Заклинание, убивающее миры (СИ)

Драко старается сдерживать победоносную улыбку, невольно понимая, что со стороны это выглядит как насмешка, а ему сейчас вовсе не до смеха.
Он снова подходит к Гермионе. Обнимает, заглядывает в глаза, в надежде не увидеть там пустоту.
Он успел, её взгляд уже почти погас. Она шмыгает носом и снова прячет глаза.
— Глупая, — шепчет Драко, — глупая, моя девочка… не бойся, я не обижу тебя!
Гермиона только что чуть не совершила огромную ошибку! Чуть не позволила эмоциям взять верх над здравым смыслом. Чуть не отдалась Малфою просто из-за того, что боялась остаться одна. Или это уже что-то другое? Что-то глубинное, похожее на безумие. Наверно, именно так сходят с ума — позволяя себе напрочь отключить мозги. Ведь если думать трезво…
— Глупая моя девочка… не бойся, я не обижу тебя!
…И желание думать исчезает!
Драко не ушёл. Он стерпел её отказ и принял его. Он уважает её решение. Он гордится своей уникальностью в её глазах. И он действительно не хочет причинить ей новую боль. Ведь, по непонятной ему пока причине, её боль отдаётся в его груди, заглушая иные чувства. И плевать на магическую повязку и метку, убивающую его. Важно только забрать всё плохое у Грейнджер, не позволить ей поддаться страху и не испугать.
— Я не обижу тебя! — твёрдо повторяет он. — Не бойся. Ты мне веришь?
Верить Малфою? Что за чушь. Но Гермионе мучительно хочется верить ему. Потому что он не уходит, оставляя её одну. Потому что вновь сквозь ненависть и презрение он остается рядом, в тёмной библиотеке, спасая её от кошмарных воспоминаний и сейчас, принимая её выбор и обещая не обидеть. Потому что Малфой — первый человек в этом чёртовом мире, который остаётся рядом с ней скорее не «потому что», а «вопреки всему».
И ей так хочется верить, что он делает это ради неё, а не ради проклятой книги, которую Гермиона под страхом Азкабана стащила для Малфоя из Тайной Секции.
— Почему ты не ушёл? — не поднимая глаз спрашивает она, путаясь пальцами в расшитом серебром манжете его мантии.
— Потому что я хочу остаться здесь. Тебя это не устраивает?
— Устраивает…
— Грейнджер, — Драко отстранился немного, стараясь взглянуть ей в лицо, — точно всё хорошо?
— Угу, — она снова жмётся к его груди. Сейчас надо спросить, надо задать вопрос, который задавать очень страшно. — Малфой, почему ты остался со мной?
— Я так хочу. Мне этого достаточно.
— А книга?
— Что книга? Ты думаешь, я остался из-за книги? Я сволочь, Грейнджер. Но я не стал бы поступаться своими принципами даже для того, чтобы ты достала книгу. Я всегда всё делаю, потому что я так хочу. Я с тобой, потому что я хочу быть с тобой. Надеюсь, одного раза достаточно и повторять мне не придётся. А ты почему со мной, а, Грейнджер?
«…И не дай Мерлин тебе сказать, что ты решила помочь мне из жалости…»
— Потому что с тобой не страшно.
Драко сильнее прижал её к себе. Смелая спасительница мира. Защитница слабых. Мракоборец и боец с Пожирателями. Что сделала с тобой война, если ты прячешься от страха на груди самого подлого и корыстного человека на свете?
— Всё будет хорошо, Грейнджер! Не бойся меня. Тебе я вред не причиню. Веришь?
— Очень хочу верить…
Мир рушится, превращаясь с каждым вдохом в новый, альтернативный мир. В котором возможно, что Гермиона Грейнджер поверит когда-нибудь Драко Малфою. И сейчас есть только два человека в этом пыльном тупике старого замка. В тишине каменных стен. Два уникальных в своём роде человека. Которые с каждой минутой становятся друг для друга совершенно особенными.
А ещё теперь каждый из них знает, что «Никто» обрёл лицо и имя.
====== Кредит недоверия ======
Гермиона не пошла к Макгонагалл. Не отнесла ей книгу и ничего не сказала. А ещё, не сказала Гарри о том, почему глупо улыбалась вечером в гостиной и была несобранная. Не сказала Рону, что не пойдёт с ним на танцевальный вечер. Не сказала Джинни, что целовалась и почти отдалась Малфою в коридоре возле кабинета директора.
Это было неправильно и очень странно — вспоминать его прикосновения, его тепло и запах.
Малфой всегда был врагом. Сыном человека, пытавшего их друзей, и чуть не убившего их самих. Был ли он Пожирателем Смерти? Гермиона знала — не был. Во-первых, ему не исполнилось на тот момент восемнадцать лет, а Волдеморт не клеймил несовершеннолетних. А во-вторых, ей просто очень хотелось, чтобы так и было. И даже когда они давали показания в Визенгамоте, рассказывая, как Малфои помогали в борьбе с Волдемортом. У Гарри спросили тогда, видел ли он метку у Малфоя младшего в ту ночь, когда умер Дамблдор. И Гарри сказал, что не видел. Гермионе очень хотелось верить, что это так. Она спросила после суда, правда ли это? Гарри смутился и болтал что-то про милосердие.
Снова чёртово милосердие. Последнее время это слово преследовало Гермиону. Хотя, после всего, что случилось, милосердной стоило быть самой к себе. Немного расслабиться, поверить в то, что не всё в той финальной битве зависело от неё. Что на её руках нет вины за гибель друзей.
А ещё, простить себя за то, что не испытывала больше ничего к Рону. Её Рону, такому родному и привычному. Такому, казалось, надёжному.
Слова Малфоя о том, что друзья воспользовались ей, обидели и запали в душу. Ни Рон ни Гарри никогда не поступили бы так. Они ведь прошли вместе кромешный ад под названием «война». Гермиона верила в это до сих пор и не позволяла мерзкому манипулятору убедить её в обратном. Но его слова звучали в ушах, уверяя в том, что друзья думали только о себе, в то время, как она старалась думать о мире, о них, обо всех вокруг… только не о себе самой.
Гермиона злилась на Малфоя за его слова и в то же время злилась на себя за то, что поверила тогда каждому его слову. Он будто гипнотизировал её, как удав кролика. Змей! Недаром, что он со Слизерина!
Гарри и Рону Гермиона не сказала, что помогает Малфою. Сказала, что книгу ей добыть не удалось. Гарри, видимо, даже поверил. Или сделал вид, что поверил. А Рон — не поверил. Рон весь день ходил следом, напоминая Гермионе обо всех ужасных событиях, которые были связаны с семьей Малфоев. Он припомнил и несостоявшуюся казнь Клювокрыла и матчи по квиддичу, и отряды Амбридж, и смерть Дамблдора… всю грязь, с которой у них ассоциировалась фамилия «Малфой». В какой-то момент Гермионе стало не по себе от мысли, что она поверила Драко. Ведь раз за разом, выуживая из памяти всё то, что происходило с ними, она осознавала: помогать ему нельзя. Отдать заветную книгу было бы самым безрассудным решением, даже несмотря на всё то, что происходило в тупичке накануне. Надо было держаться от Малфоя подальше. Но остановиться она уже не могла. Не могла отказаться от возможности увидеть ненавистное, бледное лицо Хорька. Прижаться к нему и ничего не бояться. Потому что он обещал, что всё будет хорошо и что он не обидит.
После занятий Гермиона улизнула в спальню под предлогом головной боли и принялась разбираться в книге. Изучала каждую главу и страницу фолианта с невероятным усердием, прогоняя от себя мысли о Малфое. Она обещала помочь. И только! Или не только…?
Гермиона находила выжимки и главы, переписывала их и конспектировала. Ей казалось, что так она сможет уберечь книгу от плохих рук, в которых, она была теперь уверена, книга могла стать страшной вещью. Как бы хорошо Драко не целовался, он всё же был сыном Люциуса Малфоя. А это означало, что надо по-прежнему быть осторожной с ним.
На следующий день они встретились после занятий на десятом этаже в башне над кабинетом Прорицаний, который сейчас пустовал из-за отставки профессора. Прямо из кабинета наверх на чердак Сивилла Трелони установила небольшую лестницу, ведущую через люк в комнату со сводчатыми окнами. Люк запирался, и предполагалось, что там профессор будет хранить свои книги и бумаги. На деле же прорицательница была склонна к огневиски и в древних шкафах хранила свою коллекцию. Возможно, работа с детьми, стресс, постоянные входы в состояние предвидения плохо сказывались на её нервном состоянии. Поэтому устроить прямо над кабинетом себе маленький филиал Трёх Мётел оказалось для неё отличным выходом.