Мы против вас

– Отвечай на вопрос! – потребовала Ана.

– Он придурочный!

– Это ТЫ придурочная! Так что – понос или сортир без двери… ВСЕГДА. ЧЕМ бы ты ни занималась в туалете. До конца ЖИЗНИ!

– У меня сейчас урок, – фыркнула Мая.

– Как мы только могли играть всю жизнь, если ты не понимаешь правил? – фыркнула Ана в ответ. – Давай отвечай! Это же ИГРА!

Мая, дразнясь, помотала головой, Ана толкнула ее, Мая рассмеялась и толкнула было Ану, но та настолько проворно отскочила в сторону, что Мая с размаху упала. Ана уселась на нее, схватила за руки и прорычала:

– Отвечай, а то помаду тебе размажу!

– Понос! ПОНОС, и отвали от меня! – со смехом прокричала Мая.

Ана помогла ей подняться. Девочки обнялись.

– Кретинка моя любимая, – прошептала Мая.

– Мы против целого мира, – прошептала Ана в ответ.

Теперь они были готовы начать день.





* * *


Что-то трепещет между желудком и грудной клеткой, словно буря полощет флаг, – таковы первые мгновения влюбленности. Когда кто-то смотрит на нас через несколько дней после первого поцелуя. Наша маленькая тайна: ты хочешь быть со мной. Ты уязвим, и нет ничего опаснее.

В начале уроков кто-то написал красной ручкой на шкафчике Беньи три слова: «Беги, Беньи, беги!» Кто-то, кто знал про прошлую ночь. Беньи так долго оставался неуязвимым, что, завидя малейшую трещину в его броне, враги в нее буквально впились. Он сбежал с поля боя. Удрал. Оказался не тем, кем его считали. Он трус!

Они смотрели, как Беньи подходит к шкафчику, ждали реакции, когда он прочитает слова, но Беньи словно ничего не заметил. Наверное, поэтому враги забеспокоились, понял ли он смысл послания. И когда учебный день прошел, а Беньи, все так же не выказывая ни малейшего признака страха или стыда, вошел в буфет, кто-то закричал: «БЕГИ ЖЕ, БЕНЬИ, БЕГИ». Вильям Лит и его прихвостни сидели за столом в самом углу. Определить, кто именно кричал, было невозможно, но Беньи развернулся и сделал так, как ему посоветовали.

Он побежал. Прямо к ним. На полной скорости и сжав кулаки. Другие ученики отползали к стене, столы переворачивались, падали стулья. Когда Беньи остановился в полуметре от Вильяма, один из прихвостней кинулся под стол, двое других чуть не сели друг другу на колени, еще один так резво отскочил назад, что стукнулся головой о стену.

Но Вильям не сдвинулся ни на сантиметр. Он остался сидеть, пристально глядя на Беньи широко раскрытыми глазами. И Беньи увидел в нем себя. Того, кто перешел грань. В буфете все затихли, но оба восемнадцатилетних мужчины слышали, как бьется сердце у другого, слышали каждый его удар. Спокойный, выжидательный.

– Что, Ович, устал? Слыхали мы, как ты через весь лес бегом бежал, – прошипел Вильям.

Беньи задумчиво смотрел на него. Потом снял кроссовки. Потом – оба носка. Носки он бросил Вильяму на колени.

– Вот, Вильям. Твой единственный шанс развлечься с двумя «девчонками» сразу.

У Лита свело челюсть, и ответ прозвучал напряженнее, чем ему хотелось:

– Они потные. Как у труса.

Вильям пытался не смотреть на часы Беньи, но не смог. Он знал, кто подарил их Беньи, а Беньи знал, что тот знает, понимал, что Вильяма снедает ревность. И ухмыльнулся:

– Так я же тебя в лесу искал, Вильям. Но ты не решишься драться на равных? Ты только в видеороликах крутой. Вот поэтому твоя команда и не может на тебя положиться.

По щекам Вильяма пошли жгучие пятна стыда.

– Я даже не знал, что будет драка, я был дома, и тот свитер сжег НЕ Я… – бросил он.

– Тебе даже это слабо, – ответил Беньи.

Он повернулся и пошел прочь, и тут только Вильям кое-что выкрикнул. Беньи не слышал, что именно – до него донеслось только одно:

– …ГОМОСЯТИНА ПОГАНАЯ!

Беньи остановился, чтобы никто не видел, как он валится в разверзшуюся перед ним пропасть. Сунул руки в карманы, чтобы никто не видел, как они дрожат. Не оборачиваясь, чтобы Лит не увидел, что происходит у него в душе, спросил:

– Что… ты сказал?

Лит повторил, воодушевленный неожиданным преимуществом:

– Что ваша тренерша – гомосятина поганая! Гордишься? Тем, что играешь в радужной команде?

Беньи застегнул куртку, чтобы через рубашку не видно было пульса. Лит что-то еще кричал, его парни ржали. Беньи вышел в коридор и в толпе увидел рубашку поло. Сегодня – зеленую. Учитель смотрел умоляюще, словно хотел что-то сказать, но знал, что слова – это слишком мало.




И тогда Беньи ощутил то самое трепыхание. Флаг под ураганным ветром. Нельзя, чтобы кто-нибудь заметил его слабость, – только не в этом сезоне. Беньи вышел из школы, нарочно медленным шагом, но, едва выйдя из поля зрения школьников, побежал. Прямо в лес. Он бежал, кулаком с размаху считая деревья.



В той же самой школе, но возле другого шкафчика, стоял мальчик. Двенадцати лет. Весь в синяках и распухших царапинах. Вчера он схватил толстый сук и без колебаний бросился в гущу драки, чтобы размозжить ноги тому, кто хотел изувечить Беньямина Овича. Подобное в нашем городе не проходит незамеченным.

Сегодня в его шкафчике кое-что висело. Сначала мальчик решил – мешок для мусора. Как же он ошибался! В шкафчике висела черная куртка. Без значков, без эмблемы, без символики – самая обычная черная куртка. Она значила сущую ерунду: всё. Куртка была Лео велика – ему давали понять, что он станет одним из них, лишь когда повзрослеет. Но они повесили куртку в его шкафчик, чтобы послание прочли все остальные в этой школе.



Отныне у него есть братья. Вы его больше пальцем не тронете.





* * *


Чтобы драться за кого-то, нужны колоссальные запасы доверия. Именно поэтому жестокие люди так высоко ценят преданность и так чувствительны к малейшим признакам измены: если ты отступаешь и бежишь, ты подвергаешь опасности и выставляешь слабаком меня. Так что Беньи знал, что он предал Теему и Группировку. И они этого не простят.

И все же, пробегав несколько часов по лесу, он собрался и пошел назад, в город. Вытер слезы со щек и кровь с костяшек пальцев. Нельзя, чтобы кто-нибудь решил, что с ним что-то не так, все должно быть как всегда. Да, синяя рубашка поло растоптал его, да, Группировка покарает его за бегство с поля боя. Но куда он пойдет, если у него отнимут Бьорнстад?

Поэтому Беньи отправился в «Шкуру», встал за барную стойку и стал наливать пиво. Чем больше становилась толпа, тем больше он избегал смотреть людям в глаза. Пришли и вчерашние бойцы: Паук, о чьих интеллектуальных способностях Рамона отзывалась – «мозги как у мозгового горошка». Но он был преданным – в лесу Беньи видел, что Паук постоянно держался у Теему за спиной, не потому, что Паук трусил, а чтобы прикрыть главаря с тыла. Паука все его детство и отрочество травили за костлявость и придурковатость, но в Группировке оценили. Такого рода приязнь не купишь за деньги.

Рядом с Пауком сидела его физическая противоположность: коротышка почти без шеи, широкий, как деревенский нужник, с бородой густой, как мех у выдры. Его прозвали Плотником, потому что он работал плотником, и отец его тоже был плотник. Однажды кто-то спросил, не хочет ли Плотник прозвище поизысканнее, на что Плотник фыркнул: «Ты гомик, что ли?» Если он и был умнее Паука, то скрывал это, но он учился в одном классе с сестрой Беньи, Габи, и она говаривала: «Он не умный, но и не злой». Плотник до сих пор больше всего любил все прикольное: пиво, хоккей, приятелей, девчонок. Пьянки, танцы и драки. К любой проделке Плотник присоединялся, не задумываясь о последствиях, на ночную махаловку в лес отправлялся не раздумывая.

Но у них с Пауком имелись и другие приятели, не бойцы; для них драка была, скорее всего, общепринятым хобби. Вроде гольфа. Напарник Плотника, милейший человек, встречая тебя во вторник, желал тебе «хороших выходных» – просто на всякий случай, вдруг он не успеет повидать тебя до пятницы. Другой держал дома четырех кошек. Как может быть опасным человек, у которого четыре кошки? И тем не менее.

В Группировке не было экстремалов; опасной Группировку делало лишь то, что ее члены держались вместе. Друг за друга против остальных. В книжке одного журналиста Беньи когда-то прочел – речь шла о спорте и насилии: «Угроза – это любая толпа, к которой ты не принадлежишь».

Иные бьорнстадцы, выросшие рядом с Теему, теперь работали в офисах, носили белые рубашки вместо черных курток, но если Теему звал их – они приходили. Один из них стал отцом и учился в институте, чтобы дать своему ребенку лучшую жизнь; если студенческого кредита не хватало, он получал вспомоществование из «шкурного» фонда. У другого сестра жила в большом городе; ее поколачивал сожитель, а полиция не видела, чем может помочь. У третьего имелся дядюшка, а у дядюшки – типография, куда нагрянула банда с деловым предложением о покровительстве. Теему каждый раз вступался. Сестра счастливым образом вышла замуж за мужчину получше, а визиты в дядюшкину типографию прекратились. Если Теему звал, люди приходили. Вот почему члены Группировки ценили преданность и не прощали измены.

Ни Паук, ни Плотник теперь даже не смотрели в сторону Беньи, но он знал: если бы они хотели что-нибудь с ним сделать, то предупреждать бы не стали.





* * *


После школы Ана и Мая расстались. Ана соврала, что ей надо присмотреть за собаками, хотя за собаками всегда присматривал отец. Ей было стыдно. Мая соврала, что пойдет на пробежку, хотя собиралась отправиться домой и свернуться под одеялом. Ей было стыдно по другому поводу. Девочки были как сестры и никогда не имели тайн друг от друга. Но Кевин что-то сломал и тут.

Уже перед закрытием толпа в одном конце барной стойки слегка расступилась. Стало чуть тише – не настолько, чтобы это заметил чужак, но Беньи заметил.

– Два пива, – сказал Теему, пристально глядя Беньи в глаза.

Биньи кивнул и налил. Теему наблюдал за его руками – они не дрожали. Беньи понимал ситуацию, в которой оказался, но страха в нем не было. Теему принял одну кружку, вторую оставил стоять на стойке. Беньи не сразу понял, что это значит. Потом осторожно взял кружку; Теему перегнулся через стойку и чокнулся с ним. Так, чтобы все видели.

– Ты один из нас, Ович. Но мы больше не можем брать тебя с собой в лес. Вчера я ошибся. Тебя могли изувечить, а ты нужен нам на льду.

– Там в лесу оказался парнишка… Лео…

Теему ухмыльнулся:

– Мы знаем. Жесткий парень. Если бы ты не убежал с ним, он бы бился до смерти.

– Он же еще пацан, – сказал Беньи.

Теему нагнул шею, в ней что-то хрустнуло.

– Пацаны вырастают в мужчин. Если копы к нему пристанут с вопросами…

– …он ни черта не скажет! – пообещал Беньи.

– Мы рассчитываем на это.

Беньи видел злорадство Теему: сын спортивного директора мечтает носиться по лесу в черной куртке. Петер годами контролировал влияние Группировки на хоккейный клуб, но не смог оградить от этого влияния собственного ребенка. Теему нагнулся над стойкой и снова чокнулся с Беньи:

– Ты слышал? Мой младший возвращается домой. И ваш тренер разрешит ему играть! Ты – и мой младший брат. И еще этот Амат, который носится, как хорек, которому перцу под хвост насыпали. И Бубу-тормоз! Вы не как другие игроки, – эти жадные, мать их, наемники, большинство даже не хотят жить в Бьорнстаде! Только и мечтают уехать отсюда! Но вы – бьорнстадская команда бьорнстадских парней!

До конца вечера Паук, Плотник и еще с десяток черных курток тоже успели чокнуться с Беньи. Он теперь один из них. Можно было подумать, что теперь, когда его тайны раскрыты, все станет проще. Но вышло наоборот.