец закончился, вместо того чтобы подвести Александру к герцогине, сэр Понсонби, который, как слышала девушка, отчаянно нуждался в богатой жене, способной заплатить его громадные карточные долги, повлек ее в противоположном направлении.
– Прошу вас посидеть немного со мной в этом чудесном алькове, ваша светлость. Вдовствующая герцогиня упоминала вчера, что вы интересуетесь философией, и я буду рад немного просветить вас насчет одного из величайших философов древности – Горация.
Девушка немедленно поняла, что герцогиня, должно быть, крайне встревожена отсутствием у нее поклонников, если вынуждена признаваться Понсонби в не совсем приличествующих даме увлечениях Александры.
– Пожалуйста, не волнуйтесь, – уговаривал сэр Понсонби, не правильно истолковав причину колебаний Александры. – Я постараюсь ни на минуту не забывать, что вы дама и как таковая не способны понять сложности и тонкости логических построений. Положитесь на меня, я постараюсь не вдаваться в детали.
Девушка слишком пала духом, чтобы возмутиться столь уничижительной оценкой умственных способностей прекрасного пола, и, потерпев такое крушение, испытала легкую неприязнь к человеку, имевшему наглость обращаться с ней подобным образом. Боже, у него не хватало мозгов даже на то, чтобы не выглядеть корзиной с фруктами!
Изобразив на лице вежливый интерес, она позволила Понсонби подвести ее к алькову, отделенному от бальной залы шторами из алого бархата, подхваченными такими же бархатными шнурами. Только очутившись в алькове, Александра поняла, что там уже есть кто-то – молодая женщина в роскошном платье, с гордым патрицианским профилем и сверкающими волосами цвета золотой канители стояла у открытой стеклянной двери, полуобернувшись к ним, по-видимому наслаждаясь мгновениями одиночества и свежим воздухом.
Заслышав шаги, дама оглянулась, и Александра сразу узнала леди Мелани Камден, прелестную молодую жену графа Камдена, только что вернувшуюся в Лондон из деревни, где она гостила у сестры. Александра присутствовала на балу, где впервые в этом сезоне появилась графиня Камден. Девушка издали наблюдала, как толпа самых блестящих молодых людей и дам осаждает леди Камден, приветствуя ее с нескрываемым восторгом. Александра с легкой завистью подумала тогда, что леди Мелани в отличие от нее, несомненно, принята обществом.
Поняв, что они нарушили уединение дамы, Александра робко улыбнулась, безмолвно извиняясь за вторжение. Графиня приняла извинение легким наклоном головы и безмятежно повернулась к стеклянной двери.
Лорд Понсонби, однако, либо не заметил графиню, либо решил попросту не обращать на нее внимания. Налив себе бокал пунша из чаши, стоявшей на столе, он прислонился к одной из мраморных колонн и разразился напыщенными и крайне неточными рассуждениями на тему философских изречений Горация о честолюбии. Правда, при этом он упорно не сводил глаз с груди Александры.
Девушка, не привыкшая к тому, что ее раздевают взглядом, пусть даже такое ничтожество, как Понсонби, была настолько смущена и расстроена, что едва заметила, как он ничтоже сумняшеся приписал афоризм Сократа Горацию, а также тот интересный факт, что графиня Камден при этом быстро оглянулась, словно испугавшись.
Минуту спустя лорд Понсонби самоуверенно объявил:
– Я согласен с Горацием, который утверждает, что «честолюбие – одна из самых сильных страстей, бушующих в человеческом сердце, и каких бы высот мы ни достигали, все равно не удовлетворяемся этим и хотим большего…»
Вконец выведенная из себя этим неотступным взглядом и не сознавая, что леди Камден обернулась и слушает лорда Понсонби со смесью неверия, удивления и плохо скрытого веселья, Александра еле слышно пробормотала:
– М-Макиавелли.
– Гораций, – возразил сэр Понсонби. Внезапно, к ужасу Александры, это нелепо одетое существо поднесло к глазам лорнет и направило его на вздымающуюся над корсажем белоснежную плоть, одновременно пытаясь небрежно опереться о колонну. К несчастью, увлекшись столь соблазнительным зрелищем, он не удосужился оглянуться, чтобы проверить, где именно находится колонна.
– Теперь вы, возможно, начали немного разбираться, – провозгласил он, откидываясь назад и широко разводя руками, – почему изречения Горация заставили… А-а-ай!
Он с шумом рухнул навзничь, перевернув столик с чашей и сорвав занавеску, и приземлился в этой неприличной позе у ног трех потрясенных джентльменов, как никогда напоминая в эту минуту огромную вазу с фруктами, политыми пуншем.
Не в силах подавить безумное желание расхохотаться, Александра зажала рукой рот, развернулась и оказалась лицом к лицу с графиней Камден, которая, в свою очередь, прикрыв рот, уставилась на Александру. Плечи Мелани тряслись, огромные зеленые глаза влажно блестели. Молодые. женщины, не сговариваясь, бросились к двери так поспешно, что столкнулись при этом, и выскочили на балкон. Только оказавшись в безопасности, они прислонились к стене и разразились звонким хохотом.
Не обращая внимания на то, что холодный камень впивается в лопатки, они смеялись и смеялись, изнемогая от чистой, незамутненной радости, задыхаясь и вытирая катившиеся по щекам слезы.
Когда ураган немного утих, сменившись короткими приступами смешков, графиня Камден повернулась к Александре и, заикаясь, пробормотала:
– Л-лежа на сп-пине, он в-выглядел в точности как гигантский поп-пугай, свалившийся с д-дерева.
– Ну а мне он показался вазой с фруктами, нет… с фруктовым пуншем, – объявила Александра, едва ворочая языком, и обе снова расхохотались.
– Б-бедняга Понсонби, – хихикнула леди Камден, – сражен во цвете лет призраком Макиавелли за то, что приписал его слова Горацию.
– Вполне в духе Макиавелли, – выдохнула Александра.
И две элегантно одетые молодые женщины в который раз предались безграничному веселью с восторгом босоногих ребятишек, резвящихся на лугу.
Когда они наконец успокоились, Мелани, с трудом переводя дух, облокотилась на перила и с нескрываемым любопытством посмотрела на Александру.
– Откуда вы знали, что эта мерзкая личность перепутала Горация с Макиавелли?
– Я читала и того и другого, – виновато призналась Александра после долгой паузы.
– Кошмар! – с притворным ужасом охнула графиня. – Впрочем, я тоже.
Александра широко раскрыла глаза:
– Но у меня создалось впечатление, что на женщину, читающую классиков, ложится несмываемое клеймо синего чулка.
– Обычно именно так и бывает, – беспечно кивнула Мелани. – Но в моем случае общество склонно смотреть сквозь пальцы на слишком… неженский интерес к вещам, выходящим за пределы вышивания и мод.
Александра наклонила голову набок, не сводя зачарованного взгляда с Мелани:
– Но почему?
В голосе леди Камден послышалась нежность:
– Потому что мой муж уничтожит любого, кто посмеет усомниться в том, что его жена – само совершенство.
Неожиданно она пристально уставилась на Александру и с подозрением осведомилась: