Истерли Холл

– Извините, миледи, но там пришли за лошадями, то есть армия. Собаки тоже внизу. Ужас что творится, прошу прощения. – Эви задыхалась. – Они хотят забрать все, во всяком случае, мне так кажется. Они уже раньше где-то забрали стреноженных лошадей.

Леди Вероника бросила газету.

– Пойдемте со мной, Эви, вы мне понадобитесь.

Она обежала вокруг стола и метнулась к лестнице. Мистер Харви неуверенно произнес:

– Но это невозможно, миледи. Зеленой дверью пользуется персонал.

Леди Вероника не остановилась, только крикнула с лестничной площадки:

– О, успокойтесь, Харви. Пойдемте, Эви. Я не позволю им врываться и делать что им вздумается. Если допустить это, дальше в окна полетят кирпичи. Вы помните шляпу, Эви? Вы мне нужны. Мистер Харви, найдите Стэна, старшего садовника, и всех мужчин, каких сможете найти.

Эви следовала за ней. Они сбежали вниз по главной лестнице и прошли через свято чтимый парадный зал. Эви распахнула огромную тяжелую дверь и придержала ее для леди Вероники. Они выбежали из дома и помчались, хрустя гравием, в конюшенный двор. Эви подвернула лодыжку. Не обращая внимания на жгучую боль, она побежала дальше и догнала леди Веронику. В конюшенном дворе трое солдат удерживали грумов, число которых теперь уменьшилось вдвое, после того как остальные ушли на войну. Другие уже выводили испуганных лошадей во двор. Животные брыкались и вставали на дыбы. У некоторых через поводья были уже продеты веревки.

Лошади зашли и в кухонный двор. Изюм и Ягодка по-прежнему лаяли и кидались во все стороны. Миссис Мур и миссис Грин загнали сержанта за двери конюшни, преграждая ему дорогу. Энни тоже была там. В руках у нее была сковорода, и она старалась ударить его по голове. Сержант уклонился от удара и вырвал сковороду у нее из рук, одновременно отталкивая пожилых женщин, как пушинку.

И тогда Эви атаковала. Она с силой врезалась в него, и он с трудом удержался на ногах. Он сделал шаг назад, и она снова бросилась на него, пользуясь преимуществом неожиданного нападения. Она налетала на него, и теперь ей помогала Энни. Они зажали его у стены конюшни.

– Только попробуй прикоснуться к ним! – орала Эви. – Не смей трогать этих женщин!

Энни пронзительно крикнула:

– Только пошевелись, и я тебя так отделаю, что только мокрое место останется.

Чьи-то грубые руки оттаскивали их назад, но сзади уже встала леди Вероника, так что сержанту пришлось бы оттолкнуть ее, если бы она сделала шаг вперед.

Он поднял стек, собираясь ударить.

– Немедленно опустите это вниз и распорядитесь, чтобы ваши люди убрали руки от мисс Форбс и мисс Фишер, – холодно и жестко сказала леди Вероника. – И, прежде чем вы возьмете хотя бы одну лошадь из этих конюшен, вы будете говорить со мной, вы поняли, или, торопясь скрыться с чужой собственностью, вы забыли, что такое элементарная вежливость?

В голосе ее звучала ярость и годами копившееся отчаяние из-за… чего? Из-за отца, наверно, из-за Ублюдка Брамптона – так подумала Эви. Ягодка теперь прыгала на сержанта и отстала, только когда леди Вероника рявкнула на нее:

– Бога ради, хватит, глупая псина!

Солдаты, державшие Эви и Энни, опустили руки, когда сержант подал им знак. Сам он сунул руку в нагрудный карман и протянул леди Веронике требование о реквизиции.

– Вам предписывается передать всех лошадей, имеющихся в этом домохозяйстве, и я предполагаю, что за домом есть конюшня, где содержатся охотничьи и полевые лошади.

Леди Вероника прочитала документ и вернула его сержанту.

– Действуйте, сержант, но если вы тронете Тинкер, я вас убью. – Она показала на конюшню, где стояла Тинкер. – Ей пятнадцать лет, и она не может быть полезным приобретением для армии.

Сержант выпрямился и сунул стек под мышку.

– Полагаю, это справедливо, миледи, – отчеканил он и повернулся, ввинчивая каблуки в булыжник. Он был разгорячен и обескуражен. Глядя ему вслед, Эви почувствовала, как в ней поднимается смятение. Теперь ей было понятно, почему все мужчины вокруг нее отправились на войну. В конце концов, это все-таки не что иное, как игра, просто игра, будь она проклята.

Ко времени ланча всех лошадей увели, оставшиеся конюхи тоже ушли, потому что без животных какой толк им оставаться? Все вместе они отбыли в пункт призыва в Госфорне. Леди Вероника заявила, что сама будет ухаживать за Тинкер.

После ланча, ко всеобщему удивлению и разочарованию, прибыли лорд и леди Брамптон. Их шофер, Лен, появился в зале для прислуги в форме и, как всегда, в безупречно начищенных сапогах. Когда подошло время чаепития, на кухню неожиданно проскользнула леди Вероника, только Эви собралась насладиться чашкой чая. Она приложила палец к губам, глаза ее были заплаканны. Изюм и Ягодка вились у ее ног, а потом улеглись под столом. Леди Вероника присела за стол и некоторое время смотрела в пустоту, потом подняла голову.

– Эви, помогите мне. Отец говорит, что их надо пристрелить, потому что они немецкие собаки. Он окончательно спятил, негодяй.

Энни, которая было подошла к двери моечной, снова удалилась в свое убежище. Эви уже знала из газет, что в стране, как чума, распространяется смехотворная паника. Она села за стол и налила себе чаю в одну из эмалированных кружек, вторая чашка была приготовлена для Энни. Чай был ей необходим, даже если леди Вероника не хочет. Что за адский день.

– Ну, что касается меня, то я не собираюсь это делать, – сказала она.

Леди Вероника откинула назад голову и засмеялась.

– Господи, жаль, что не вы живете там, наверху, Эви.

– Ну, я-то не возражаю, – пробормотала Эви, поднимаясь, чтобы отнести чай Энни в моечную. Она шепнула, чтобы та вышла через заднюю дверь в зал для прислуги.

Когда Эви вернулась, леди Вероника рассеянно пила чай из ее кружки. Эви взяла из шкафа другую. Леди Вероника, увидев это, вспыхнула и поставила кружку на стол.

– Простите, ради бога, Эви. Я не подумала. Я просто не совсем осознаю, что делаю. Проклятье! Свинство! Эви, вы не сможете найти кого-нибудь, кто мог бы взять моих малышей? Я, конечно, заплачу за их содержание, но ведь война не продлится долго, и когда она кончится, я заберу их обратно. Я не могу допустить, чтобы их пристрелили, и все на этом.

Эви улыбнулась.

– Но нужно несколько часов, чтобы сходить в поселок и поспрашивать у людей.

– Я так надеялась, что вы это предложите, Эви, и спасибо, что вы сегодня были моей правой рукой. Поблагодарите, пожалуйста, и Энни тоже от моего имени.


Эви отозвалась:

– Делаю это без упоминания о шляпе.

Они улыбнулись друг другу.

– С прошлым покончено, – пробормотала леди Вероника.

Мама, конечно, взяла собак.

– Почему бы и нет, солнышко? – сказала она. Милли и Эви помогали ей закончить очередной коврик, а Тим на полу играл с кубиками. Он ползал по комнате, постоянно смеялся и пытался встать. Он уже совсем скоро пойдет. Для своих шестнадцати месяцев он был уже крупный малыш.

– Тим будет им радоваться, война долго не продлится. Говорят, к Рождеству все кончится. Ты знаешь, что приходили за папиными голубями? Кто-то сообщил, что у нас хорошие почтовики. Я считаю, что это денщик мистера Оберона. Папа по-настоящему расстроился, Эви, но у него впереди смена, так что он выбросит все это из головы.

Милли низко склонилась над ковриком, протаскивая голубой лоскут между других лоскутов. Она не поднимала головы. Тим с грохотом швырял кубики.

Как Роджер мог узнать о голубях, размышляла Эви, не сводя глаз с матери малыша. Ей вспомнилось, как во время праздника банковских каникул он вился вокруг Милли. Но ясно же, что она не могла рассказать ему? Какой смысл было спрашивать? Ну, при желании можно считать, что про голубей просто все знают.

Усталость прочертила глубокие морщины на мамином лице, но улыбка ее никуда не делась. Она взглянула на часы.

– Грейс сейчас у пожилых. Почему бы тебе не заскочить к ней, перед тем как ты уедешь? Она по-прежнему не оправилась, ты знаешь.

Эви согласилась и зашагала по дорожке ко входу в пансион. Не успела она постучать, как Грейс уже открыла дверь.

– Я видела, когда ты приехала, и ждала, что ты зайдешь.

И ее лицо тоже выглядело усталым. Она вышла из дома. Эви сказала:

– Мама берет такс Брамптона. Если окажется, что они причиняют слишком много хлопот, не мог бы кто-то из ваших семей приютить собак? Это совсем ненадолго.

Голос ее звучал наигранно веселым.

Грейс взяла Эви под руку, и они принялись осматривать кабачки.

– Я спрошу у них, дорогая моя Эви, но я как раз собиралась сказать тебе, что я записалась в добровольную санитарную дружину. Буду там работать.

Эви эта новость почему-то совершенно не удивила.

– Ну что, наверно, зрелище будет более волнующим, чем кухня.

Она подтолкнула локтем подругу раз, потом другой. Грейс негромко рассмеялась и тоже толкнула ее.

– Нет ничего важнее, чем твоя еда, Эви. Когда ожидаются раненые? Это уже обговорено?

Они остановились у ворот. Наверху, на вершине холма, все так же несгибаемо стояло Корявое дерево. Эви показалось, что в голове у нее что-то замкнулось, мысли остановились, но потом все снова завертелось. Да, с деревом уже веками ничего не происходит. Человек вырыл шахты, долины изменили свой вид, но Корявое дерево как стояло, так и стоит. Оно всегда росло здесь, тихо и спокойно. Но что, если придут немцы, если их выстрелы разрушат дома, уничтожат страну? Если будут уничтожены вот эти дома – их дома?

Она обвела глазами три дома: тот, где живет ее семья, дом для пожилых шахтеров и дом, где людей принимают в случае каких-то чрезвычайных обстоятельств. Потом перевела взгляд на поселок, на платформы у шахты, на гору шлака. Что, если интервенты ворвутся в их дома, как солдаты в конюшенный двор, но с винтовками наперевес?

Эви обернулась к Грейс:

– Она уже здесь, правда? Война уже пришла в нашу жизнь, и теперь все будет по-другому, потому что забирают наших мужчин, а не только солдат, так, значит, это будет долгая история, разве не так?

Грейс обняла ее за плечи.

– Некоторые так и говорят. Но подумай, Эви, если им нужны будут женщины, потому что мужчины уходят, тогда мы сможем заявить о себе. Мы покажем, что мы не хуже можем справляться с делами, а когда все закончится, им придется относиться к нам серьезно. Ты сама знаешь, собраний больше нет, и уже давно. Кристабель объявила о временном прекращении нашей борьбы. Теперь мы должны быть паиньками и поддерживать мужчин.

Она замолчала, покачав головой.

– Но хотя наше дело выиграет в дальнейшем, сейчас страна в состоянии войны, и все остальное, в том числе право голоса, малозначимо и обратилось в прах.

Обе молчали, глядя вокруг. Как это возможно, что день такой чудесный? Что овцы пасутся в лугах, а коровы гуляют в кукурузе? А вот лошадей больше нет, господи, всех их забрали на войну.

Наконец Эви произнесла:

– Вы придете на проводы, когда мужчины поедут на фронт? Если, конечно, вы сами не уедете? Они отбывают из Саутхэмптона.

Эви открыла ворота и поплотнее завернулась в шаль. Холод пробирал ее до костей, хотя погода была мягкая.

Грейс подошла к воротам.

– А зачем? Мне некого провожать.

Эви пристально посмотрела на нее.

– Вы должны прийти. Кто знает, доведется ли вам увидеть его еще раз.