Шпион и предатель. Самая громкая шпионская история времен холодной войны

Для Запада эта аббревиатура была синонимом внутреннего террора и внешней агрессии и подрывной деятельности, сокращенным наименованием всей жестокости тоталитарной системы, сосредоточенной в руках безликой официальной мафии. Совсем иначе относились к КГБ те, кто жил под его неусыпным присмотром. Конечно, он внушал страх и повиновение, но он вызывал и восхищение – как своего рода преторианская гвардия, как оплот против западного империализма и капиталистической агрессии, как страж коммунизма. Принадлежность к этой элитарной и привилегированной силе была предметом поклонения и гордости. Те, кто поступал служить в органы госбезопасности, оставались там пожизненно. «Бывших сотрудников КГБ не бывает» [1], – сказал однажды бывший сотрудник КГБ Владимир Путин. Это был клуб для избранных, войти в него было очень трудно, а выйти – невозможно. Вступление в ряды КГБ считалось честью и долгом для тех, кто был наделен особыми талантами и честолюбием.
Олег Гордиевский никогда всерьез не задумывался ни о какой другой карьере.
Его отец, Антон Лаврентьевич Гордиевский, сын рабочего-железнодорожника, был учителем, а после 1917 года сделался убежденным коммунистом, беспрекословно преданным идеям революции и готовым непреклонно воплощать их в жизнь. «Партия была для него богом», – напишет о нем позже сын. Старший Гордиевский ни разу не дрогнул в своей верности партийному делу – даже когда партия потребовала от него участия в чудовищных преступлениях. В 1932 году он помогал принудительно «советизировать» Казахстан, организуя экспроприацию у крестьян продовольствия, которое отбирали, чтобы кормить Красную армию и советские города. В итоге разразился массовый голод, от которого погибло около полутора миллионов человек. Антон Гордиевский вблизи видел ужасы голодомора, искусственно устроенного государством. В том же году он поступил на службу госбезопасности, а затем в НКВД – Народный комиссариат внутренних дел, тайную полицию Сталина и предтечу КГБ. Как сотрудник политического отдела, он отвечал за политическую дисциплину и идеологический инструктаж. Антон женился на 24-летней Ольге Николаевне Горновой, работавшей статистиком, и супруги вселились в московский многоэтажный дом, отведенный для семей разведывательной элиты. В 1932 году у них родился первенец – Василий. При Сталине Гордиевские благоденствовали.
Когда товарищ Сталин объявил, что революции угрожает смертельная опасность изнутри, Антон Гордиевский оказался готов к борьбе с изменниками родины. Большая чистка 1936–1938 годов обернулась массовым уничтожением «врагов государства» – мнимых представителей «пятой колонны» и тайных троцкистов, террористов и саботажников, шпионов-контрреволюционеров. Это были партийные и правительственные чиновники, крестьяне, евреи, учителя, военачальники, интеллигенты, поляки, красноармейцы и многие другие. Большинство схваченных людей были совершенно невиновны. В созданном Сталиным параноидальном полицейском государстве самым надежным способом уцелеть стало доносительство. «Лучше пусть пострадают десять невинных людей, чем один шпион ускользнет от расплаты [2], – сказал как-то глава НКВД Николай Ежов. – Лес рубят – щепки летят». Осведомители стучали, истязатели и палачи вершили свое дело, а сибирские лагеря заполнялись до отказа. Но, как бывает после всякой революции, исполнители государственной воли тоже неизбежно попадали под подозрение. Следствия и чистки начались внутри самого НКВД. В разгар террора многоэтажный дом, где жила семья Гордиевских, в течение полугода подвергался обыскам больше десяти раз. Аресты происходили по ночам: первым уводили главу семьи, потом исчезали остальные.
Вполне возможно, что некоторых из этих «врагов государства» помогал выявлять Антон Гордиевский. «НКВД всегда прав», – говорил он, и это суждение было одновременно и совершенно разумным, и полностью ошибочным.
Второй сын, Олег Антонович Гордиевский, родился io октября 1938 года, когда большой террор начинал понемногу утихать и уже нависало предчувствие войны. В глазах друзей и соседей Гордиевские были идеальными советскими гражданами: идейно чистые, преданные партии и государству, а теперь еще и родители двух крепких сыновей. Через семь лет после Олега родилась дочь Марина. Гордиевские были сытыми, привилегированными и надежными людьми.
 
Но при ближайшем рассмотрении можно было бы заметить и трещинки в фасаде их семейного здания, и наслоения обмана, скрытые под гладкой поверхностью. Антон Гордиевский никогда не говорил о том, что он делал в годы массового голода, молчал о чистках и о терроре. Старший Гордиевский был наглядным образцом вида Homo sovieticus – покорного слуги государства, сформировавшегося под воздействием коммунистических репрессий. Но где-то в глубине его души засел ужас, и, возможно, его мучило чувство вины. Позднее Олег назовет своего отца «напуганным человеком».
Ольга Гордиевская, мать Олега, была менее податлива. Она никогда не вступала в партию и не верила в непогрешимость НКВД. У ее отца коммунисты отобрали водяную мельницу, ее брата сослали в сибирские лагеря за то, что он ругал колхозы, и многие ее друзья пропали, став жертвами ночных арестов. В ней брал верх врожденный крестьянский здравый смысл, она чутьем понимала непредсказуемость и мстительность государственного террора, но держала рот на замке.
Олег и Василий, который был старше брата на шесть лет, росли в военное время. Одним из самых ранних воспоминаний Гордиевского стали шеренги оборванных немецких пленных, которых вели по улицам Москвы «под охраной, загнанных, как скотину». Антона подолгу не было дома – он проводил в армейских частях партийно-идеологическую работу.
Олег Гордиевский прилежно овладевал азами коммунистического учения. Он пошел в школу № 130 и рано проявил склонность к истории и языкам. Он знакомился с судьбами героев-коммунистов – и отечественных, и зарубежных. Несмотря на плотную завесу дезинформации, окутывавшую Запад, его очень привлекали чужие страны. В шестилетнем возрасте он начал читать пропагандистский еженедельник British Ally – «Британский союзник», который выпускало на русском языке британское посольство, чтобы способствовать взаимопониманию между СССР и Великобританией. В школе Олег учил немецкий язык. Как и полагалось всем подросткам, он вступил в комсомол.
Его отец приносил домой три официальных газеты и сам фонтанировал той коммунистической пропагандой, которая там печаталась. НКВД со временем превратился в КГБ, и Антон Гордиевский продолжал верно служить в переименованном ведомстве. Мать Олега оказывала тихое сопротивление, которое лишь изредка прорывалось наружу короткими желчными замечаниями, бросавшимися в сторону. При советской власти религия оказалась вне закона, и мальчиков воспитывали атеистами, но бабушка со стороны матери умудрилась тайно крестить Василия в Русской православной церкви. Она крестила бы и Олега, если бы ей не помешал Антон, который случайно обо всем узнал и ужаснулся.
Олег Гордиевский рос в сплоченной, любящей семье, проникнутой двуличием. Антон Гордиевский свято чтил партию и провозглашал себя бесстрашным поборником коммунизма, но в душе оставался маленьким и насмерть перепуганным человеком, которому довелось стать свидетелем ужасных событий. Ольга Гордиевская, идеальная жена кагэбешника, скрывала презрение и неприязнь к советскому строю. Бабушка Олега тайно поклонялась незаконному, запрещенному властью Богу. Никто из взрослых в семье не открывал своих истинных чувств – ни друг другу, ни кому-либо еще. В удушливо конформистской атмосфере сталинской России можно было втайне вынашивать инакомыслие, но говорить об этом начистоту было слишком опасно – даже в семейном кругу. с раннего детства Олег видел, что вполне можно вести двойную жизнь – любить своих близких и одновременно скрывать от них свое истинное «я», представляться внешне одним человеком, а внутри оставаться совсем другим.