Дерзкий, юный и мертвый

Луиза открыла было рот, но Нэнси отмахнулась.

– Тебе, Лу, участвовать не обязательно. Останешься здесь, а если нас вдруг поймают, заявишь, что ты ничего не знала.

– Как скажете, конечно, но это ведь будет неправдой… – возразила Луиза.

Ей тоже страсть как хотелось попасть в ночной клуб – все лучше, чем торчать здесь в этой стае ворон. Однако придется усмирить свой нрав. Луиза давно поняла, что показывать хозяевам лишнее рвение, стараясь перед ними выслужиться, – все равно что вылить на себя холодный суп: тебя ни в коем случае не подпустят близко, держа на расстоянии вытянутой руки. Показушное безразличие – вот единственный залог успеха… Если ты, конечно, не из Америки, что лишь подтверждает общее правило. Клара Фишер, например, была докучливее щенка, но друзей ее навязчивость не раздражала. Луиза невольно вспомнила про нож в сумочке. Зачем Кларе держать при себе оружие?..

Впрочем, она поспешила отогнать лишние мысли, все равно это не ее дело.

Девушки втроем оглядывали зал. Ничего не изменилось. Даже официанты в углах, никому не нужные, казалось, понемногу зарастали мхом.

– Нет ничего хуже скучной вечеринки, – заявила Нэнси. – На поминках и то интереснее. Хотя бы можно поплакать.

Памела фыркнула.

– Пойдем поговорим с гостями. Чем больше народу нас увидит, тем больше свидетелей потом подтвердят, что мы и впрямь были, – предложила она.

Сестры вопросительно уставились на Луизу.

– Хорошо… – сказала она, якобы после минутного раздумья. – Но я пойду с вами: надо проследить, чтобы в клубе ничего не случилось и чтобы вы вернулись вовремя.

– Отлично! – радостно объявила Нэнси. – Встречаемся здесь через двадцать минут, – прошептала она, когда в комнате воцарилась тишина и всех пригласили в бальный зал. – Никто не заметит, что мы улизнули.

Вскоре девушки выбрались через французское окно. Без пальто на улице было холодно. Нэнси залихватски, будто не в первый раз, поймала такси. Заметив, как удивленно глядит на нее Луиза, она пояснила:

– Я иногда говорю Мав, что хочу навестить Тома в Оксфорде, а сама еду по своим делам. Не гляди так, Лу, мне двадцать один! В моем возрасте глупо торчать в четырех стенах.

Они забрались в такси, и Нэнси велела водителю ехать к сорок третьем дому по Джерард-стрит в Сохо.

– В Сохо? Нэнси, разве это разумно?..

Луиза никогда не бывала в тех краях, но, как все, частенько читала в «Дейли скетч» статьи о тамошних проститутках, сутенерах и кутилах. А с появлением «эмансипе», джазовых музыкантов и любителей фокстрота тот район стал выглядеть и вовсе последними трущобами.

– Там все наши будут, – отмахнулась Нэнси.

Памела промолчала и вообще выглядела на удивление спокойной.

Такси подъехало к головокружительной развязке у Гайд-парка, где автомобили заезжали на кольцо сразу с четырех сторон и на нужную улицу удавалось вырулить лишь по чистому везению.

– Откуда вы знаете? – спросила Луиза.

– Потому что Тэд помолвлен с Долли Мейрик, а сейчас именно она заправляет клубом, пока ее мать в Париже. Так что все там будут. – Нэнси насмешливо покосилась на сестру. – Уж прости, что я снова говорю о твоей сопернице, милая моя.

Памела промолчала.

– Выходит, что Долли – дочь миссис Мейрик?

Вот так новости! И эта девушка обручена с лордом де Клиффордом… Подумать только! Имя миссис Мейрик было знакомо каждому любителю сплетен, она давно прославилась своими скандальными клубами, за которые не раз побывала под арестом.

– Да, – кивнула Нэнси, приподнимая бровь. – Учти, еще ничего не решено. Тэду нет двадцати, и он не может жениться без позволения матери. Кстати, до свадьбы та была актрисой, и многие наверняка потом скажут, что Тэд поэтому и женился на Долли: мол, как и все прочие мужчины, он выбрал в жены собственную мать…

– Сестра, не будь такой гадкой, – упрекнула ее Памела. Обе тут же громко рассмеялись и зафыркали, наконец выплескивая тревоги последних недель.

Впереди возникла статуя Эроса на фоне ярких вывесок, рекламирующих сигареты «Эрми клаб» и «Канны – море цветов и спорта», где розово-рыжий закат лился в синие волны.

Луизу тоже захлестнул лихорадочный азарт, словно ее вдруг подключили к электрическому генератору.

На вид дом номер сорок три ничем не выделялся среди прочих; никто бы не сказал, что за фасадом скрывается ночной клуб. Стоял поздний вечер, но на улице было люднее, чем в Берфорде рыночным днем: на тротуаре толпились мужчины и женщины, среди них ковыляли пьяные. На другой стороне улицы разгоралась драка. Едва девушки вышли из такси, как автомобиль торопливо сорвался с места, не желая брать здесь пассажиров. Нэнси постучала в закрытую дверь. Открыл им высоченный мужчина в черном галстуке. Он окинул их пристальным взглядом, мимолетно – не без удивления – задержавшись на Луизе, и взмахом руки пригласил внутрь.

В холле была стойка, за которой миловидная девушка с волосами, сиявшими ярче новенькой медной монетки, широко улыбнулась и попросила по десять шиллингов с каждого – «членские взносы». Нэнси протянула ей деньги.

– Распотрошила копилку перед отъездом, – пояснила она.

– Копилку Юнити? – спросила Памела.

Нэнси лишь ехидно хмыкнула в ответ.

Они принялись спускаться по крутой лестнице, стены которой были выкрашены в черный. Внизу грохотал джаз, отчего ступени под ногами гудели. Наконец девушки зашли в тускло освещенный зал, и Луиза задохнулась от дыма, духоты и шума, пьянящих сильнее вина. Нэнси помахала кому-то рукой и исчезла в бурлящей толпе, расступившейся перед ней и тут же сомкнувшейся, словно вода. Памела, схватив Луизу за руку, крикнула ей в ухо:

– Лу, я здесь никого не знаю!

– Идем за Нэнси! – крикнула та в ответ, и они тоже нырнули в людское море.






Глава 28




Как и предсказывала Нэнси, в клубе собрались все ее друзья: Фиби, Себастьян, Клара, Тэд и Шарлотта. Они сидели на краю танцпола за двумя столиками, заставленными полупустыми бокалами шампанского. Были с ними и какие-то другие люди, которых Луиза не знала, хотя сам типаж был ей знаком: женщины с ярко подведенными глазами, губами цвета мятых слив и коротко подстриженными волосами, а мужчины с болезненными лицами и в дорогих щегольских сюртуках. Белки их глаз, полыхая в папиросном дыму, жадно нацелились на Памелу и Луизу. Казалось, обе девушки шагают на заклание.

Первой к ним подскочила Клара. Она сгребла Памелу в объятия, потом скривила личико в смущенной гримасе. Последний раз они расстались не лучшим образом.

– Жизнь продолжается, да, милая? – спросила она и окинула Памелу придирчивым взглядом. – Отлично выглядишь. Тебе правда очень идет!

Памела не сумела сдержать довольной улыбки. Затем Клара посмотрела на Луизу и серьезным тоном сказала:

– А ты, кстати, хорошенькая. Только волосы надо подстричь. Тогда никто и не скажет, что ты горничная.

Луиза не нашлась с ответом, но Кларе он и не требовался: она лихо развернулась на каблуках, вставая лицом к их небольшой компании, и раскинула руки, словно конферансье мюзик-холла.

– Позвольте приветствовать вас здесь, в обители Джо Каца! – Она произнесла это имя с неприкрытым восхищением.

Луизу оглушило гудящей музыкой, мельтешением тел и дымом, по спине забегали острые мурашки.

– Вот, возьми.

В руку ей (она не заметила кто) сунули бокал. В горле пересохло, Луиза осушила его одним глотком, и голове сразу полегчало. Только бы Памела не увидела, что она пьет… Нэнси опять улизнула и теперь разговаривала с Себастьяном и Тэдом, который обнимал за талию Долли. Та была уже не такой застенчивой: порой она поворачивалась, чтобы отдать какое-то распоряжение официантке, тем не менее жадно прислушивалась к каждому слову своего спутника. Шарлотта сидела в самом углу, одна, и угрюмо курила, то и дело отрывисто выпуская дым. У нее был такой вид, будто она только что с кем-то повздорила – или намеревалась устроить скандал. А может, просто грустила. В такси Нэнси обронила, что мать Шарлотты до сих пор не вышла из спальни; похоже, теперь, потеряв сына, про дочь она и вовсе позабыла. Клара схватила Памелу за руку и потащила на танцпол, где к ним тут же подскочили двое парней с зализанными волосами и зубастыми ухмылками. Памеле приходилось наклонять к своему партнеру голову – тот, увы, был на пару дюймов ниже, – задавая какие-то вежливые вопросы о музыке и то и дело переспрашивая, потому что сквозь грохот она не могла разобрать ни слова. Луиза проскользнула украдкой к столу, вновь наполнила свой бокал и только сейчас посмотрела на Джо Каца.

Тот стоял спиной к залу, дирижируя музыкантами. Их было с десяток, не меньше: все в строгих костюмах, с саксофонами, трубами и тромбонами. Музыка вдруг переменила ритм, Джо повернулся к залу, схватил с высокой стойки микрофон и запел. Только сейчас Луиза поняла, что он темнокожий: с высокими скулами, белоснежными зубами и пронзительным взглядом, который, казалось, был нацелен только на нее одну; это ее Джо умолял своей песней не мучить несчастного влюбленного. Еще он пел… О чем же? О звездной ночи, и о любви, и о страсти, и каждая нота стекала расплавленным золотом…

Голос певца завораживал, и Луизу тоже невольно затянуло в толпу танцоров, заставив извиваться в ритме жаркого джаза. Каждый волосок на ее теле встал дыбом, кожа заискрила, грозя подпалить стены. Поверх простого платья-туники Луиза надела жакет, но сейчас скинула его и бросила на стул. Какая разница, все равно она здесь в первый и в последний раз. Голос Джо обволакивал тело шелковым шарфом, все туже и туже стягивал Луизу. Очутившись в самой середине танцпола, она обменивалась с соседями – и мужчинами и женщинами – короткими взглядами, дружелюбными и соблазнительными. По груди потекла струйка пота, однако Луиза продолжала танцевать. Плечи дрожали, бедра качались, и внезапно она поняла, что все они движутся как единое аморфное живое существо. В голове осталось одно – голос Джо, выводивший нежные рулады; все остальное пропало, сейчас важно было лишь танцевать. Какие-то мужчины порой льнули к ней, пытаясь двигаться в унисон, и она им улыбалась, но потом ей надоедало, и Луиза ускользала, снова танцуя одна. Она была счастлива, как никогда в жизни. Один раз вместо очередного мужчины к ней вдруг приблизилась женщина в платье с сиреневыми перышками, тесно прижалась, проведя руками вдоль всего тела, и шепнула на ухо:

– Не останавливайся…

Останавливаться? Ни за что!

Здесь никто не знает, что она служанка. Никто не знает, что она родилась и выросла в Пибоди-эстейт. Никто не знает, чего она боится бессонными ночами, пока лежит одна, дожидаясь розовых проблесков рассвета. Никто не знает, что счастлива она сейчас, в эту минуту, как никогда прежде и, быть может – Луизе вдруг стало страшно, – никогда в будущем. Они не знали ее, а она не знала их. И от этого становилось только лучше!

Разумеется, всему рано или поздно приходит конец.

Музыканты затихли, Джо объявил перерыв, и танцоры разбрелись в разные стороны. У Луизы горели ноги, на спине застывал пот, во рту ужасно пересохло. Заметив неподалеку Клару и Памелу – те все еще стояли вместе, – она подошла к ним.

Памела схватила Луизу за руку.

– Разве он не чудо?

– Кто? – спросила Луиза, хотя и без того знала, о ком речь.

– Джо Кац! – выпалила Памела, затаив дыхание. Она тоже плясала в экстазе: волосы растрепались, завитые локоны рассыпались.

В Джо здесь была влюблена каждая; когда он зашагал к барной стойке, стайка женщин тут же окружила его кольцом.

– А где Нэнси? – спохватилась Луиза, вспомнив наконец о своих обязанностях. Она понятия не имела, который час.

Памела махнула в сторону столика, и Луиза увидала за ним Нэнси – та, покуривая сигарету, о чем-то болтала с Шарлоттой. Едва она набралась храбрости, чтобы прервать их разговор, как вдруг кто-то постучал ее по плечу. Луиза обернулась, сперва никого не заметив, потом опустила глаза и увидела Гарри. Тот широко улыбался.

Гарри был приятелем Гая Салливана, прежде они вместе работали в железнодорожной полиции. Росту он был небольшого, зато с лицом голливудского актера: с темно-синими глазами и ямочкой на подбородке.

– Гарри!

Все-таки и у нее здесь есть знакомые! Луиза словно взлетела на несколько ступеней выше. Теперь она и вправду стала частью этого места.

– Мисс Луиза Кэннон, – бархатистым голосом произнес тот, беря ее за руку и запечатлевая на ней поцелуй. – Рад встрече.

– Как вы? – восторженно спросила она. – И что вы здесь делаете?

– Играю в группе, – ответил Гарри, указывая пальцем себе за спину, на сцену. – Здорово, правда? Джо – это нечто!

– Вы играете в его группе? Надо же, а я вас и не заметила… На каком же инструменте?

– Еще бы не заметили. Бог поскупился одарить меня парой лишних дюймов, поэтому когда я сижу на стуле, из зала меня совсем не видно, – рассмеялся он. – На тромбоне. Из полиции ушел, решил посвятить себя музыке. Ничего нет лучше ее!

Луиза ощутила острый приступ ностальгии.

– До чего же я рада вас видеть… А как Гай поживает?