Как убежать от любви

– Жди! Уже еду! И не ложись, а то уснешь! Подойди к двери и жди меня, поняла?

– Да… Подойду к двери и буду тебя ждать…

Она послушно прошла в прихожую, нежно прижимая телефон к груди. Телефон, из которого только что был слышен Сашин голос. Такой уверенный. Такой испуганный. Такой… Любимый… И как же хорошо стоять у двери, опершись о нее лбом, и ждать, ждать… Сашу ждать… И ни о чем не думать больше…

Он приехал и впрямь быстро. Она с трудом справилась с замком – мешала правая рука, обмотанная набухшим кровью кухонным полотенцем. Саша только всплеснул руками, увидев ее:

– Господи, Заяц… Ну как же так…

– А я не знаю, Саш… Просто мой отец умер, и…

– Что ты говоришь? Петя умер? Когда?

– Вчера похоронили… А они… Они от меня все отказались… Сказали, что нет доказательств… Ой, да ну их вообще! Я же не из-за них… Мне просто отца жалко, и себя жалко… Понимаешь, Саш? Он так хотел, чтобы я… Чтобы мы…

– Ладно, потом поговорим. Пойдем на кухню, я посмотрю, что с рукой.

– Это бутылка разбилась. Осколок прилетел. Крови много… И мне так больно, Саш…

– Тихо, Заяц, тихо… Сейчас все сделаем… Крови не будет… И больно не будет…

Он подхватил ее за плечи, повел на кухню, усадил за стол. Нашел в аптечке упаковку бинта, пузырек с перекисью водорода. Проговорил тихо:

– Потерпи, Заяц… Сейчас пощиплет немного… А голова у тебя не кружится, нет?

– Кружится… И еще мне почему-то холодно стало, трясет всю…

– А ты как думала – после бутылки виски тебе хорошо будет, что ли?

– Ой, меня тошнит…

– Сейчас, сейчас, потерпи… Вот я уже бинт почти наложил… Сейчас мы с тобой и до унитаза прогуляемся, и умоемся… А потом я тебе ванную горячую сделаю, с пеной… А руку ты на бортик ванны положишь и мочить не будешь, договорились?

Она кивнула, едва сдерживая приступ тошноты. Он увидел ее страдания, подхватил за талию, помог подняться со стула:

– Ну все, все… Пошли очистим желудок… Бедненький наш с Зайцем желудок, он же не знал, что виски зайцам не полагается… Что зайцы маленькие еще…

Потом она отмокала, согревалась в ванне. Слышала, как Саша в комнате сметает в совок звенящие осколки. Потом он пришел за ней с большой банной махровой простыней, поднял ее высоко над головой, проговорил насмешливо:

– Давай, Заяц, вылезай, я на тебя не смотрю… Сейчас обмотаю тебя простыней и в постель унесу, как маленькую…

– Да можешь и посмотреть, я вовсе не против! – проговорила ехидно, поднимаясь из ванны.

– Хм… Я так понимаю, ты ожила? Что ж, уже хорошо…

Он укутал ее простыней, подхватил на руки, отнес в комнату. Посадил на постель, рядом положил ее пижаму.

– Давай, ложись и спи… Завтра утром обо всем поговорим ладно?

– А ты что, домой сейчас уедешь?

– Нет. До утра останусь. Буду твой сон стеречь.

– Ну, если не уедешь, то… Полежи со мной рядом… Пожалуйста…

– Нет. Я на диване себе постелил. Все, Заяц, все! Ложись, спи… Вон у тебя уже глаза слипаются… Спокойной ночи, Заяц…

Она уснула сразу, будто в пустоту провалилась. За окном уже занимался рассвет. Редкие снежинки гладили оконное стекло. День обещал быть тихим и безветренным. А утро – счастливым. Потому что в нем будет присутствовать Саша. Он же сказал – утром поговорим…





* * *


– …Да, Заяц, я тебя понимаю… Но ты их все равно должна простить. Невозможно с такой обидой жить, сама себе плохо делаешь. И вообще… Учись быть сильной. Учись прощать. Эта наука тебе очень пригодится в жизни.

Она сидела за столом напротив Саши, вцепившись пальцами в теплую еще кружку, сердито хмурила брови. Когда он замолчал, пробурчала тихо:

– Да как, как простить-то? Я ж к ним в родственники не навязывалась… Они сами… Сначала дверь открыли и в дом впустили, объятия широко раскрыли, а потом… Пинком под зад… Ну разве так можно поступать с человеком, скажи?

– Ну, ты же не бездомный щенок, чтобы тебя из жалости в дом впускать, правда?


– Так и я о том же! А получается…

– Да брось. Ничего такого не получается. Понимаешь, Заяц, тут ведь в чем собака зарыта… Тут ведь наследство замешано… Деньги… А это обстоятельство всегда и всех на грех соблазняет. Ну, или почти всех… Устоять очень трудно, понимаешь? Только самые сильные устоять могут. И потому надо простить…

– Но ведь я не соблазнилась, правда? Я ж не побежала генетическую экспертизу заказывать? Не стала хлопотать, чтобы добыть биоматериал для установления степени родства?

– Не стала. И молодец, что не стала. Значит, ты сильная. Значит, у тебя степень внутреннего чистоплюйства довольно высокая.

– Чего? – коротко хохотнула она, глянув на Сашу. – Какого еще чистоплюйства? Объясни…

– Да что тут объяснять, Заяц. Все просто. Каждый свою жизнь живет, как умеет. И поступки в жизни совершает по степени своего собственного чистоплюйства. Кто-то не может и не хочет по головам идти, а кому-то вообще непонятно – как можно по ним не идти, если что-то для себя ухватить можно. Вот и Маша твоя… Ну, соблазнилась она на то обстоятельство, что через тебя можно перешагнуть, тебя отодвинуть… И она очень довольна собой, наверное. Удалось-таки. А ты по-своему живешь, ты так не можешь. Внутреннее чистоплюйство не позволяет. И ты тоже собой довольна. Ты так живешь, да… Каждому свое в этой жизни, всем сестрам по серьгам. Кому чистоплюйство, кому нечестная добыча. Если эмоции убрать да все это взвесить на чашах, то абсолютная составляющая одинаковой получится. Понимаешь?

– Понимаю. И все равно обидно как-то. Нет, не из-за наследства… Просто обидно, и все.

– Это пройдет, Заяц.

– Да, наверное… А еще мне обидно, что я своего отца так и не успела узнать… Он ведь такой, знаешь… Сильный и в то же время слабый. Ты бы видел, как он перед могилой мамы на коленях стоял, когда мы на кладбище ездили… Он еще сказал, что маму всегда любил…

– Да, любил. Я знаю. Но он выбрал другой путь… Решил, что материальная жизненная составляющая важнее любви. Не осуждай его за это, Заяц. Опять же – каждому свое. Кому чистоплюйство, кому добыча. Твой отец предпочел второе…

– Я его не осуждаю, что ты. Спасибо и на том, что увиделись. Просто все это… Очень пережить тяжело. Такое чувство, будто у меня из-под ног опору выбили. Что делать, не знаю… Как дальше жить…

– Как все, Заяц. Как все. Окончишь институт, пойдешь работать. Я помогу тебе. Кстати, деньги у тебя есть? Подкинуть, может?

– Нет, не надо. Денег пока хватает.

– Но я все равно оставлю… Так, на всякий случай. Вдруг понадобятся.

– Ты что, до конца жизни меня собираешься содержать материально?

– Нет, не собираюсь. После института сразу работать пойдешь. Ты в какой области юриспруденции хочешь работать?

– Не знаю… Наверное, в гражданско-правовой…

– Хорошо. Понял. Я переговорю кое с кем насчет тебя. И соберись, Заяц, соберись как-то! У тебя скоро диплом, потом госэкзамены! Ну чего ты расквасилась, честное слово?

– Да, я соберусь… Но не сегодня. Сегодня у меня голова раскалывается…

– А… Это похмельный синдром называется. Это ж надо было целую бутылку виски за один присест уговорить! Этак и у здорового мужика с утреца похмельный синдром будет… Как ты еще с постели поднялась, удивляюсь! Живая и здоровая! Надеюсь, не будешь повторять подобных подвигов?

– Ой, нет…

– И не надо. В другой раз меня может и рядом не оказаться, учти. Я часто в командировки уезжаю.

– Учту… А кофе еще можно?

– Можно. Но лучше бы съела чего-нибудь.

– Ой, не хочу…

– Понятно. А может, пойдем, прогуляемся немного? На свежем воздухе быстрее отойдешь, и аппетит появится.

– Нет… Что-то голова кружится… Мне кажется, я со стула встану и упаду…

– Бедный, бедный Заяц. Ладно, отлеживайся сегодня. А я тебе что-нибудь на обед приготовлю… Хочешь, щец с кислой капустой сварю? Самое то для похмельного синдрома…

– Так ничего ж нет в холодильнике… Надо в магазин идти.

– Что ж, схожу, если надо. А чего это у тебя холодильник пустой, кстати?

– Да я не люблю покупать продукты… Нехозяйственная я. К тому же на диете сижу. Скоро лето, а у меня за зиму пара лишних килограммов образовалась.

– У тебя? Пара лишних килограммов? Да не смеши меня, Заяц! По-моему, через тебя можно на улицу смотреть, как через оконное стекло!

– Да ты не понимаешь ничего потому что! Есть у меня лишние килограммы, я же чувствую!

– Ну что ж… Жить будешь, если о килограммах думаешь. И то хлеб на сегодняшний грустный день. Ладно, иди, ложись, а я пойду большие продуктовые закупки делать…

Она снова уснула, и довольно крепко. Проснулась от вкусного сытно-мясного и слегка кисловатого духа, прилетающего волнами в комнату. И горло сжалось голодным спазмом – так вдруг есть захотелось! И сколько же она проспала, интересно? Значит, Саша успел и в магазин сходить, и щи свои «похмельные» сварить…

Потом они долго и со вкусом обедали. После щей была жареная картошка с грибами, и она подмела все дочиста, и откинулась на спинку стула, блаженно прикрыв глаза.

– Наелась или добавки дать? – смеясь, спросил Саша, глядя на нее.

– Нет, какой добавки… Уже некуда… Я и не помню, когда с таким аппетитом ела…