Аленький цветочек для чудовища

После поимки и сдачи Нарцисса полицейским на Полину вдруг навалилась такая немыслимая усталость, что она ни рукой, ни ногой пошевелить не могла.

А у ее добровольных помощников, напротив, прорезалась активность, и они донимали вопросами Полину:

– Тебе что-нибудь удалось найти в комнате Веры? Какие-нибудь следы Учителя?

– Только ноты.

В тех толстых кипах, которые Вера каждый день уносила из дома, а потом приносила, оказались нотные листы с партитурами. Видимо, Вера занималась где-то с большим оркестром, потому что партий там насчитывалось до двадцати штук. И для струнных, и для духовых, и даже для ударных. Произведения не были такими уж впечатляюще сложными, скорее, с ними бы справился и любитель, и ребенок, но Полина все равно не понимала, как они могут навести их на след Учителя.

Молодые сыщики еще какое-то время построили планы на ближайшее время, но, заметив, что девушка никак не реагирует на их предложения, а сидит, уставившись в одну точку и, кажется, их совсем не слышит, тоже стали прощаться с Полиной. Может, это было и невежливо после всего того, что ребята для нее сделали, но Полина их не задерживала. Просто не могла заставить себя уговаривать их остаться.

И, закрывая дверь, Полина чуть не расплакалась. За сегодняшний день она так вымоталась, что буквально не стояла на ногах. А ведь ей еще нужно было расставлять кучу фиалок по своим местам. На полу оставалось не так уж и много, меньше, чем валялось вначале, когда даже пройти по комнате было нельзя, чтобы не наступить на какое-нибудь несчастное растение. Но все равно фиалок была еще целая куча. Как она сумеет с ними всеми справиться?

– Нет, надо. Ради бабушки, ради ее памяти… Надо!

И Полина принялась за дело. Расставляя фиалки и расчищая таким образом пол, она неожиданно увидела какой-то лист. Он был плотный, глянцевый, и, взяв его в руки, Полина, к своему немалому удивлению, обнаружила на другой стороне фотографию бабушкиной «Полечки».

– Вот так диво! И откуда эта фотография тут взялась?

Было похоже, что это лист из какого-то фотоальбома или календаря. Но бабушка никому не показывала свою «Полечку». И уж точно она не позволяла фотографировать и публиковать изображения своих фиалок до того, как они пройдут все этапы строгого отбора.

Полина поглазела на картинку «Полечки», а потом сунула ее к себе в сумочку. Завтра она покажет ее следователю, может быть, это поможет ему в поиске преступника. А сейчас девушку ждут фиалки, которым отчаянно нужна ее помощь.

Но пока Полина занималась этим делом, она внезапно почувствовала новый прилив сил. Словно фиалочки, сами пострадавшие и разбитые, собрались с силами и вдохнули в свою хозяйку новую струю жизни. Расставляя фиалки по стеллажам, Полина впервые обратила внимание на то, как мало тех, кто цветет. У бабушки, бывало, цвели все, кого она намечала к выставке. И было это что зимой, что весной, что осенью. А уж летом цвели все! В отличие от других селекционеров, кто предпочитал обрывать цветоносы, давая фиалкам набирать силу и листья, которыми, в основном, и торгуют, бабушка считала иначе.

– Какой мне смысл возиться с ними, если я сама не вижу результата своих трудов? Это же не просто бизнес, это, в первую очередь, для души.

И бабушка давала своим фиалкам цвести, сколько им нравится. «Суть цветка в том, чтобы он цвел и радовал тех, кто его видит. Для этого Господь его и создал», – так она говорила. И лишь незадолго до своей смерти бабушка целенаправленно выломала цветоносы у всех фиалок. Зачем она это сделала, никому из близких так и не объяснила. Отделалась туманным: «Так надо!» Но тогда бабушка удалила цветоносы специально. И их было много. А сейчас Полина видела, что больше половины сохранившихся в коллекции фиалок не цвели вовсе. Те, что цвели, давали совсем жиденькие и реденькие цветоносы, словно напоминали ей: «Заметь нас, обрати на нас внимание, поговори с нами».

– Бабушка с вами разговаривала, я знаю. Но я-то вам не бабушка.

И все же Полине показалось, что фиалки от звука ее голоса как-то встрепенулись. А у самой Полины настроение от мелкой возни с нежными, покрытыми мягкими ворсинками листиками улучшилось. Она осторожно удаляла поврежденные поломанные листики, одновременно прикидывая, кому бы все это богатство всучить. Для кого-то – мусор, но для коллекционера или просто любителя фиалок – это был настоящий клад. Пожалуй, завтра нужно будет заскочить к кому-нибудь из знакомых бабушки дам – любительниц фиалок. Телефоны их можно найти в записной книжке бабушки.

Настроение у Полины еще больше улучшилось. Его не испортил даже звонок Жени, который сообщал, что Веры с Клавдией у пастора дома не оказалось.

– Я буквально полчаса назад был дома у пастора Петера. Разговаривал с его матерью. Безрезультатно. Девушек там нету.

Женя не был слишком доверчив, он схитрил, попросил напиться воды. И когда фрау Марта провела Женю в дом, то внимательно осмотрел всю квартиру. Она оказалась совершенно пустой. А когда Женя начал расспрашивать мать пастора, то она даже поклялась на распятии, что Петер никаких попавших в беду девушек к ним в дом не приводил и ничего матери про них не рассказывал.

Госпожа Марта, как звали мать Петера, даже не знала, что ее сын подвергся нападению и сейчас находится в больнице. Так что Жене пришлось поработать водителем еще немножко. Он подвез женщину до больницы. И обратил внимание, что перед уходом, невзирая на угрожающую ее сыну опасность, мать скрупулезно выключила всюду свет и завернула на кухне газовый рожок.

– Поэтому я считаю, ей можно верить. Ни твоей сестры, ни Клавдии у пастора дома не появлялось. Нигде по шкафам или под кроватями они не прячутся. Да и зачем? От меня-то им не может исходить никакой опасности. Я с ними даже не знаком. Так что Вера находится где-то в другом месте.

Но даже эта неудача не заставила Полину огорчиться. Ухаживая за фиалками, она погрузилась в какое-то умиротворенное состояние, из которого ее ничто и никто не мог вывести. Полина ставила на полки одну фиалку за другой, подсыпала торфа к оголившимся стволикам, убеждала маленьких страдалиц, что теперь с ними все будет хорошо. Полина и впрямь не особенно тревожилась на их счет, она знала, фиалки спокойно переносят потерю даже всех своих взрослых листочков. Очень скоро на оголившихся стволиках, где они засыпаны свежим грунтом, образуются новые корешки, и фиалкам от такого омоложения будет только лучше.

Бабушка частенько срезала верхушку у постаревшей или приболевшей фиалки, как она говорила, снимала голову. Сам пенек, если он был здоров, бабушка либо оставляла на выращивание пасынков, которые в течение месяца начинали стремительно переть между пазухами листьев, либо, если он ей не нравился, выкидывала. А «голова» фиалки давала новые корни, и через полгода помолодевшая фиалочка радовала свою хозяйку первой волной цветения.

Возня с фиалками неожиданно так увлекла Полину, что она не остановилась, пока не привела в порядок их все. Полив она решила оставить на завтрашний день, пусть фиалочки пока придут в себя после сегодняшнего стресса.

– Ну что, ребятки, будем жить дальше, да?

И, казалось, фиалки ответили ей утвердительно.

– Вот и славно. Вот и молодцы. Ну, до завтра.

Фиалочки в ответ помахали ей листиками и покивали цветочками. Полина даже зажмурилась. Нет, конечно, это ей просто померещилось. А цветочки пошевелились от ветерка, который пронесся по комнате, когда девушка открыла дверь в коридор.

Выходя из цветочной комнаты, Полина взглянула на часы и ахнула. Три часа! Уже утро! Когда же она успеет подготовиться к контрольной по сольфеджио? Но, к ее удивлению, подготовка прошла куда быстрее и качественнее, чем могла ожидать Полина. Она потратила на все задание около двух часов, и у нее осталось еще целых три волшебных часа, чтобы выспаться. Три или даже три с половиной, если пожертвовать завтраком. В училище девушке было нужно лишь к десяти.

Но тут снова начались чудеса. Обычно Полине стоило большого труда, чтобы заснуть. А тут она провалилась в сон, словно застреленная. И проснулась свежая, бодрая и полная сил. Но самое удивительное заключалось в том, что, взглянув на часы, Полина убедилась, она провела во сне всего лишь час. Один час! И он помог ей освежиться и ободриться лучше, чем полноценный восьмичасовой сон.

Часы показывали всего начало седьмого. К тому времени, как Полина приняла душ и позавтракала, стрелки подобрались к семи. До половины восьмого Полина искала, а потом изучала записную книжку своей бабушки, нашла в ней несколько телефонных номеров, которые показались ей перспективными. Но все равно еще было очень рано, чтобы тревожить этих людей. Полина твердо помнила, что звонить незнакомым людям до девяти утра просто неприлично. Но сидеть без дела Полина не могла. Набрала номер дяди Постригача, как по детской привычке называла старого бабушкиного друга.

Сначала долго не отвечали. Потом трубку взяла женщина. Это была Эльвира, племянница Феликса Ивановича. Они с Полиной виделись несколько раз. И про Эльвиру нельзя было сказать ничего плохого, одно только хорошее. Воспитанная, деловая, преуспевающая. Эльвира в детстве была паинькой, в школе старостой, удачно вышла замуж, родила двоих детишек и производила впечатление успешной всегда и во всем.

– А дядя сейчас в пансионате. Ты случайно меня застала, я буквально на пару минут заскочила, кое-что взять, и вдруг звонок телефона. А что ты хочешь?

– Фиалку. Подруга бабушки передала твоему дяде одну фиалочку.


– Не помню, чтобы у дяди когда-нибудь были бы в доме живые растения. По-моему, у него даже тараканы и муравьи не выживали.

Сердце у Полины так и упало. Этого она и боялась. Бедная «Полечка» погибла.

– Может, он ее кому-нибудь передал? – поникшим голосом спросила она.

– Может. Но это я смогу выяснить лишь вечером, когда поеду к нему.

– А позвонить?

– Как назло, позвонить ему нельзя, свой телефон он на днях уронил на кафель, новый я ему пока что не купила, сегодня должна приобрести и отвезти.

Когда Полина заикнулась, чтобы вместе поехать и навестить дядю Постригача, племянница удивилась:

– И зачем тебе это надо?

– Ну как… Все-таки я его знаю с детства.

– Удивлена, – призналась Эльвира. – Мои собственные дети совсем не рвутся проведать дядю Феликса. А ведь он им дед, пусть и двоюродный. Но мне все равно чуть ли не насильно приходится их с собой тащить. Да и то соглашаются поехать, если потом в развлекательный центр или кино пойдем. И всю дорогу мне это преподносят, как величайшее одолжение со своей стороны. Шантажисты. Ладно, если хочешь, прокатимся. Я буду рада. Вдвоем и впрямь веселей. А уж как дядя тебе обрадуется, могу себе представить!

Договорились, что после шести, когда Эльвира закончит работу, она позвонит Полине. После разговора с Эльвирой настроение у девушки как-то поднялось. Приятно, когда есть люди, у которых всегда все четко распланировано. Сама Полина, как ни пыталась планировать свой день, ничего у нее не получалось. Обязательно в идеальный распорядок дня вторгались какие-то чрезвычайные события, которые начисто ломали все расписание. Зато если Полина ничего не планировала, то все у нее получалось как нельзя лучше.

И решив, что никому больше звонить не будет, Полина вытащила из холодильника пакет с листиками фиалочек. Бабушка научила ее аккуратности в работе с сортами. Поэтому листики каждого сорта лежали сейчас в отдельном пакетике с прикрепленной к нему этикеткой. Но были и такие листики, которые просто валялись на полу или были собраны Полиной с тех фиалочек, которые и сами потеряли свои этикетки, и из горшочков вылетели. И понять, кто из них кто, Полина уже не бралась. Так и ссыпала это ассорти в один общий пакет.

Из дома Полина вышла нагруженная сверх меры. И тут же наткнулась на тетю Наташу, свою соседку, которая вчера занималась переездом.

– Ты куда это в такую рань?

– Учиться.

– Ну-ну, – одобрила соседка. – Ученье – свет, а неученье – тьма. Мы с мужем тебе это авторитарно заявляем. Он шофер, я уборщица, так всю жизнь и мыкаемся. Спасибо, дети умные выросли, оба образование получили, теперь помогают нам. Пошли, покажу тебе, какую мы мебель новую купили. И оставь ты тут свой мусор!

И соседка указала на мешок в руках у Полины.

– Это не мусор, это фиалки. То есть будущие фиалки.

Соседка сунула нос в пакет.

– Зачем тебе столько? – удивилась она. – Продаешь?

– Раздать хочу.

– Я возьму! – тут же вызвалась соседка. – Сколько дашь?

– Да хоть все!

– Все будет много. Но десяточек я у тебя точно возьму.

Взяла она десятка три – себе и двум невесткам. Потом подумала и часть листиков для невесток вернула назад.

– Будет с них и того. Нечего соплюхам со мной равняться.

Потом подумала и еще несколько листиков отсыпала обратно в пакет.

– По одному получат, и хватит. И так сыновья разбаловали этих засранок.

Пакет Полина взяла с собой. Соседке так хотелось похвастаться новым гарнитуром, что она без всяких церемоний потащила Полину к себе. Пользуясь случаем, Полина спросила у соседки, не видела ли она вчера кого-нибудь подозрительного и постороннего, кто терся бы возле квартиры Полины, входил или выходил из нее.

– Подозрительного и постороннего не видела. У твоих дверей только Зинаида терлась.

– Зинаида Игоревна? Когда? Вчера?

– Ну да. Я за грузчиками бежала, она передо мной шла, к твоим дверям подходила. Я с грузчиками наверх поднималась, контролировала, чтобы они ничего бы не поцарапали, Зинаида теперь впереди меня к себе шла. Я еще подумала: «Во дает, тапки на ногах на уличную обувь додумалась сменить, а халат домашний весь в дырах и пятнах сменить не удосужилась».

– Вы ее хорошо разглядели?

– Лица не видела, она ко мне все время спиной была. Но халат ее и походка. И к себе она пошла.

– Вы что-то путаете, – покачала головой Полина. – Может, это не вчера было?

– С грузчиками я вчера развлекалась. Значит, и Зинаиду тоже вчера видела. В халате своем знаменитом она была. На голове полотенце старое намотано.

Да, в таком виде застала Зинаиду Игоревну и сама Полина. Почему же Зинаида Игоревна сказала Полине, что вчера весь день провела дома? Наверное, старушка просто забыла, что куда-то выходила. И Полине стало искренне жаль Зинаиду Игоревну, у которой никого нет, кроме ее склероза.

– Ну что скажешь? Как тебе мебель?