Если

Когда я приехал туда около пяти, дома никого не было. Это было облегчением. Я не чувствовал себя готовым болтать с Эллой. Она была вежливой, но ее негодование тлело на медленном огне. Она вышла замуж за хорошего брата, успешного брата, а я был просто обузой для него. Я был белой вороной и использовал его. Я был плохим парнем.

Я проскользнул в гостевой домик и даже не побеспокоился о том, чтобы включить свет. Все мои планы о том, что я сейчас что-нибудь сделаю, прекратили свое существование, и я завалился на кровать, уснув глубоким сном.

Меня разбудил голос издалека. Когда я перевернулся, застонав от головной боли и дезориентации, я понял, что это Элла. Она не была громкой, но в ее голосе была писклявость, которую было сложно не услышать.

Я не знал, сколько проспал, но все еще был уставшим. Усталость — это неправильное слово. Так же как и истощение. Потому что это было не просто отсутствие физического покоя. Я хотел исчезнуть в небытие сна. Там, где я бы не чувствовал боль, ненависть к самому себе и отчаяние. Я бы не чувствовал ничего. Мой мозг функционировал в том направлении, которое еще не было изучено. Он вел меня куда-то, и у меня не было выбора кроме как следовать за ним. Первая часть поездки была быстрой, дикой и бешеной. Вторая часть была ненадежной, медленной и, возможно, самой опасной.

Я был болен. Это не болезнь, которую можно посмотреть или измерить с помощью термометра, но тем не менее, это была физическая болезнь.

Моя первая мысль была о Бёрд. Я посмотрел на часы. Было десять утра. Я проспал всю вторую половину дня и ночь, но было ощущение, будто я просто вздремнул. Я поплелся к холодильнику и нашел кое-что, что мог засунуть себе в рот. Я надеялся, что прием пищи поможет облегчить вялость.

Так как я не включал свет, должно быть, Миллер и Элла не знали, что я был здесь, и сейчас я не был против этого.

Я забросил пару кусков хлеба в тостер и вытащил упаковку холодных мясных закусок, и поплелся к своему телефону. Он был разряжен, а зарядку я оставил у Бёрд. Я ощутил укол паники. Думала ли Бёрд, что я ушел из-за событий прошлой ночи? Я хотел оставить ей записку, что буду у брата, но мой разум был так затуманен от голода и истощения, что я забыл. Я облажался.

Я попытался вспомнить ее номер, но я никогда не запоминал его. Она занесла его сама в мой телефон, и каждый раз, когда звонила или я набирал ее, на экране высвечивалось «Бёрди». Отстой.

Была среда, и я знал, что обычно по утрам у нее занятия, а потом перерыв перед работой в ресторане. Если потороплюсь, то смогу добраться до нее. Черт. У меня не было денег.

Я открыл ящик в гостевом домике, где Миллер иногда оставлял мне двадцатки, но там была только мелочь. Он не ждал меня. Я знал, что сейчас он был на работе. Самое раннее, когда я смогу вернуться к Бёрд — вечером. Она решит, что я просто снова исчез, не позвонил ее, и все из-за того, что она плакала. Я, бл*дь, довел ее до слез.

Я подумал, что, возможно, в главном доме есть зарядка, и я смогу зарядить свой телефон. Это бы исправило всю ситуацию. Затем я смогу поесть, немного поспать и позже вернуться к Бёрд. После того как я съел два сэндвича, я открыл стеклянную дверь и вышел из темноты гостевого домика. Прикрыв глаза от солнца, я пошел к бассейну, что было единственной дорогой от гостевого домика к главному.

От голоса Эллы мои виски больно пульсировали. Она была вовлечена в разговор, но я слышал только ее голос, как будто она разговаривала по телефону. Морально я уже приготовился к разговору с ней.

Ее тень была сбоку от дома, я мог видеть, как она ходит вперед-назад, но она не замечала меня. Элла любила болтать с подружками по телефону. Она владела бутиком, и у нее был ненормированный рабочий день. Казалось, что всякий раз, когда я ее видел, она болтала по телефону с одной из сестер из женского общества или что-то в этом духе.

— Я не знаю... просто такое ощущение, будто Миллер слепой.

Я остановился послушать. Она говорила дерьмо о моем брате?

— Нет, это просто из-за ребенка... его брат неуравновешенный. Такое чувство, будто вся семья находится в отрицании. И Миллер в первую очередь. Я понимаю, он потерял Сару, и цепляется за Ашера, но он потерян. — Она всегда звала меня Ашером, как будто отказывалась со мной фамильярничать. И она только что сказала, что это из-за ребенка?

— Нет... технически, он не причинял никому боль намеренно, но он непредсказуем. Он бродяга, ради всего святого! И только потому что он выглядит чистым, благодаря нам, должна добавить, что он красноречивый и маленький гений... все слепы к тому факту, что он бомж! Ты бы хотела такого рядом со своим ребенком?... Мы спорили прошлой ночью. Я сказала ему, что он должен забрать ключ у Ашера, а Ашер должен найти работу. С ним нужно быть жестче из лучших побуждений! Но Миллер взбесился. Сказал, что я не понимаю. Я понимаю, что Ашер не хочет становиться лучше... ему слишком легко. Все нянчатся с ним. Я думаю, что он преувеличивает свои проблемы... Знаешь, Сара не была сестрой только Ашера, Миллер тоже потерял сестру... Мне иногда кажется, что Ашер важнее для Миллера, чем я... В любом случае, Миллер сдался и сказал, что поговорит с ним, но он всегда такой мягкотелый, когда дело касается Ашера. Поэтому я не знаю...

Я думаю, что это одно — знать, что о вас думаю, и совсем другое — это услышать. Она была права. Я был неудачником. Во мне был нереализованный потенциал. Но больше всего меня беспокоило, что я поставил Миллера в трудное положение. У него скоро появится ребенок, а я встал между ним и Эллой. Я не был ее фанатом номер один, но они любили друг друга. Они пытались построить семью, а я был ребенком, на которого она никогда не соглашалась.

Бремя. Я всегда буду бременем. Неважно, что я делал, я был им для Миллера и моих родителей. Даже если сегодня я найду работу и пересмотрю прием лекарств, я уже принес столько непоправимого вреда, что каждый раз, когда они будут просто видеть меня, это будет бередить старую рану.

Я прошел на цыпочках в гостевой дом, взял свой ключ, оставил его на кухонном столе и ждал, пока Элла вернется в дом. Затем я ушел.



19 глава



Бёрд



Прошло три дня с тех пор как я видела Эша, и я начала выходить из себя. Той ночью на крыше все было хорошо, пока он не сделал кое-что глупое.

Он стоял на краю, дразня меня. Его глаза были дикими, он думал, что это было забавно, но я была в ужасе. Чем больше я умоляла, чтобы он спустился, тем больше он шатался, смеялся, пока я не начала плакать, потому что решила, что слезы докажут ему, что я серьезна. Это сработало, он спрыгнул и начал убеждать меня, как сожалеет, как будто не мог понять, почему я так серьезна насчет этого. Казалось, будто он хотел умереть, или он был безумно незрелым и глупым, что было странно, так как я всегда думала о нем, как о зрелом во всех отношениях. Впервые я на самом деле была зла на Эша. Зла, что он рисковал своей жизнью, что дразнил меня, и зла, что он взбесил меня так сильно.

Эш продолжал извиняться, и я верила в его искренность, но что-то ощущалось не так. Я не могла понять, в чем дело. В теории, то, как он вел себя, было забавным. Он был вдохновленным, гонимый искусством и энергией, но также он не ел и не спал, а иногда его энергичность превращалась из забавной в пугающую. Я думала это все из-за нового проекта — он был взволнован, и как многие художники в муках вдохновения отодвинул все остальное на задний план. Эш нуждался в отдыхе. Он начинал сходить с ума.

Поэтому после того как он извинился, по крайнем мере, пятьдесят раз, я сказала ему, что прощаю. Затем я умоляла его поспать. Не лежать в кровати и ждать, пока я усну, чтобы он мог расхаживать по квартире или ускользнуть на крышу. Я хотела, чтобы он закрыл глаза и уснул. И он так и сделал.

Он спал, пока я готовила завтрак и готовилась к работе. В какой-то степени это было мило. Я не видела его таким умиротворенным с его первой ночевки. Ему нужен был отдых, и затем он возьмет себя в руки.

Но когда я вернулась, Эш уже ушел. В этот раз это ощущалось тяжелее. Квартира была пустой. Если бы не было мольберта и нашего недорисованного дерева, то, казалось бы, что он никогда не существовал. И тем не менее, мольберт — в качестве единственной детали, доказывающей его существование — был плохим знаком. Если он не взял его с собой, он, вероятно, не работал над своим проектом.

Я обозвала себя параноиком и позвонила ему, что все прояснить. Эш всегда брал трубку, но не в этот раз. Он не был на крыше. Он не был на своем месте в аллее. Он исчез. Я не спала всю ночь, безрезультатно звонила ему. Меня все время перекидывало на голосовую почту.

На второй день его отсутствия, я нашла его зарядку от телефона. Это еще больше смутило меня. Это означало, что он планировал вернуться или ему просто было плевать, заряжен ли телефон? Он был ранен? Зол? Неизвестность съедала меня, и теперь я страдала от бессонных ночей.

Я хотела позвонить в полицию или больницу, но что-то подсказывало мне, что его исчезновение было преднамеренным. От этого было чертовски больно. Мне казалось, что он ушел из-за нашей небольшой ссоры. Это все, что я смогла придумать.

Эш появился к концу третьего дня. Мы с Джорданом возвращались домой вместе, как будто последних трех месяцев не существовало. Эш был на своем месте с опущенной вниз головой. Он снова был тихим парнем, который желал быть забытым.

—Эш? ЭШ? — крикнула я, побежав к нему. Он выглядел больным, а на его лице были пятна грязи. Я никогда прежде не видела его в таком состоянии. Казалось, что он прошел войну.

Джордан стоял рядом со мной, когда я присела перед Эшем.


— Привет, — сказал он без особого энтузиазма. — Выглядишь прекрасно.

— Что... что ты делаешь на улице? Где ты был? — спросила я, повысив голос. Я была встревожена, но также зла на него.

— Я болен.

— Ты болен? Почему ты просто не пришел ко мне?

— Я не хотел обременять тебя, — сказал он.

— Обременять? Эш, ты не бремя, черт побери! — огрызнулась я. Но он выглядел невероятно больным, поэтому я сделала глубокий вдох, чтобы еще больше не наброситься на него. Джордан тоже выглядел озадаченным. Мне было неудобно рассказывать ему, что Эш пропал, вместо этого я сказала, что он у своего брата. Что в принципе могло быть правдой.

— Нам нужно пойти к доктору, — сказала я.

— Нет... никаких докторов.

— Хорошо, ну, отведем тебя ко мне, тебе нужно принять душ, поесть супа и поспать.

Мы с Джорданом помогли ему встать на ноги. Джордан послал мне недоумевающий взгляд, а я проговорила одними губами в ответ:

— Спасибо тебе.

Когда мы пришли ко мне в квартиру, я наполнила Эшу ванну. Когда он снял свою одежду, я была шокирована увидеть ссадины и синяки по всему его телу.

— Что произошло?

— Я возвращался от своего брата. Это адский путь, — пробормотал Эш.

— Что? Это же... очень далеко!

— Да, я подрался с кое-какими кустами и забором, — сказал он, поморщившись, когда опускался в воду, от которой шел пар.

Я села на край ванны, когда он откинулся назад, закрыл глаза и вздохнул.

— Как ты мог сделать это?

Он открыл глаза и посмотрел на меня.

— Как ты мог так уйти? Ты не звонил, ты не думал, что я переживаю? Я волновалась! — ругала его я.

— Бёрд, я уже какое-то время забочусь о себе сам. Я не хотел, чтобы ты беспокоилась за меня. Я болен и знаю, что у тебя большое сердце, и ты бы захотела помочь мне.

— Ты подумал, что я буду беспокоиться и поэтому исчез? Изумительная логика, — фыркнула я. — Ты просто исчез. Это ненормально, Эш.

Он поморщился и потер свой лоб одной рукой.

— Я думал, так будет лучше.

— У тебя есть люди, которые могут позаботиться о тебе, место, куда можно пойти. Что насчет твоего брата?

— Я больше не собираюсь туда.

Я подбросила свои руки в воздух в раздражении.

— Ты знаешь, что самое большое бремя, Эш? Слышать, как ты говоришь мне, что чувствуешь себя бременем. Ты не чувствуешь себя желанным рядом со мной? Поэтому тебе лучше быть на улице, идти бог знает сколько миль, чем быть здесь со мной? Тебе кажется, что ты не можешь попросить меня о помощи?

— Нет, это не то, что я имею в виду. Бёрд, ты успешная, ты собранная. А я бремя, ты можешь так не считать, но это факт. Ты заботишься обо мне, а я просто пытаюсь отделиться от тебя.

— Мне не нужно, чтобы ты делал выбор за меня, Эш. Я не глупая.

— Я знаю, что ты не глупая, и именно поэтому я не могу понять, почему тебе не плевать на меня, — огрызнулся он.

— Потому что мне не плевать, Эш. И я не буду оправдываться за это, — сказала я, выбегая из ванной.

Слезы катились по моим щекам, когда я открыла банку супа, поставив ее на плитку. Я так сильно заботилась об Эше, но он был как вода. Неважно, как упорно я пыталась удержать его, он всегда ускользал сквозь мои пальцы. Я хотела сказать ему, что он был лицемером, говоря мне, что я была привлекательной и красивой, несмотря на мой изъян, тем не менее, он все же не желал принимать любовь и заботу к нему.

— Бёрд. — Он встал позади меня. — Бёрд? — его голос был мягче во второй раз.

— Да? — сказала я. Я прочистила горло, чтобы скрыть свои эмоции, но от этого мой слезы стали более очевидными.

— Извини, — сказал он.

Я кивнула. Я не хотела говорить, потому что слезы полились бы снова.