Ледяные крылья

Внимание приковано к девушке в морском платье.
Наяда.
Как такое может быть? Она погибла... Милита убила!
Но ведь труп Эгорд не нашел.
Как же Наяда спаслась? И что за место там, за водопадом?
– Девушка ослаблена, – заключает Халлиг, – много месяцев без еды и воды, но странная магия, что держала в глубоком сне, расходовала ее силы крайне экономно, признаков истощения и обезвоживания нет, угрозы жизни тоже. Думаю, надо просто ждать, когда проснется, остатки усыпляющей магии в ближайшее время себя исчерпают.
Эгорд кивает, взгляд не может оторваться от переливов на платье, от удивительного лица, так хочется удержать в памяти, но стоит глаза закрыть, представить... Ничего.
– Ты ее знаешь, – догадывается Халлиг.
– Да...
Жрец поднимается.
– Что ж, надеюсь услышать эту часть истории, но сейчас надо возвращаться к делам. Все, что мог, сделал. Останешься тут?
Эгорд кивает.
Халлиг берется за ручку двери.
– А что с демоном?
Эгорд сбивчиво рассказывает, где Хафал, просит запереть в более надежной камере, зачаровать не только решетку, но и стены. Жрец кивает, дверь за ним захлопывается, Эгорд остается с Наядой наедине.
Опускается в кресло рядом с постелью, нежные, как лепестки, пальцы оказываются в железной мужской руке. В окна дышит океан, стрекочут ночные насекомые, долетают голоса чаек...
Так проходит ночь.
Веки разлепляются, воздух наполнен медовым утренним светом, голова Эгорда на краю постели, рука держит пальцы Наяды, он сам на коленях, ноги напитаны прохладой пола, взгляд упирается в девичью талию, в синеватые меняющиеся узоры на платье, метаморфозы завораживают, время словно остановилось...
– Платье подарил отец, когда мне было пять, – вкрадывается женский голос. – Оно волшебное, живое... Росло вместе со мной.
Эгорд голову поднимает.
Волосы Наяды раскиданы по подушке, лицо склонено к Эгорду, из-под ресниц смотрит морская глубина.
Эгорд заключает девушку в объятия.
– Наяда...
Хочется стиснуть, но доспехи прижимаются к платью осторожно, вдохнуть страшно: чешуя выгнется, сдавит хрупкое тельце. Руки Наяды ложатся воину-магу на спину, едва ощутимый бугорок скулы прижимается к щетине.
Минуты растягиваются, мир уменьшен до симфонии двух дыханий: Эгорд прислушивается к этим прекрасным волнам, его грудь опускается, когда вздымается грудь Наяды, и наоборот...
Наконец, Наяда заглядывает Эгорду в глаза.
– Я должна была умереть...
– Ты жива, любимая.
Воин-маг проводит пальцами по щеке, розово-молочная кожа отзывается упругостью. Взгляд девушки робко проскальзывает по комнате.
– Где я?
– В безопасности.
– На острове?
– Да. В крепости.
В глазах Наяды рождается испуг.
– Но маги...
– Не бойся. Магов больше нет. Здесь только я и мои друзья.
Это не совсем так, но говорить про демона пока смысла нет, главное, чтобы Наяда успокоилась.
– Любимая, помнишь, что с тобой случилось?
Наяда погружается в задумчивость...
– Да... Припоминаю... Не знаю, что это было, но как было, помню…
Эгорд извлекает из торбы горстку флаконов с разноцветными зельями, хрусталь позвякивает, крышечки отрываются с тихим «чпоком», воин-маг поит возлюбленную полезными и приятными на вкус жидкостями, сонливость Наяду покидает, веки моргают чаще, взгляд становится собранным.
– Любимая, обещаю, расскажу все, но сперва расскажи, что было с тобой после того, как твой...
Эгорд глотает слово «отец». Рано. На девочку и так свалилась гора неожиданностей, ни к чему добивать еще и тем, что отец был превращен в монстра.
– ...как то чудовище лишило тебя сознания.
Наяда сосредоточенно вспоминает, Эгорд садится сбоку, нежно, но плотно прижимает девушку к себе, словно хочет стать ее щитом от всего на свете, даже от пылинок и сквозняка, чтобы не мешали вспоминать.
– Очнулась в доме старосты, – начинает Наяда. – За мной ухаживали его служанки старосты, а потом пришел он сам. Не кричал, но тон был очень суровый. Деймус говорил, что понимает мое стремление помочь тебе, но осуждает. Мой поступок едва не сорвал планы магов, поставил под угрозу жизнь селения. Сообщил, что маги все-таки забрали тебя и твоих спутников, а потом сказал, чтобы шла мыть посуду, которая осталась после пиршества. И ушел. Часа два проревела, успокоилась и пошла мыть, лишь бы не оставаться наедине с мыслями...
Наяда умолкла, наверное, вытягивает из памяти следующую ленту воспоминаний, Эгорд мерно гладит плечо.
– Когда перемыла часть посуды, – продолжает Наяда, – пришел Луф, хозяин таверны, и велел передохнуть, а заодно сходить за гору, набрать на противоположном склоне шипучих ягод. Я обогнула гору, забралась на склон, стала искать кустики с ягодами, ощипывать, а когда корзинка заполнилась наполовину, услышала грохот и рев. Думала, опять взбесился один из береговых спрутов, с ними время от времени бывает. Но из-за горы в небо пополз дым, услышала крики. Побежала обратно, а когда стало видно селение, увидела дома в огне. Огня и дыма было так много, целая огненная крепость, чуть сознание не потеряла от ужаса...
Воспоминания заставляют девушку сжаться, напрячь мышцы, тело становится твердым как деревце, Эгорд прислоняет губы к виску, обнимает девушку чуть сильнее, она вжимается в доспехи, словно пытается утонуть в почему-то оледеневшем болоте.
Но сколь бы ни было велико упорство, напрягаться сверх меры долго не выйдет. Более-менее Наяда расслабилась.
– Сквозь толщу пожара разглядеть было трудно, – доносится из-под волос меланхоличный голос. – Видела белые фигурки людей, разбегались кто куда, хаос полный, но кольцо огня не выпускало. Но самое страшное, над пожаром летал костяной дракон! Драконий скелет, кости горели фиолетовым пламенем... О боги, Эгорд, сама себе не хочу верить. Сошла с ума, заставляю тебя выслушивать бред...
Эгорд покачивает девушку в объятиях.
– Тшш… Все хорошо, это в прошлом. Просто образы из памяти... Расскажи, что было дальше.
Через какое-то время Наяда продолжает:
– Дракон заметил меня. Я выронила корзину, побежала назад, за гору, сломя голову, думала, конец. Бегство помню плохо… Когда ощутила спиной порыв воздуха от крыльев, обезумела совсем, помню только свой крик. Свет резко сменился тьмой. Подумала, что оказалась у дракона в пасти, или он просто клюнул тяжеленной костью по голове, и я умерла. Но постепенно дошло, что сижу на каменистой земле в пещере, вжимаюсь в стену, заткнув уши, а дракон ревет, пытается разбить узкий вход. А потом случился обвал, грохот бы страшный. Тьма стала плотнее, я скрутилась как ежик, что-то подвывала, но опустилась тишина, и я замолчала, наверное, просто от бессилия...
Наяду сковало молчание, дышит судорожно, губ касается еще одна бутылочка с волшебным зельем, Эгорд заботливо вливает в рот новую порцию спокойствия и собранности.
Наяда обнимает колени.
– Пошла на ощупь. Тьма была кромешная, холод, сырость, запах земли. Много раз утыкалась в тупики, разворачивалась, опять шла куда-то... Иногда оседала порыдать, но скоро от такой роскоши пришлось отказаться, начала мучить жажда, переводить воду в слезы стало расточительно. Не знаю, сколько длилось, кажется, вечность, готовилась к медленной изнурительной смерти, но в какой-то момент услышала шум реки. Вышла на открытое пространство, увидела реку, синюю бурную полосу в пене, и водопад того же цвета. Рассудок помутился, как тогда, с драконом, только теперь от радости.
Девушка перевела дыхание.
– Когда напилась, лежала на берегу. Не сразу осознала, что могу видеть, и насторожилась. Вокруг хоть и был простор, но это по-прежнему оставалось замкнутой пещерой, свет проникать не мог. Тем не менее, реку видела. Взялась гадать, где источник света, и тут дошло... Водопад! Точнее, то, что за стеной воды. Вдруг ощутила…
Ее тон резко изменился.
– Ощутила, что сильно хочу спать. И в то же время, очень захотелось узнать, что по ту сторону водопада... Зашла в воду… Дальше помню плохо. Сознание плыло, на душе стало приятно, спокойно... Будто взял на руки бог и убаюкивал как младенца. Это иногда сопровождалось странными видениями: какие-то комнаты, коридоры, лестницы, пещеры... Их было очень много, не запоминала, но главное – был покой... Бесконечный покой...