Безмолвный пациент

– Ты любишь меня…

– Четыре… три…

– Габриэль, пожалуйста, скажи, что любишь! – умоляла я.

– Два…

И тут Габриэль заговорил. Сначала я даже не узнала его голос. Такой тоненький и едва слышный, будто у маленького мальчика. Ребенок, в руках которого сейчас находилась власть над жизнью и смертью.

– Я не хочу умирать! – пропищал он.

Повисло молчание. Все во мне застыло, каждая клеточка тела начала умирать, словно с цветка печально падали лепестки. Перед глазами возникло облако белых лепестков жасмина, которое ветер носит по земле. В ноздри ударил сладкий аромат. Откуда? Наверное, донесся из сада…

Тео переместился ко мне. Его слова доносились, будто сквозь пелену.

– Поняла, Алисия? Я знал, что Габриэль – трус! Трахал втихаря мою жену, а на большее не способен… Он лишил меня единственного счастья в жизни. – Тео наклонился ко мне вплотную. – Я очень сожалею, что придется так поступить. Теперь, когда тебе известна правда, не представляю, как ты сможешь жить дальше…

С этими словами он взял винтовку и прицелился мне в голову. Я зажмурилась. И тут раздался истошный крик Габриэля:

– Не стреляй!!! Не стреляй!!! Только не стре…

Прогремел выстрел, и голос Габриэля оборвался на полуслове.

Настала оглушающая тишина. Эти три секунды я думала, что умерла. Увы, я ошибалась. Открыв глаза, увидела Тео, который держал винтовку дулом в потолок. Он ухмыльнулся и прижал к губам палец, приказывая мне молчать.

– Алисия!!! – в панике кричал Габриэль. – Алисия!!! – Я слышала, как он задергался на стуле, пытаясь увидеть, жива ли я. – Что ты с ней сделал, сволочь?! Сволочь!!! Господи…

Тео снял шнур с моих рук, бросил винтовку на пол. Потом очень нежно поцеловал меня в щеку. Через пару секунд грохнула входная дверь. Тео удалился, оставив нас с Габриэлем вдвоем.

Мой муж плакал.

– Алисия… Алисия… Алисия… – причитал он, глотая слова.

Я молчала.

– Алисия! Черт! Черт! Черт возьми, – скулил Габриэль. – Алисия, ответь, пожалуйста! О господи…

Я не издала ни звука. Я просто не могла! Габриэль только что приговорил меня к смерти. А мертвые не болтают. Я освободила ноги и поднялась со стула. Взяла с пола винтовку, еще горячую после выстрела, обошла свой стул и встала лицом к Габриэлю. По его щекам струились слезы.

– Алисия, ты жива! Слава богу!!! – обрадовался он.

Хотела бы я сказать, что своим выстрелом отомстила за всех униженных и оскорбленных, что постояла за тех, кто испытал предательство и подлый обман, и что у Габриэля были глаза тирана, как и у моего отца. Нет! Я буду говорить правду, и только правду! На самом деле я всмотрелась и увидела, что у Габриэля мои глаза, а у меня – его. В какой-то момент мы поменялись местами.

Теперь я могу это сказать. Я никогда не была в безопасности. Я никогда не была любима. Все надежды и мечты разлетелись вдребезги. Осталась лишь пустота. Верно сказал отец: «Лучше б умерла Алисия». Я не заслуживаю жить. Я – пустое место, ничто. Вот что сделал со мной Габриэль. И это чистая правда. Я не убивала Габриэля. Это он убил меня, а я всего лишь нажала на спусковой крючок винтовки.





2


– Какое тоскливое зрелище: то, что некогда сопровождало человека по жизни, теперь уместилось в небольшой коробке, – грустно заметила Индира.

Я кивнул, обведя печальным взглядом пустую палату.

– Надо же, у Алисии совсем мало вещей… Остальные пациенты буквально зарастают хламом, а у нее всего-то пара книг, несколько рисунков да горстка одежды.

По распоряжению Стефани мы с Индирой освобождали палату Алисии.

– Вряд ли она выйдет из комы, а нам, честно говоря, срочно требуется палата, – сказала Стефани.

Мы с Индирой работали молча, изредка советуясь друг с другом, куда деть тот или иной предмет: перенести в хранилище или выбросить. Я аккуратно перебирал личные вещи Алисии, стараясь не проглядеть опасные улики, которые могли бы вывести на меня. Интересно, как ей удавалось столь долгое время прятать дневник… Каждому пациенту разрешалось принести с собой в клинику очень небольшое количество личных вещей. У Алисии оказалась огромная папка с набросками – наверное, между рисунками она и пронесла дневник. Я открыл папку и быстро пролистал ее содержимое: в основном незаконченные карандашные наброски и этюды. Несколько умелых штрихов – и на бумаге возникает живое и очень реалистичное изображение…

– Это вы, – улыбнулся я, вручив Индире один из набросков.

– Нет. – Она замотала головой.

– Точно вы.

– Неужели? – Индира с нескрываемым восхищением изучала портрет. – Алисия никогда меня не рисовала! Когда она успела? Здорово сделано, правда?

– Возьмите на память, – предложил я.


– Не могу. – Индира с серьезным лицом вернула рисунок.

– Почему нет? Алисия не возражала бы. Никто и не узнает.

– Наверное, не узнает. – Она рассматривала испорченную Элиф картину, на которой я нес Алисию на руках по горящему зданию клиники. – А с этим что делать? Заберете себе?

– Позвоню Жан-Феликсу. – Я отрицательно мотнул головой. – Передам ему.

– Жаль, что вы не можете взять картину себе.

Я взглянул на холст. Картина мне не нравилась. Единственная работа Алисии, которая мне не нравилась. Странно, учитывая, что на ней был изображен я.

Хочу внести ясность. Я не думал, что Алисия выстрелит в Габриэля. Это важный момент. Я никоим образом не подталкивал ее к убийству. Я хотел лишь одного – открыть Алисии глаза на истинное положение дел в ее браке. Я прозрел сам и желал того же для Алисии: показать, что Габриэль на самом деле ее не любит, что ее жизнь тогда была ложью, а их брак – фальшивкой. Только тогда Алисия сможет начать заново строить свою жизнь – на правде, а не на вранье.

В то время я и понятия не имел о многолетней душевной нестабильности Алисии. Иначе никогда не зашел бы так далеко. И уж точно не ожидал, что она схватит винтовку. Когда начался судебный процесс – а сенсационное дело об убийстве Габриэля Беренсона обсуждалось и в газетах, и на телевидении, – я почувствовал личную ответственность за происходящее. Я решил доказать, что невиновен в убийстве, и одновременно облегчить состояние Алисии. Наконец в Гроуве открылась вакансия, и я направил туда резюме. Я хотел помочь Алисии пережить психологическую травму, возникшую вследствие совершенного ею преступления. Помочь осознать, что произошло, справиться с этим и освободиться.

Конечно, циничные люди скажут, будто я жаждал вернуться на место преступления, чтобы замести следы. Ничего подобного! Я полностью осознавал рискованность своей затеи – меня в любой момент могли поймать, и все закончилось бы весьма печально. Однако я не отступил. Не забывайте, я психотерапевт. Алисию нужно было спасать, и только я знал, как это сделать.

Начав работать в Гроуве, я переживал, что она узнает меня, хотя в ту памятную ночь прятал лицо под маской и старался изменять голос. Алисия вроде бы ничего не заподозрила, и я стал частью ее жизни. А потом, в Кембридже, внезапно понял, что, ворвавшись той ночью в дом Беренсонов, нечаянно наступил на давно забытую «мину» – ведь Габриэль стал вторым мужчиной, приговорившим несчастную женщину к смерти. Я разбередил старую душевную рану, и психика Алисии просто не выдержала. Вот почему она схватила винтовку и обрушила давно зревшую месть не на отца, а на мужа. Как я и подозревал, причины убийства коренились глубже и имели отношение к более серьезным событиям, чем мой тогдашний визит.

Когда Алисия солгала, рассказывая об убийстве Габриэля, я понял, что она меня узнала и теперь проверяет. Тогда пришлось принять меры – заставить Алисию замолчать навсегда. Вину должен был взять на себя Кристиан. Я сдал его полиции без малейших угрызений совести. Кристиан не появился на суде, когда Алисия нуждалась в нем больше всего; мерзавец заслуживал наказания.

Поверьте, я с трудом заставил себя ввести ей морфин. Ничего сложнее в жизни не делал. Главное, что Алисия жива, просто спит. Я могу ежедневно навещать ее, тихонько сидеть рядом, держать за руку. Она никуда от меня не денется…

– Вроде закончили? – Голос Индиры прервал мои размышления.

– По-моему, да.

– Вот и хорошо. Я побегу, а то у меня в двенадцать пациент, – заторопилась она.

– Конечно.

– Увидимся на обеде!

– До скорого!

Индира дружески сжала мое плечо и быстро вышла из кабинета. Я посмотрел на часы. Сегодня я планировал уйти домой пораньше. Вся эта история здорово меня измотала.

Я потянулся к клавише на стене, чтобы выключить свет и уйти, однако внезапно встал как вкопанный. А дневник? Где он? Мой взгляд заметался по аккуратно прибранной палате, скользнул по ровному ряду коробок с пожитками Алисии. Мы с Индирой перетрясли здесь всё до единого предмета, но дневник не обнаружили.

Как я мог быть настолько беспечным! Это все Индира и ее бесконечная, сводящая с ума трескотня… Разговоры отвлекали меня, не давая сосредоточиться. Где же дневник? Неужели я его пропустил? Без записей Алисии никак нельзя – там самые важные улики против Кристиана. Дневник нужно найти во что бы то ни стало!

Я обыскал палату еще раз, чувствуя, как с каждой минутой нарастает паника. Переворачивал коробки, вываливая на пол их содержимое. Лихорадочно рылся в барахле, разодрал на лоскуты одежду Алисии – ничего! Вытряхнул из папки все рисунки, но и между листами дневника не оказалось! Наконец, я распахнул дверцы небольшого шкафчика, выдернул каждый ящик и, увидев, что там пусто, со злостью отшвырнул в сторону. Дневник так и не нашелся!





3


Джулиан Макмахон из управляющей компании ждал меня возле регистратуры. Толстяк с мелкими рыжими кудрями почти постоянно произносил фразы вроде «между нами говоря», «в конечном счете» или «по сути», причем часто в одном предложении. Он не жаждал ничьей крови и играл в управляющей компании роль «доброго полицейского». Макмахон успел поймать меня до того, как я уехал домой.

– Я только что от Диомидиса, – доверительно зашептал он. – Профессор уходит из клиники.

– Вот как?

– Он решил не тянуть и досрочно выйти на пенсию. Между нами говоря, выбора у Диомидиса нет: или на пенсию, или отдуваться за всю клинику во время расследования. – Макмахон пожал плечами. – Жаль старика, такой бесславный конец выдающейся карьеры… Зато хотя бы избежит нападок прессы и всей шумихи, которая сейчас начнется. Кстати, он упомянул вас.

– Меня?

– Да. Предложил в качестве своего преемника. Сказал, что лучше кандидатуры нам не найти.

– Очень приятно, – улыбнулся я.

– Увы, в конечном счете приятного мало: учитывая инцидент с Алисией и арест Кристиана, управляющая компания вынуждена закрыть Гроув. Решение окончательное.

– Этого следовало ожидать. Значит, пост Диомидиса мне не светит?

– Дело в том, что через несколько месяцев мы планируем открыть здесь новую психиатрическую клинику, более сбалансированную с точки зрения финансовой отдачи. На пост главы рассматривается ваша кандидатура. Что скажете, Тео?

– С радостью, между нами говоря, – улыбнулся я, с трудом сохранив солидное выражение лица и позаимствовав у Джулиана одну из его любимых фраз. – О такой возможности можно только мечтать.

Теперь я смогу действительно помогать людям. Не только давать им лекарства, но и помогать по-настоящему! Самым эффективным способом. Так, как однажды меня спасла Рут, а потом я попытался спасти Алисию. Надо признать, дела складываются весьма удачно! Кажется, я добился всего, чего хотел. Почти всего…