I need a doctor (СИ)

В просторном и, на мой взгляд, излишне светлом медицинском отсеке этим вечером я была единственным посетителем — последние приключения прошли бесследно для членов экипажа, рулевому Сулу удалось вывести флагман из-под обстрела клингонскими торпедами с минимальными повреждениями вроде потрепанной внешней обшивки, и потряхивай меня от избытка адреналина в крови чуть меньше, я бы обязательно съязвила на тему того, что двенадцатая палуба целиком и полностью в моем распоряжении. После схлынувшего напряжения и сбивающего с ног облегчения, охватившего меня в тот момент, когда я осознала, что все позади, хотелось то ли громко, истерически смеяться, то ли рыдать от всего пережитого, но я сразу же дала себе мысленную установку, что поддамся эмоциям позже, когда буду в собственной каюте в гордом одиночестве. Жаль только, что отпускать меня навстречу тихому одиночеству никто не спешил.
В первые же минуты, стоило только оказаться на «Энтерпрайзе», я была бесцеремонно поймана за шиворот Леонардом, почувствовавшим себя в своей стихии, и даже Кирк не стал спорить с решительно настроенным офицером, вместе с шефом Торнтоном отправившись лично размещать арестованных контрабандистов в гостеприимных камерах флагмана Федерации. Все еще пребывающий без сознания Харпер радовал глаз надежными наручниками, застегнутыми на его запястьях, но полюбоваться рожей этого гада за плотным тюремным полимером мне не позволили. Севший на своего любимого коня Боунс, крепко удерживая меня от побега, уже с кем-то громко ругался по коммуникатору, велев приготовить все необходимое оборудование и какие-то препараты с зубодробительными названиями, и мне оставалось только тяжело вздохнуть, понимая, что отделаться от доктора не получится. Сильная рука, крепко сжимающая запястье, разгоняла по коже целый табун мурашек, в памяти настойчиво всплывали воспоминания о недавнем поцелуе, и губы, как мне казалось, полыхали огнем, заставляя с преувеличенным интересом рассматривать носки собственных ботинок.
Оказавшись, наконец, в медицинском отсеке, МакКой отпустил мою руку, но только затем, чтобы усадить меня на уже знакомую кушетку, и, пыхтя от недовольства, с головой уйти в изучение многочисленных шкафчиков и их содержимого. Спрашивать у явно взвинченного мужчины, куда делся младший медперсонал и что он собирается делать с моей неблагополучной персоной, я разумно опасалась, покорно позволяя доктору водить перед моим лицом трикодером и вводить многочисленные инъекции, и только каждое прикосновение горячих пальцев будило внутри совсем не те мысли, которые следовало. К чести Леонарда нужно отметить, что смотрел он с исключительно профессиональным интересом, даже когда снимал с меня порванный гольф, залитый кровью, то ли моей, то ли чужой, я даже не хотела об этом думать. Взгляд серо-зеленых глаз внимательно изучал каждое повреждение на смуглой коже, скользил по темным линиям татуировок, сопровождаемый мягкими, почти невесомыми прикосновениями, от которых по телу бежали мурашки, и только однажды мне показалось, что дыхание мужчины всего лишь на какое-то мгновение предательски сбилось.
После тщательной проверки, когда мне начало казаться, что в медотсеке я нахожусь уже целую вечность, оказалось, что все не так плохо, как выглядело на первый взгляд. Многочисленные ушибы и ссадины не представляли особой опасности, опасения Леонарда на счет трещин в ноющих ребрах тоже не подтвердились, и единственным серьезным повреждением было уже вправленное запястье, на которое доктор наложил тугой бандаж. К тому моменту введенные болеутоляющие уже понемногу переставали действовать, мне отчаянно хотелось принять душ и лечь спать, а рот буквально раздирала зевота, и я то и дело прикрывалась ладошкой, потирая сонные глаза.
 — На две недели тебе противопоказаны любые физические нагрузки на поврежденную руку, — негромкий голос МакКоя, раздавшийся неожиданно близко, заставил встрепенуться, и я тряхнула головой, сбрасывая сонливость. Подошедший ко мне мужчина склонился к моей многострадальной конечности, водруженной на специальный высокий столик, а я, мазнув взглядом по темной вихрастой макушке, лишь пожала плечами, совсем не желая спорить. — Я предупрежу Джима и лейтенант-коммандера Торнтона, пусть снимут тебя с дежурств.
 
 — Подумаешь, будто раньше такого со мной не случалось, — в голос пробился смешок, когда я вспомнила, в каких только передрягах мне ни приходилось бывать в подростковом возрасте. Вывихнутое запястье было из них не самой крупной. — К тому же, если вдруг что-то случится, я всегда могу обратиться за помощью к главному доктору «Энтерпрайза».
 — Это не смешно, Тея.
Леонард говорил тихо, почему-то слишком уж серьезно, и улыбка тут же слетела с моих губ, словно стертая ластиком. Тяжело вздохнув и на какое-то мгновение замерев, мужчина медленно выровнялся, нависая надо мной с высоты своего немаленького роста, и мне пришлось запрокинуть голову, чтобы видеть его глаза. Хмурое выражение лица не было для МакКоя чем-то таким уж необычным, я скорее удивилась бы широкой усмешке, если бы она вдруг исказила знакомые черты, но впервые за все время нашего знакомства доктор смотрел на меня…
Так…
Вместо всегда уверенного и сердитого мужчины передо мной стоял молодой, растерянный мальчишка, словно бы не знающий, куда деть свой взгляд. Серо-зеленое полотно то и дело темнело от бушующей внутри Боунса бури, на крепкой шее от охватившего его напряжения вздулись жилы, и даже дыхание было рваным, поверхностным, будто он задыхался после ночного кошмара, отчаянно пытаясь вернуться в реальность. Одна его рука, все еще лежащая поверх моей ладони, неосознанно поглаживала причудливые линии татуировки, прячущейся под плотной тканью бандажа, а вторая, безвольно опущенная вдоль тела, то и дело крепко сжималась в кулак, от чего проступали под кожей тугие веревки вен.
МакКой был встревожен и подавлен, и мне на мгновение до безумия захотелось крепко обнять его и никогда не отпускать.
 — Леонард… — начала было я, однако мужчина не позволил мне продолжить, заговорив первым:
 — Знаешь, в чем твоя самая большая проблема? Ты слишком самоуверенна и слишком самостоятельна, — в негромком хриплом голосе звучал неприкрытый упрек. — Что бы ни случилось, что бы ни произошло, ты каждый раз словно пытаешься кому-то доказать, что сможешь справиться со всем, и что ничья помощь тебе не нужна. И знаешь, к чему это приводит? К тому, что кому-то все равно приходится вытаскивать твою задницу из передряг, — шумно выдохнув и подобравшись, словно перед затяжным спором, Боунс сложил руки на груди, мгновенно став казаться еще более внушительным, и я по сравнению с ним почувствовала себя мелким недоразумением. Это ощущение заставило меня поежиться, пряча глаза от внезапно всколыхнувшегося чувства стыда. — Сначала ты бросилась под нож, чтобы прикрыть меня, потом рванула на подбитый корабль, даже не зная, что может тебя там ожидать, сорвалась на станцию, полную разных отморозков и преступников, потащила за собой Чехова прямо в логово контрабандистов…
На фамилии энсина в хриплый голос пробилось отчетливое недовольное рычание, и я тут же с готовностью вспыхнула, вспоминая сцену того злосчастного поцелуя, свидетелем которому стали капитан «Энтерпрайза» и его закадычный друг в маленьком, темном переулке. Тот факт, что за всеми прошедшими событиями о нашей импровизации никто не вспоминал, видимо, ничего не значил, потому что МакКой недвусмысленно дал мне понять, что он-то все очень хорошо помнит. На Пашку, примчавшегося проведать меня в медотсек сразу после нашего возвращения, док смотрел с плохо скрываемым бешенством в то и дело темнеющем взгляде, крепко сжимал в руках гипошприц, словно мечтая использовать его не по назначению, а спустя пару минут и вовсе выгнал моего друга взашей, велев не путаться под ногами и не мешать работать. Незнакомые нотки, пробившиеся в бархатный баритон при этом, задевали внутри меня оголенный нерв, и я всячески запрещала себе даже думать о том, что Леонард просто-напросто…