Безмолвный пациент

– Откуда вы знаете, что я курю?

– От вас пахнет табаком.

– Понятно. – Я кивнул, смущенно улыбаясь. – Тогда давайте выйдем во двор.





13


Во внутреннем дворе было полно народу. Пациенты стояли привычными группками по несколько человек – что-то горячо обсуждали, делились местными сплетнями, курили. Некоторые, пытаясь согреться, обхватили себя руками и притоптывали ногами.

Алисия поднесла сигарету к губам, зажав ее между длинными изящными пальцами, и я, чиркнув зажигалкой, помог ей прикурить. На кончике сигареты вспыхнул огонек, он трещал и горел красным. Не отводя от меня глаз, Алисия глубоко затянулась. Она выглядела почти довольной.

– А вы?.. Или курить с пациентами неэтично?

Да она подкалывает меня!.. Хотя в уставе клиники отсутствовал пункт, запрещающий совместное курение персонала с пациентами, почему-то все, кто работал в Гроуве, дымили исподтишка, уходя подальше, за угол здания. И, конечно, никто не позволял себе стоять с сигаретой перед пациентами. Вот и я ощущал, что совершу сейчас серьезный проступок, закурив вместе с Алисией. Возможно, я и преувеличивал, но все равно мне было не по себе. Я чувствовал, что за нами наблюдают. Из окна на нас смотрел Кристиан. Внезапно в голове раздался его голос: «Пациенты с пограничным расстройством – отличные манипуляторы».

Я быстро заглянул в глаза Алисии. Ее взгляд не был заигрывающим, не был даже дружелюбным. В ее глазах сквозили сила воли и острый ум, который только начинал просыпаться. Да, в Алисии Беренсон есть внутренний стержень, с этой личностью стоит считаться. Вот почему Кристиан все время накачивал ее седативными препаратами! Неужели боялся того, что Алисия может сделать или сказать? Честно признаться, я и сам немного ее побаивался. Точнее, интуитивно опасался, чувствовал, что расслабляться нельзя.

– Отнюдь, я тоже закурю, – ответил я, доставая сигарету.

Некоторое время мы молча курили, поглядывая друг на друга. Нас разделяли жалкие сантиметры; в какой-то момент я почувствовал нелепое подростковое смущение и поспешно отвел глаза.

– Можем прогуляться по двору, – проговорил я, пытаясь это скрыть.

– Давайте. – Алисия кивнула.

И мы пошли вдоль стены, по периметру двора. Остальные пациенты стали наблюдать за нами. Интересно, что они думали. Алисию это не волновало. Она как будто не замечала их.

– Если хотите, я продолжу, – предложила Алисия.

– Конечно. Вы готовы?

Она снова кивнула.

– Так что же случилось, когда вы оба оказались в доме? – спросил я.

– Мужчина заявил, что хочет выпить. И я протянула ему бутылку пива – одну из тех, что покупал себе Габриэль, я не пью пиво. Ничего другого в тот момент под рукой не было.

– А потом?

– Он начал говорить.

– Что именно?

– Не помню.

– Не помните?!

– Нет.

Алисия надолго умолкла. Я ждал, насколько хватило терпения.

– Итак, – мягко подсказал я. – Вы находились в кухне. Что вы чувствовали?

– Не помню… Не помню, чтобы чувствовала хоть что-то, – задумчиво отозвалась Алисия.

– Такое часто случается в моменты сильнейшего стресса. Есть типы реакций «бей» и «беги»; в вашем случае это третий, тоже довольно распространенный тип – «замри».

– Нет, я не замерла! – Взгляд Алисии буквально обжег меня. – Я просто копила силы. Готовилась… сражаться… и убить его…

– Понятно. И как же вы намеревались это сделать?

– Застрелить из винтовки Габриэля. Я знала, что до нее еще надо добраться.

– А винтовка уже находилась в кухне? Вы писали в дневнике, что хотите спрятать ее там.

– Да. Возле окна, в шкафу для посуды. – Алисия глубоко затянулась сигаретой и выпустила длинную струю дыма. – Я сказала, что хочу выпить воды, и направилась к тому шкафу. Казалось, я шагала целую вечность, шаг, шаг, – а потом трясущейся рукой стала открывать дверцу. Шкаф был пуст. Винтовки там не было! И вдруг донесся голос мужчины: «Стаканы в шкафу справа». Я обернулась. Он держал винтовку в руках и смеялся.

– А затем? О чем вы думали?


– Я поняла, что упустила свой последний шанс и теперь он меня убьет.

– Вы считали, что незнакомец собирается стрелять?

– Я знала это наверняка.

– Почему же он не выстрелил сразу, как только проник в дом? Чего ждал?

Я с изумлением увидел на ее губах улыбку.

– В доме тети Лидии жила молоденькая кошка. Полосатая такая, диковатая, часто пускала в ход когти. Не любила я это злое и жестокое создание.

– А разве животные могут проявлять жестокость? Их поведение обусловлено инстинктами, – заметил я.

– Животные могут быть жестокими, поверьте. – Алисия пристально посмотрела на меня. – Та кошка была. Она часто приносила с полей добычу: мышей или птиц. И всегда в полупридушенном состоянии. Ранеными, но живыми. Она играла с ними аккуратно, чтобы те так и оставались живыми.

– Хотите сказать, что были его добычей и незнакомец решил сначала помучить вас, а потом уж разделаться?

Алисия бросила окурок на землю и раздавила ботинком.

– Дайте еще сигарету, – проговорила она.

Я протянул ей пачку. Она вытянула одну и прикурила. Сделав первую затяжку, продолжила:

– Габриэль должен был вернуться домой не раньше восьми. Оставалось еще два часа. Я постоянно смотрела на часы. «В чем дело? – спросил мужчина. – Заскучала со мной?» И провел стволом винтовки по моей руке. – Алисию передернуло при воспоминании об этой отвратительной сцене. – Я ответила ему, что с минуты на минуту вернется Габриэль. А он расхохотался: «Думаешь, он тебя спасет?»

– И что вы сказали?

– Ничего. Я все смотрела на часы. А потом у меня зазвонил телефон. Это был Габриэль. Мужчина прижал винтовку к моей голове и приказал взять трубку.

– Что хотел Габриэль?

– Он пожаловался, что со съемками все из рук вон плохо, и попросил меня садиться ужинать без него, так как вернется не раньше десяти. Я нажала на отбой и заявила бандиту, что мой муж едет домой и скоро будет. А тот лишь самодовольно осклабился: «Я слышал, что твой муж вернется не раньше десяти! У нас полно времени. Принеси-ка веревку или скотч! Сейчас я тебя свяжу». Я сделала все, как он просил. Надежда… угасла. И я прекрасно понимала, чем это закончится.

В ее глазах отражался весь ужас заново переживаемого вечера. Я увидел этот рой эмоций в ее глазах и заколебался, стоит ли заставлять Алисию рассказывать сейчас все до конца.

– Давайте прервемся, – предложил я.

– Нет, я должна рассказать. Это нужно сделать.

Ее речь полилась быстрее:

– Веревки в доме не нашлось, и я принесла шнур для подвески картин. Незнакомец вытолкал меня в гостиную, оттащил от обеденного стола один из стульев и приказал, чтобы я села. Потом начал обматывать мои щиколотки шнуром, привязывая к стулу. Шнур сильно впивался в кожу. «Не надо! Пожалуйста, не надо!» – умоляла я, однако мужчина не слушал. Он завел мои руки за спину и туго связал запястья. Я уже не сомневалась, что он пришел убить меня. Лучше б так и случилось…

Алисия прямо выплюнула последние слова, и я испугался их силы.

– Почему вы хотите этого?

– То, что он сделал, – хуже смерти.

На мгновение мне показалось, что Алисия вот-вот заплачет. Я чуть не поддался сильнейшему соблазну обнять ее, прижать к себе, поцеловать, разуверить и пообещать, что тот кошмар остался в прошлом. Правда, вовремя сдержался.

– По-моему, вы нуждаетесь в заботе, – проговорил я, затушив окурок о кирпичную стену. – И я хотел бы заботиться о вас, Алисия.

– Нет. – Она решительно покачала головой. – Мне от вас нужна не забота.

– Тогда что же?

Ответа я не получил. Алисия молча направилась обратно в здание.





14


Я включил свет в кабинете психотерапии и закрыл дверь. А повернувшись, увидел, что Алисия села по какой-то причине именно в мое кресло. Красноречивый знак. В обычных обстоятельствах я непременно уточнил бы, почему она решила сесть туда, однако сейчас промолчал. Если, выбрав мое кресло, Алисия обозначила свою главенствующую роль, что ж – она была права. Я сгорал от нетерпения услышать концовку истории – особенно теперь, когда мы подобрались так близко, – и покорно сел в свободное кресло.

Алисия долго молчала, прикрыв глаза. И наконец заговорила:

– Я сидела, привязанная к стулу; стоило хоть немного пошевелиться, как шнур сильнее врезался в кожу. Вскоре щиколотки и запястья начали кровоточить. Я даже радовалась, когда возникала боль: она отвлекала от ужасных мыслей о происходящем. Я очень горевала, что больше не увижу Габриэля, потому что скоро умру.

– Что же случилось дальше?