Ее нежеланный лорд

– Это глупо, Роланд. Ну, подумай сам, риск того не стоит. У тебя, в конце концов, есть еще одна дочь, респектабельная, хорошо устроенная. Мы не можем рисковать всем из-за твоей глупой привязанности…

– Я сказал нет. Жертвовать Бьянкой из-за твоего придурка? Из-за заскоков Ларно? Не потерял ли ты берега, дружище?

– Это последнее твое слово, Роланд? – обманчиво мягко поинтересовался Шико.

– Ну разумеется, – услышала Бьянка.

И она уже отлепилась от стены с намерением как-нибудь незаметно проскользнуть к лестнице, как вдруг услышала тихий хрип… и звук от падения тяжелого тела.

Ноги как будто сковало льдом.

Она заставила себя вдохнуть.

«Папенька… неужели… неужели вот так?!! В собственном доме?»

Она уже не сомневалась в том, что Шико сделал с ее отцом что-то нехорошее, недоброе. Но… что ж теперь будет? И что ей делать? Да боже мой, как заставить себя двигаться?

И Бьянка почувствовала себя так, словно смотрит на все со стороны. Сама она, маленькая, незаметная, спряталась под стол и выглядывает из-под скатерти. А ее тело, неуклюжее, неповоротливое тело взрослой женщины, все так же стоит, прилепившись к стене. И грудь вздымается тяжко, словно после долгого бега. И ледяные руки дрожат, скользят по штукатурке…

«Я должна рассказать Аламару Нирсу».

Мысль эта была чистой и острой, как будто вспорола туман, затянувший сознание. А потом Бьянка заставила себя отлепиться наконец от стены и заскользить по паркету.

Она очень надеялась, что Шико ее не увидит, потому что тогда… Тогда ей не выбраться живой из дома.

«Всеблагий, так там же папенька. А что с ним? Что?!! Неужели… и его?»

Только что она лишилась мужа. Теперь и отца?

«Но тебе надо, надо добраться до мастера Нирса. Только он может помочь… только он…»

Бьянке везло. Она беспрепятственно добралась до второй, боковой лестницы, которой обычно пользовалась прислуга, быстро сбежала вниз и, вынырнув в ночь через черный ход, помчалась к липовой аллее. Она задыхалась, сердце колотилось, бешено гоня кровь, перед глазами прыгали серые мошки. Прохладный воздух словно лип к разгоряченной коже, казался упругим, точно кусок холодца на тарелке.

Нет. Она должна… она доберется до Аламара, чего бы это ни стоило.

Бьянка с облегчением выдохнула, нырнув под сень липовых крон. Теперь – быстрее, еще быстрее к калитке. Деревья скрывают ее от тех, кто находится в доме, и ее не увидят… будут думать, что она все еще спит у себя в комнате…

Она невольно вскрикнула, когда ее обхватили за талию чьи-то крепкие руки. И точно так же широкая потная ладонь зажала ей рот.

– Ну здравствуй, Бьянка, – сказал Дитор Шико ей на ухо, – ты куда-то собралась?





* * *


От него пахло железом и приторной сладостью, от которой сводило зубы, а к горлу подкатывала тошнота. И рука Дитора, уверенно зажавшая рот, была липкой и холодной. Волна омерзения накрыла Бьянку, так, что перед глазами потемнело. Она дернулась, изо всех сил ткнула Дитора локтем под ребра, но мужчина лишь рассмеялся. И от этого тихого, хриплого смеха ночная темень перед глазами вспыхнула, расцвела огненным цветком.

Неожиданно для себя Бьянка узнала этот смех. Это ведь он, человек без лица из ее кошмаров. Тогда… он душил ее, но она просыпалась. Каждый раз просыпалась. Теперь же…

Бьянка замычала, упираясь ногами в землю, в то время как Дитор молча поволок ее прочь с дороги, туда, где темные стволы старых лип тонули во мраке. Сердце колотилось где-то в горле. Кулон на груди разогрелся просто немыслимо, обжигая. Наверное, останется след на коже – но кому до этого будет дело, после того как остывшее тело Бьянки Эверси найдут в старой липовой аллее?

Дитор снова рассмеялся, и Бьянка захныкала от бессилия. Она ровным счетом ничего не могла поделать.

– А знаешь, – сказал он ей тихо, очень интимно, – я хотел именно тебя, в тот вечер. Но попалась Лиззи. У нее была такая нежная кожа, а шея хрустнула так быстро.

– Ублюдок! – провыла Бьянка. – Отпусти!

– Но Лиззи не сопротивлялась, – добавил Дитор, без особых усилий оттаскивая Бьянку за толстый ствол, – это было скучно. И те, другие, они почти не сопротивлялись. Даже жаль, что приходилось сначала душить их, но так велел отец. Сказал, что именно так и не иначе… А ты, Бьянка, брыкаешься. Это так забавно. Но не переживай, я буду нежен с тобой. Как ни с кем другим.

«Больной ублюдок. Еще хуже, чем Левран», – успела подумать Бьянка.

Еще она успела кое-как пнуть Дитора туфелькой по голени, за что тут же схлопотала.

– Ах ты маленькая дрянь!

Он разжал руку, освобождая ей рот, но тут же запустил пальцы в волосы, дернул на себя – а затем впечатал лицом в дерево. Ночь вспыхнула белыми искрами и снова погасла. Лоб и нос стремительно наполнились болью, и Бьянка ощутила, как в горло покатился горячий солоноватый ком.

– Помоги-ите! – прохрипела Бьянка, давясь собственной кровью.

И тут же пришло понимание, что никто не придет и не поможет. Все слишком заняты, а ее тихий вопль никто не услышит.


От ужаса тело каменело и силы стремительно утекали. Она кое-как вывернулась из безжалостных рук Дитора, рванулась прочь, к дорожке, но тут же была схвачена и повалена на землю. Бьянка извивалась змеей, пиналась и кусалась, но холодные пальцы сомкнулись на горле, а тяжелое тело придавило к земле.

– Маленькая пташка, – прохрипел Дитор, – не бойся, я буду…

Его волосы упали ей на лицо. Он наклонился к ней так близко, что Бьянка ощутила на лице его дыхание, пропитанное сладостью разложения. Из последних сил она полоснула его по лицу, оставляя на щеке кровавые борозды, а потом Дитор сжал пальцы.

И Бьянка, кружась как сорвавшийся с ветки листок, полетела в серое, подернутое красными прожилками ничто. Она не могла дышать, но успела почувствовать, как Дитор ее целовал, жадно и торопливо, словно задавшись целью выпить последний вдох. Мир уплывал вдаль – или наоборот, она все дальше и дальше уходила туда, откуда нет возврата.

«Рой», – тоскливо подумала Бьянка.

А потом увидела, как за спиной Дитора полыхнуло золотистое сияние, из самого центра которого стремительно надвинулась густая – куда как гуще, чем темнота ночи, – тень.

Что-то хрустнуло, влажно и отвратительно. Как будто кость дернули из сустава. Голова Дитора мотнулась вбок.

Вот и все. Серая мгла перед глазами.

…Бьянка не сразу поняла, что именно изменилось. По-прежнему было темно, но Дитор куда-то исчез, да и сама она уютно лежала у кого-то на руках, голова откинута на твердое плечо, и горячие жесткие пальцы гладят по щекам, по лбу, по шее… В ноздри ударил запах табака вперемешку с морской свежестью. Бьянка улыбнулась. Выходит, нет ничего плохого в том, что она умерла. Потому что теперь, наконец, все у нее будет правильно с Роем…

– Вовремя. Портал сработал вовремя и на привязку к кулону, королева просто неподражаема, – голос верховного инквизитора донесся откуда-то сверху. – Но Дитора, по-хорошему, нужно было судить королевским судом. Все, Рой, дальше мы сами. Мои люди уже пошли туда.

Аламару никто не ответил, и Бьянка блаженно прикрыла глаза. Ей казалось, что она медленно плывет по спокойной реке. Ее чуть заметно покачивало на волнах, и было так хорошо, как может быть только в обители Всеблагого.

А потом – резко и неприятно – заболела шея. И переносица. И ссадина на лбу. Бьянка дернулась всем телом, происходило совсем не то, чего следовало бы ожидать. После смерти ведь ничего не болит, да? И, уж конечно, в обители Всеблагого не может быть верховного инквизитора королевства.

– Маленькая, – хриплый голос Роя заставил ее невольно сжаться.

Но… как же так? Он ведь умер. И его тело забрал Аламар Нирс.

Бьянка осторожно шевельнулась, и тут же ее подхватили, подняли вверх, прижали к каменной груди.

– Бьянка-а-а, маленькая моя… Моя любимая девочка…

Этого было довольно, чтобы Бьянку вышвырнуло в освещенное розовым закатом теплое море, в нежность, в несмелую радость, в робкую надежду.

– Рой, – прошептала она, – ты же…

– Да жив я, моя маленькая. Предупреждал тебя… прости, если бы ты знала, то они бы догадались. А так… все думали, что меня больше нет. Даже мне в дом уже артефактов натащили… Довольно, чтобы никто уже не выкрутился. Все, моя хорошая, теперь уже точно… все…

Она, словно во сне, подняла руку и прикоснулась к ноющей шее. Закрыла глаза. Потом, решившись, спросила:

– А где… Дитор?

– Да здесь он, – беспечно сказал Рой. – Жаль, он нам ничего больше не расскажет.

– Это все… – Бьянка всхлипнула. Кажется, она начинала понимать, что же произошло за эти сутки, и понимание это внезапно причинило острую боль. – Вы чудовище, лорд Сандор, – пробормотала она, – вы даже не сволочь. Вы просто чудовище. Вы заставили меня верить в то, что выпили яд. И я… поверила…

Вместо ответа Рой лишь сильнее прижал ее к себе и решительно двинулся вперед.

Мысли текли медленно и лениво, Бьянка с трудом сообразила, что он уносит ее все дальше и дальше от дома, который она считала родным.

– Чудовище, – прошептала Бьянка, прижимаясь щекой к плечу мужа, – что вы со мной сделали?

– А вы? Что вы со мной сделали, маленькая колючка? – Он усмехнулся. – Я лежал в стазисе, я не мог шевельнуться, но слышал все, что вы говорили тогда… в кабинете… мне казалось, что я схожу с ума. Я бы предпочел, чтобы меня ободрали заживо, чем лежать и слушать все это и быть не в состоянии прикоснуться… или хотя бы утешить…

Он остановился, все так же бережно прижимая Бьянку к себе. В темноте его лицо казалось бледной маской, и лишь в глазах полыхало пламя.

– Повтори, что ты тогда сказала.

Бьянка всхлипнула.

– Люблю.

Рой притиснул ее к себе с такой силой, что Бьянка невольно охнула – и тут же объятия ослабли.

– Прости, прости меня, моя бабочка. Я так мечтал это услышать, что теперь едва ли верю. Ты… не уйдешь от меня? Останешься?

Его голос предательски дрогнул. Бьянка вскинула слабые, точно ватные, руки и обняла его за шею.

– Не уйду, никуда не уйду. С тобой буду.

Она невольно закрыла глаза, когда Рой медленно, очень нежно поцеловал ее. Трепетно, едва касаясь губ. Та кровавая дыра, что болела в груди, медленно закрывалась, и ее место занимало живое, трепещущее тепло.

– Я счастлив, – шепнул он. – Спасибо тебе.