Лекарство для империи. История Российского государства. Царь-освободитель и царь-миротворец

Вот перечень ключевых участников фантасмагорической охоты, в которой царь был дичью, а на охотников, в свою очередь, охотилась полиция всей Российской империи.
Единого руководителя в Исполнительном комитете не было, но ведущую роль вначале там играл 24-летний Александр Михайлов, обладавший незаурядными способностями организатора, конспиратора и финансового распорядителя. Он был, как почти все они, из студентов, поверивших в революцию. Ушел в народ, много бродил по Руси, жил среди раскольников, привлеченный их духом антигосударственного сопротивления. Состоял в «Земле и воле», был одним из инициаторов перехода к террору. Знаменитая впоследствии революционерка Вера Фигнер сказала про него: «Неоценимый страж всей нашей организации, тип хозяина-устроителя, от бдительности которого не ускользала ни одна мелочь, касающаяся нашей безопасности». Готовя убийство царя, Михайлов изучил все проходные дворы Петербурга, за что получил кличку Дворник. Вот кредо Михайлова-Дворника, его собственными словами: «Жизнь для меня – это постоянная борьба всеми силами существа во имя идеи. Смерть же много лучше прозябания и медленного разрушения. Поэтому я так спокойно и весело жду приближающегося момента небытия». Он действительно был человек веселый. Все мемуаристы про это пишут.
Другим руководителем был волевой, всеми уважаемый 28-летний Андрей Желябов по кличке «Борис», выходец из крепостного крестьянства, получивший образование благодаря своим способностям и упорству. По словам другого народовольца, это был «генерал между всеми социалистами» – имелись в виду лидерские качества Желябова. Он был прекрасным оратором, хорошо разбирался в людях, обладал неиссякаемой энергией. «История движется ужасно тихо, надо ее подталкивать», – так объяснял Желябов мотивы своей вовлеченности в революцию. Впоследствии профессиональных подпольщиков в России появится много, но Желябов был одним из первых. На допросе он скажет: «Жил на средства из фонда для освобождения народа. Жил под многими именами; называть их считаю неуместным».
У Желябова была гражданская жена (церковного брака в этой среде не признавали), товарищ по партии, 26-летняя Софья Перовская. Она принадлежала к совсем другой страте общества, высшей аристократии. В шестидесятые годы ее отец служил столичным губернатором, затем – одним из руководителей министерства внутренних дел. Софья семнадцатилетней ушла из дома, была учительницей в народной школе, фельдшерицей. Будучи арестована, бежала от жандармов и перешла на нелегальное положение. Тоненькая, хрупкая, она выглядела подростком, но имела железный характер. «Мы затеяли большое дело, – сказала она однажды. – Быть может, двум поколениям придется лечь на нем, но сделать его надо».
23-летний Степан Халтурин, в отличие от большинства товарищей, образования не имел. Он вырос в крестьянской семье, выучился на краснодеревщика и до ухода в революцию зарабатывал на жизнь физическим трудом. Относил себя к рабочему классу, попробовал создать первую русскую рабочую партию, а когда ее разгромила полиция, стал мечтать о том, что тирана-царя убьет именно рабочий. Халтурин не был ни теоретиком, ни организатором, это был исполнитель, человек действия.
Когда стало ясно, что после соловьевского покушения «на прямой выстрел» к царю уже не подобраться и что убить его можно только бомбой, очень важной фигурой в организации стал талантливый химик-самоучка Николай Кибальчич. В 1879 году ему было 26 лет, но он уже отсидел три года в тюрьме за распространение нелегальной литературы. Выпущенный под надзор полиции, ушел в подполье. Кибальчич в домашней лаборатории производил динамит и нитроглицерин, разработал переносные взрывные снаряды собственной конструкции. Эти, как тогда говорили, «адские машины» работали безупречно.
Народовольцы:
А. Желябов
 
Н. Кибальчич
Н. Клеточников
С. Халтурин
С. Перовская
 А. Михайлов
Еще один важный член тайной организации напрямую в подготовке не участвовал, но без него предприятие не состоялось бы. Николай Клеточников, самый старший по возрасту, но все равно лишь 32-летний, тоже был из людей особенных, однако иного рода. Неизлечимо больной чахоткой, он решил посвятить остаток жизни великому делу освобождения, сам вышел на подпольщиков и предложил использовать его на пользу революции. С начала 1879 года он служил в канцелярии Третьего отделения, имел доступ к секретным сведениям и передавал их народовольцам, благодаря чему полиции очень долго не удавалось выйти на их след. Вот как объяснял Клеточников на суде свою двойную жизнь: «До тридцати лет я жил в глухой провинции, среди чиновников, занимавшихся дрязгами, попойками, вообще ведущими самую пустую, бессодержательную жизнь. Среди такой жизни я чувствовал какую-то неудовлетворенность, мне хотелось чего-то лучшего. Наконец попал в Петербург, но и здесь нравственный уровень общества не был выше. Я стал искать причины такого нравственного упадка и нашел, что есть одно отвратительное учреждение, которое развращает общество, которое заглушает все лучшие стороны человеческой натуры и вызывает к жизни все ее пошлые темные черты. Таким учреждением было III отделение. Тогда, господа судьи, я решился проникнуть в это отвратительное учреждение, чтобы парализовать его деятельность».
Единоборство небольшой группы заговорщиков-народовольцев и государственной махины продолжалось полтора года и завершилось победой не Голиафа, а Давида. После нескольких неудачных попыток террористы все же своего добились.
К этому времени Александр II уже трижды становился объектом покушения. Кроме Каракозова и Соловьева в царя еще стрелял польский эмигрант – в 1867 году, во время высочайшего визита в Париж. Пятифранковый пистолет разорвался в руке стрелявшего, девятнадцатилетнего Антона Березовского, поэтому французы несостоявшегося цареубийцу не казнили, а всего лишь отправили на каторгу (что ухудшило отношения между двумя странами и вскоре, во время прусской войны, дорого обойдется Луи-Наполеону).
«Народная воля» действовала по-другому. Было решено, что проще всего убить царя в дороге – когда он осенью будет возвращаться из Крыма. Техники приготовили не одну, а три бомбы – для подстраховки. Три тщательно законспирированные группы заложили динамит под рельсы близ Одессы, Александровска и на подъезде к Москве. Кропотливая работа длилась три месяца и не привлекла внимания полиции.
Одесская мина не понадобилась, потому что царский поезд поехал по другой ветке. Под Александровском не сработал механизм. Московский заряд 19 ноября 1879 года взорвался и пустил состав под откос, но это был поезд, в котором ехала свита. Заговорщики были неправильно информированы о порядке следования кортежа.
И сам факт покушения, и новаторский метод, и масштаб потрясли всю страну. На следующий день после благодарственного молебна в Успенском соборе Александр обратился с речью к «представителям сословий»: «Я надеюсь на ваше содействие, чтобы остановить заблуждающуюся молодежь на том пагубном пути, на который люди неблагонамеренные стараются ее завлечь. Да поможет нам в этом Бог». Обращаться за помощью к обществу и уповать на Бога царю пришлось, потому что полиция не имела ни малейшего понятия, как разыскивать злодеев, осуществивших столь сатанинский замысел. Не вызывало сомнения только одно: виновата какая-то молодежь – до такой степени очевидно было противостояние «старой» и «молодой» России.