Как не умереть в одиночестве

Кит тщательно облизал испачканные пальцы.

– Ставлю пятьдесят футов, что завтра утром о нем напишут в газетах.

Пегги закатила глаза.

– Не говори так.

– Покорнейше прошу простить. – Кит чуть поклонился. Мередит хихикнула. – Кроме того, если его не станет, у нас всех появится шанс сохранить работу.

На это никто не ответил, и в наступившей тишине было слышно только, как причмокивает Кит, обсасывая пальцы.



Ну же, ну же.

Эндрю в нетерпении расхаживал взад-вперед по тамбуру, если, конечно, это можно было так назвать. По расписанию поезд отправлялся с вокзала Кингс-Кросс в 9.04, и они с Пегги договорились встретиться в вестибюле в половине девятого. Теперь, оглядываясь назад, Эндрю вспоминал, что тревожные звоночки прозвучали еще тогда, когда она сказала «в восемь тридцать… или около того».

За это утро он уже отправил ей три сообщения:

«Я в вестибюле. Дай знать когда будешь здесь». – Оно было отослано в 8.20.

«Платформа 11. Встречаемся там?» – Это ушло в 8.50.

«Ты близко?..» – Отправлено в 8.58.

Эндрю не мог написать то, что на самом деле хотел и что крутилось в голове, а именно: «Да куда же ты запропастилась?» – но надеялся, что многоточие передаст главный смысл.

Выставив одну ногу из вагона, Эндрю приготовился броситься при необходимости вперед и удержать дверь открытой. Можно было бы, конечно, вообще сойти на платформу, хотя они и купили не подлежащие сдаче билеты, впрочем, конечно, его такие вещи не беспокоили.

Выругавшись себе под нос, Эндрю метнулся к багажной полке, где лежала сумка. В идеале отправиться в путешествие стоило бы с элегантным чемоданчиком, одним из тех, с которыми ведущие программ о путешествиях – в белых льняных костюмах – раскатывают по Флоренции. Вместо этого Эндрю притащился на вокзал с громоздким ярко-фиолетовым рюкзаком, в котором одно время помещалось все нажитое имущество.

Не обзаведшись ни дорожным чемоданчиком, ни льняным костюмом, Эндрю потратился на расширение гардероба: четыре новые пары брюк, шесть новых рубашек, несколько кожаных брогов и – рискованный шаг – блейзер цвета древесного угля. Вдобавок ко всему Эндрю постригся, для чего выбрал заведение более продвинутое, чем обычно, и купил бутылочку кусачего лимонного лосьона после бритья, которым парикмахер, не спросив разрешения, брызнул ему на щеки, так что в результате от Эндрю пахло, как от какого-то экзотического десерта. Тогда, в парикмахерской, увидев свое отражение в зеркале – новая стрижка, новый наряд, – Эндрю приятно удивился. Интересно, не будет ли натяжкой признать себя симпатичным и даже сравнить с… Шоном Бином? В глубине души Эндрю с волнением ждал, что скажет насчет нового образа Пегги, но ко времени прибытия на вокзал успел в полной мере почувствовать себя не в своей шкуре. Впечатление было такое, будто весь вокзал смотрит на него и судит. «Ну, ну, ну, – наверно, думал мужчина, принадлежащий к миру богачей и аристократов, презрительно глядя на пиджак Эндрю, – смелый выбор для немолодого уже типчика, явно пользующегося гелем для душа и шампунем в одном флаконе».

В какой-то момент Эндрю почувствовал, как что-то трется о бедро, и, пошарив рукой, нащупал, к своему немалому смущению, бирку на рубашке. Вытащив полу из-под брюк, он принялся тянуть и крутить картонку, пока наконец не оторвал ее. Сунув картонку в карман, он посмотрел на часы.

«Ну же, ну же, ну же…»

До отправления поезда, согласно расписанию, оставалось две минуты. Покорный судьбе, Эндрю безропотно закинул на спину рюкзак, едва не упав при этом, в последний раз бросил взгляд на платформу и… – о чудо! – Пегги была там! С двумя девочками по флангам, размахивая билетами, она прорывалась через последний барьер. Все трое смеялись и подбадривали друг дружку. Громадного объема, слабо закрепленный рюкзак болтался из стороны в сторону у нее на спине, взгляд прыгал по вагонам, пока не споткнулся об Эндрю.

– Это он! Ну-ка, вы, копуши, живее! Бегите к Эндрю!

Они были уже рядом, всего лишь в нескольких футах, и им овладело вдруг нестерпимое желание остановить и сохранить этот момент навсегда, спрятать под стекло.

Видеть, как Пегги спешит к нему, чувствовать себя нужным ей, быть активным участником чьей-то жизни, думать, что, может быть, он не просто образчик углеродной формы жизни, неторопливо стремящийся к простенькому, без излишеств, гробу, – все это породило чувство незамутненного, почти до боли чистого счастья, чувства, схожего с тем, что бывает, когда отчаянное объятие выдавливает воздух из легких, и вот в тот самый момент Эндрю вдруг осенило: пусть он и не знает, что уготовило будущее – боль, одиночество и страх еще могут стереть его в пыль, – но одно уже ощущение возможности перемен стало началом, как первое дуновение тепла от двух трущихся одна о другую палочек, как первый жгутик дыма.





Глава 17




Раздвинув створки дверей, Эндрю навлек на себя как гнев дежурного на платформе, так и не ограниченное рамками приличий осуждение пассажиров в тамбуре. Пегги безжалостно затолкала обеих девочек в поезд, после чего запрыгнула сама, и Эндрю освободил двери.

– Ну и ну, ничего более противозаконного я в жизни не совершал. Наверно, примерно то же испытываешь после прыжка с парашютом.

– Да ты, оказывается, тот еще бунтарь, – пробормотала Пегги, пытаясь отдышаться, и посмотрела на него еще раз, уже внимательнее. – Вау, выглядишь как…

– Как? – Эндрю смущенно провел ладонью по волосам.

– Ну, так… – Пегги сняла нитку с лацкана его блейзера. – Во всяком случае, по-другому.

Они встретились взглядами, и поезд тронулся с места.

– Надо найти наши места, – сказала Пегги.

– Да. Хороший план, – согласился Эндрю и, внезапно ощутив себя беззаботным искателем приключений, добавил: – Веди, Макдаф… прелестный.

К счастью для него, Пегги отвернулась к дочерям, которые все это время терпеливо ждали у нее за спиной и, похоже, ничего не слышали. Подумав, Эндрю решил отложить бесшабашную лихость до лучших времен. Может быть, потом, в другой жизни…

– Дети, поздоровайтесь с Эндрю, – сказала Пегги.


Встречи с девочками Эндрю ожидал с беспокойством и опаской и даже обратился за советом к чату, где, прежде чем заводить разговор о предстоящем знакомстве, ему пришлось поучаствовать в горячих, хотя и добродушных дебатах на тему наилучшего способа замены штифта клапанного механизма.

«Может быть, это и покажется странным, – написал BamBam, – но мой совет такой: не разговаривать с ними как с детьми. Никакого снисходительного разжевывания. Дети такую чушь чувствуют за милю. Задавай побольше вопросов и вообще обращайся с ними как со взрослыми».

То есть с подозрительностью и недоверием, подумал Эндрю, но ответил коротко и просто: «Спасибо, друг!» – а потом еще два часа переживал из-за того, что воспользовался словом «друг».

В результате получилось так, что старшая дочка, Мэйзи, просто не обращала ни на кого внимания на всем протяжении поездки и лишь изредка отрывалась от книги, чтобы спросить, где они едут и что означает то или иное слово. Зато ее младшая сестра, Сьюзи, всю дорогу проболтала, проигрывая бесконечные сценарии на тему «Что бы ты предпочел», так что в действительности ситуация сложилась даже легче, чем представлял себе Эндрю. Глаза у девочки блестели, отчего казалось, что она вот-вот рассмеется, и Эндрю приходилось делать над собой усилие, чтобы придавать ее вопросам должную серьезность. Последняя головоломка прозвучала так:

– А ты предпочел бы быть лошадью, умеющей путешествовать во времени, или говорящим дерьмом?

– А мне можно задавать уточняющие вопросы? – спросил Эндрю. – Как раз этим мы с Пегги – я имею в виду твою маму – обычно и занимаемся.

Сьюзи задумчиво зевнула.

– Да, можно, – сказала она, довольная, должно быть, тем, что игра идет честно.

– Ладно. – Эндрю вдруг заметил, что Пегги и Сьюзи смотрят на него пристально и стараются сохранять серьезный вид. – Лошадь может говорить?

– Нет. – Сьюзи покачала головой. – Это же лошадь.

– Правильно, – согласился Эндрю, – но ведь дерьмо говорить может.

– И что?

Ответа на этот вопрос у Эндрю не было.

– Проблема здесь в том, – объяснила Пегги, – что ты пытаешься приложить к вопросу логику, а логика здесь никак тебе не поможет.

Сьюзи, приняв умный вид, кивнула, а сидящая рядом с ней Мэйзи тяжело вздохнула, показывая, как раздражает и отвлекает ее постоянная болтовня.

– Ладно, – сказал, понизив голос, Эндрю, – я выбираю лошадь.

– Ну, это же и так ясно, – подвела итог Сьюзи, удивленная тем, что ему понадобилось столько времени. Открыв пакетик с лимонными конфетами, она после недолгой паузы предложила его Эндрю.

Поезд втягивался в Ньюкасл. В солнечных лучах сверкал Тайн-Бридж. Пегги достала из сумочки фотографию Алана и «Б».

– Как думаете, девочки, мы найдем эту красавицу?

Мэйзи и Сьюзи одновременно пожали плечами.

– Вот и я того же мнения, – сказал Эндрю.

Пегги несильно пнула его ногой по голени.

– Ты на чьей стороне?

Сестра Пэгги, Имоджен, была, по ее собственному признанию, «любительницей пообниматься», так что Эндрю ничего не оставалось, как только покориться ее крепким медвежьим объятьям. Домой к себе она повезла их на машине, где все, казалось, держалось на честном слове и клейкой ленте. Сидевший сзади, с девочками, Эндрю чувствовал себя неуклюжим старшим братом.

Имоджен, должно быть, провела в трудах все утро, поскольку в кухне едва хватало места для пирогов, печенья и пудингов, описать многие из которых Эндрю затруднился бы по причине недостатка критической лексики.

– Вижу, ты теперь все деревенские праздники обслуживаешь, – заметила Пегги.

– А, перестань, вам всем не помешает жирку набрать, – отозвалась Имоджен.

Эндрю порадовался уже тому, что если объятия входили здесь в обязательную программу для всех, то тычки в живот ограничивались, похоже, семейным кругом.

Позже, вечером, когда дети уже отправились спать, Имоджен, Пегги и Эндрю устроились в гостиной перед телевизором, на экране которого разворачивалась романтическая комедия. К счастью, потенциально опасную тему с обменом телесными жидкостями прервала Имоджен, спросившая сестру насчет Алана и уточек.

– Слава богу, ты никогда ничего подобного не видела, – сказала Пегги.

– Вы делаете благородное дело. – Имоджен с трудом подавила зевок. – Я к тому, что вы оба психически…

Пегги снова принялась излагать суть дела. Она сидела, подобрав под себя ноги, в сползшем с плеча джемпере, и Эндрю, глядя на нее, чувствовал тупую, тянущую боль в животе. Потом он повернулся и увидел, что Имоджен смотрит на него. Точнее, смотрит, как он смотрит на Пегги. Смутившись, Эндрю сосредоточился на телевизоре. К счастью, в комнате было довольно сумрачно, и никто вроде бы не заметил, что у Эндрю покраснели щеки. Имоджен определенно была не из тех, кого можно легко провести, и не успел он об этом подумать, как она перебила Пегги, задавшую вопрос об ирландском акценте главного героя.

– А что об этом думает ваша жена, Эндрю? Как она считает, у вас есть шансы отыскать эту женщину?

– Сказать по правде, она ничего такого об этом не говорила. – Эндрю пожал плечами.

– Интересно.

Эндрю надеялся, что допрос на этом закончился, но Имоджен заговорила снова:

– Но разве ей не было любопытно?

– Имоджен… – подала голос Пэгги.