Минус восемнадцать

— Откройте, пожалуйста, — Дуня повернулась к рецепционистке, которая сглотнула и попыталась сделать вид, что не слышит. — Извините, эй! Вы можете открыть дверь?

— Нет… не могу… Вам назначили время?

— Вы что, шутите? Давайте открывайте. Мне некогда.

— Если хотите, я могу позвонить Ибу и посмотреть, не ушел ли он домой.

— Вы можете звонить хоть самому черту. — Дуня пошла обратно в рецепцию. С нее хватит. Все это дерьмо стоит у нее поперек горла. Если они уже уволили ее, пусть. У нее даже нет сил волноваться.

— Подождите! Так делать нельзя, — запротестовала рецепционистка, когда Дуня перегнулась через стойку и нажала на кнопку для открывания так, что дверь щелкнула.

Не говоря ни слова, она вошла в открытое офисное пространство, где большинство еще сидели на своих местах. Они встретили ее таким взглядом, словно именно этого и ждали, — смотреть из первых рядов партера, как Полицейскую из Копенгагена, которая о себе возомнила, унизили и уволили.

И тут из своего кабинета вышел он, Иб Свейструп, словно часами репетировал свой выход.

— Дуня! Как хорошо.

Краешком глаза она видела, как он машет и пытается вступить с ней в контакт. Но она пришла сюда не для встречи со Свейструпом. Не потому, что она против него что-то имеет. В сущности, он милый и безвредный человек, хотя оказалось, что все разговоры о том, как он не прогибается под Копенгагеном, скорее относятся к области теории, чем практики. И теперь, когда Слейзнер впился в Иба когтями, ей лучше всего держаться от него как можно дальше.

— Дуня!

— Иб, мне жаль, но сейчас у меня нет на тебя времени.

— Нет времени? Приказываю тебе немедленно пройти в мой кабинет!

— Приказываешь? — Она остановилась и повернулась к нему. — Учитывая, что мой пропуск больше не действует и фифочка в рецепции спросила у меня, назначено ли мне время, я так понимаю, что я здесь больше не работаю.

— Да, и именно это я и собирался…

— Хорошо, тогда мне не надо увольняться. — Дуня достала табельное оружие и отдала его вместе с полицейским бейджиком. — Полагаю, что выходное пособие в размере годового оклада будет выплачено мне целиком не позднее следующей пятницы.

— Но подожди. Как ты себе это представляешь?

— А это уже твои проблемы. Иначе я пойду в профсоюз и напишу заявление о том, что все это расследование ведется кое-как под твоим руководством. Как ты постоянно прятал голову в песок и закрывал глаза на явные зацепки, которые имелись еще год назад, а потом выгнал единственного человека в этом здании, кто продвигал расследование вперед. Только в этой неразберихе на твоей совести две жизни. Будь я на твоем месте, я бы как можно скорее надела бы шлем и наколенники, поскольку падать тебе будет больно.

— Дуня, не будем волноваться зря. Давай лучше обсудим это…

— Иб, ты сам все решишь. У тебя есть неделя. — Она протянула руку. — Спасибо за это время. Было… интересно, хотя началось лучше, чем закончилось. — В конце концов, Иб взял ее руку и пожал. — А Сёрен и Беттина на месте?

— Да, но пусть они лучше спокойно работают. Как ты, наверное, понимаешь, им есть чем заняться, учитывая последние события.

— Как ты, наверное, понимаешь, я пришла сюда, именно учитывая последние события. — Она повернулась к нему спиной и направилась к кабинету Уссинга и Йенсен. Открыв дверь, Дуня поразилась: похоже, они работали. — Нам надо поговорить, — сказала она и в прямом смысле слова увидела, как они посмотрели на Свейструпа, который, как маленький любопытный братик, выглядывал из-за ее спины.

— Вы меня извините. Я пытался ей сказать, но…

— Иб, — перебила начальника Дуня, не поворачиваясь к нему. — Мы с тобой все выяснили, а если хочешь здесь остаться, веди себя тихо. У меня сейчас нет ни времени, ни желания на твою чепуху.

— Может быть, я больше не твой начальник, но здесь по-прежнему принимаю решения я!

— Я тоже так думала. — Она повернулась к Свейструпу. У того было такое красное лицо, что, казалось, у него вот-вот оторвется тромб. — Но теперь я понимаю больше. Не забудь передать привет Киму. — Дуня вытолкала его из кабинета, закрыла дверь на замок и снова повернулась к двум следователям.

— Не знаю, чего ты этим хочешь добиться, — Уссинг развел руками. — Беттина, что скажешь? По-моему, это жест отчаяния.

— Может быть, — сказала Дуня и прошла на несколько шагов в кабинет. Тем временем ее мобильный пробудился к жизни. — Но иногда в важный момент отчаяние — это единственное, что у тебя осталось. Не знаю, что вы думаете, но я не намерена ни играть в игры, ни пытаться взять расследование на себя. — Она достала мобильный и увидела, что это не Магнус ее третирует, а звонит Фарид Черукури, который, наверное, хочет узнать, когда он выйдет на новую работу, которую она ему еще не нашла. Она отклонила звонок, но уже представила себе, как он взял у Магнуса эстафетную палочку и собирается звонить ей круглые сутки. Если она сменит свой номер на секретный, он найдет ее и будет продолжать, пока она не предоставит ему работу.

— О’кей, что на этот раз хочет наш маленький частный детектив? — Йенсен скрестила руки на груди и откинулась на стуле.

— Я только хочу помочь вам сделать то, для чего вы здесь: схватить виновных.

Йенсен рассмеялась.

— И это предлагает нам человек, который помогал нашему главному свидетелю прятаться от полиции.

— Я никому не помогала прятаться. Санни пришла ко мне, потому что боялась идти в полицию. И знаешь… — Дуня подошла к Йенсен. — Я могу ее понять. Мы ведь предали и ее, и ее друзей.

— Говори за себя. Мы с Сёреном занимались этим делом последние…

— Если бы вы проявили неравнодушие и с самого начала по-настоящему взялись за расследование вместо того, чтобы сидеть и бить баклуши, ничего бы не случилось!

— Ты понимаешь, о чем она говорит? — Йенсен повернулась к Уссингу, который покачал головой.

Дуня подошла к шкафу с архивом, выдвинула ящик с пометкой Текущие расследования, достала папку с делами об избиении, которые никогда толком не расследовались, и швырнула ее на стол Йенсен. — Надо только прочесть вслух. Ты сама это написала. Если ты не в силах, могу сказать, что они начали еще в августе. Так что давайте ненадолго перестанем играть в игрушки и в виде исключения сделаем все по правилам, пока они опять не нанесли удар.


— Именно этим мы и занимались, пока ты сюда не ворвалась, — сказал Уссинг, посмотрев на свои наручные часы. — Дело в том, что время поджимает. Через полтора часа состоится пресс-конференция, так что извини, у нас много дел.

— Пресс-конференция? Зачем? Что вы хотите обнародовать?

— А почему мы должны рассказывать…

— Ради бога! Что вы собираетесь сообщить?

Уссинг задумался, но потом кивнул Йенсен, которая показала рисованный фоторобот.

— Вот главарь.

— Это Санни Лемке помогла вам его составить?

— Да, мы не только бьем баклуши, — сказала Йенсен с таким видом, будто только что поняла это. — Мы собираемся объявить его в розыск и рассчитываем, что…

— Это надо делать в последнюю очередь, — перебила ее Дуня. — Чем меньше они знают, тем лучше.

— Теперь не ты стоишь у штурвала, а мы, — сказал Уссинг. — И если мы хотим раскрыть это дело, нам нужна помощь общественности.

— Вам нужна только моя помощь.

Уссинг засмеялся.

— Должен признаться, что я под впечатлением. Несмотря на все поражения, ты, по крайней мере, не потеряла веру в себя.

— Может быть, это зависит от того, что мне, в отличие от вас, уже удалось выяснить, кто они такие.

— Вот как, хорошо. Частный детектив вновь превзошел самого себя. — Уссинг зааплодировала. — Ты наверняка их и схватила. Если я тебя правильно понимаю, они лежат со связанными руками у тебя под кроватью, — продолжил он, хотя вид у него был уже не такой уверенный.

— Вот они, все четверо. — Дуня показала распечатанное фото из бойцовского спортивного клуба. — На обратной стороне написаны их имена, номера удостоверений личности и адреса.

Уссинг взял фото и стал молча рассматривать его.

— Можно мне, — сказала Йенсен и склонилась над письменным столом. — Да, посмотрите, он действительно довольно похож на фоторобот. — Она показала, и Уссинг кивнул.

— Но я не понимаю, — наконец выдавил он из себя. — Как ты… — Он посмотрел на обратную сторону. — Хельсингборг?

— Да, и поэтому вы должны обратиться в шведскую полицию, чтобы их задержали. Тем временем я хочу встретиться с Санни и подготовить ее к очной ставке.

— Санни? — Уссинг повернулся к Йенсен, а потом опять к Дуне. — Она… Ее… здесь нет.

— Что значит нет? О чем вы говорите? Понятно, что она здесь. Куда она… — Дуня замолчала и стала смотреть то на Уссинга, то на Йенсен. — Вы ее отпустили…

— Отпустили, не отпустили. Мы не держали ее под строгим наблюдением.

— Нет, и зачем нам надо было это делать? — вмешалась Йенсен. — Ее ведь больше ни в чем не подозревают, она же просто свидетель.

— Во всяком случае, она смылась, пока мы занимались… Да, просто-напросто смылась.

— Ладно, правильно ли я поняла, — сказала Дуня, которой хотелось что-нибудь расколошматить. — Сначала вы на всю страну обнародуете ее фото и персональные данные. Рассказываете, что она главный свидетель убийства своего брата и видела преступников, которые убили другого свидетеля, вытолкнув его в тележке на трассу. И что вы делаете потом? Составляете бездарный фоторобот и даете ей улизнуть. Вы хоть понимаете, в какой опасности она находится?

— Все было не совсем так, — возразила Йенсен. — Нам пришлось провести совещание, и мы буквально попросили ее подождать на кухне. Разве не так?

Уссинг кивнул.

— К тому же мы знаем, где она обитает, если она нам понадобится.

— И где же?

— В контейнере в машинном парке на улице Х. П. Кристенсена, — сказала Йенсен с улыбкой.

— Этого ты не ожидала! — крикнул Уссинг вслед Дуне, которая уже выходила.





92




Последние часы Фабиан и его коллеги связывались с авиакомпаниями, фирмами по аренде автомобилей, шведскими и датскими железными дорогами, чтобы выяснить, собираются ли Стен и Анита Стрёмберг выехать из страны или уже выехали. Хёгсель выдала разрешение банкам следить за карточками и счетами парочки на случай их использования. Ассистенты Муландера полным ходом осматривали в СИЗО комнату для посетителей.