Найдите Ребекку

— Поверьте, я знаю. Однажды я попытался убедить моего командующего в обратном. Разговор получился не из приятных. Но, в конце концов, все мы просто стараемся наилучшим образом служить фюреру в ожидании финальной победы.

— Разумеется, и потому давайте вернемся к насущным делам: чем могу быть полезен, герр Зелер?

— Да, перейдем к делу. Вы не против, если я закурю?

Херц подвинул к нему пепельницу и жестом попросил продолжать. Кристофер достал серебряный портсигар.

— Хорошая вещь, — прокомментировал Херц.

— Спасибо, — ответил Кристофер, вытряхивая спичку. Он глубоко затянулся и выдохнул дым над головой Херца. — Мы уже говорили о рабочих — для работодателей это животрепещущий вопрос. У моего деда тоже было производство, он делал мебель. Я с детства помню его разговоры, жалобы о рабочих, союзах и правах. Но теперь-то об этом можно не беспокоиться, верно?

— Практически нет.

— Но, с вашей текучкой рабочих, вам постоянно нужны трудоспособные заключенные, ведь так?

— Ну, не сказать чтобы постоянно, но некоторые охранники бывают очень жестоки. И с этим почти ничего нельзя поделать.

— Да, прекрасно вас понимаю. А работники-дети на фабрике не нужны? Я слышал, необходимость иногда возникает.

— Иногда, да. В прошлом году мы чистили механизмы. Дети меньше, и им легче пробираться в узкие пространства.

Интересно, где эти дети теперь…

— Значит, если вы запросите некоторое количество детей, в этом не будет ничего необычного?

— Как я сказал, периодически мы в них нуждаемся. К чему вы ведете, герр Зелер?

— Что, если мне самому нужна партия детей для одного дела на стороне?

— Ваш дедушка хочет использовать детский труд?

— Нет, мой дедушка давно на пенсии. У вас очень красивый кабинет. Ковер персидский?

— Да, я привез его из дома.

— Хороший вкус. Похоже, вы ценитель прекрасного. И очень дальновидный человек, герр Херц, очень дальновидный… Но те, кто не имеет прямого отношения к СС, не всегда с пониманием относятся к детскому труду.

— Вы не можете просто…

— Обо всем уже позаботились. У моего заказчика повсюду друзья, и они пообещали ему, что не станут мешать делу. — Сигарета подрагивала в руке у Кристофера, и он опустил ее ниже уровня глаз. — Итак, моему заказчику нужны работники, а вы могли бы помочь обеспечить его ими.

— И как я это сделаю? — Херц наклонился вперед, сложив руки на столе.

— Как мы уже обсудили, никого не удивит, если вы закажете для нужд производства поставку еврейских детей, человек сорок или сорок пять — тех, кого бы отправили на ликвидацию. Их могли бы привезти сюда прямо с селекции в главном лагере.

— Да, это вполне возможно.

— Что, если машина с этими детьми, или работниками, будет перенаправлена в другое место без согласования с дирекцией лагеря?

Херц откинулся назад, изображая возмущение:

— Немыслимо! За кого вы меня принимаете?

Он был не слишком хорошим актером.

— Человека, который ценит прекрасную возможность получить всеобщую выгоду, — Кристофер потушил сигарету. — Вам нужно только подписать бумаги и отдать приказ. Обо всем остальном мы позаботимся, в том числе, разумеется, об оплате рабочих. Фабрика не понесет никаких расходов. Я знаю, вы человек, с которым можно иметь дело, надежный и самостоятельный. — Кристофер встал. — Я пойду, уверен, вам понадобится время, чтобы обдумать мое предложение. Но ответ нужен в течение двух дней. Не хочу торопить вас, просто у моего заказчика срочная нужда, и у нас есть еще несколько вариантов.

Кристофер оставил чемодан на стуле.

Пока он шел к двери, Херц спросил:

— Вы ведь возглавляете антикоррупционный комитет, верно?

— Уже нет, — ответил он и вышел из кабинета.

С тех пор, как Фридрих назначил себя председателем комитета, собрания стали короче, но чаще. Фридрих сидел во главе стола, Брайтнер — рядом с ним. Управляющие крематориев собрания больше не посещали, как и представители заключенных. Фридрих озвучивал задачи на день. Вчера арестов не было. Арестов не было уже несколько недель. Теперь на встречах обсуждались цифры. Конфискации тоже почти сошли на нет, и в основном они занимались восхвалением достижений экономического отдела. Кристофер зачитывал прибыль, и она, даже несмотря на его постоянное воровство, была огромна. Убийства набирали оборот. Подходили все новые поезда, эсэсовцы крали и подсчитывали все больше добра. Хлопот прибавилось.

Встреча закончилась, и все встали. Фридрих жестом подозвал Кристофера. Дождался, пока выйдет последний человек, и заговорил.

— Несколько месяцев назад, когда вы только заступили на службу, вы ввели в «Канаде» новую систему с запретом мгновенных казней.

— Да, и она проявила себя очень успешно. Цифры говорят сами за себя.

— Да, я размышлял об этом. Недостаток дисциплины плохо сказывается на некоторых работниках. И из всего лагеря такое правило существует только в «Канаде».


— И из всего лагеря только у нас заключенным приходится целый день работать с ценными вещами. Если мы начнем убивать собственных работников, несомненно, упадет продуктивность. Результаты введенных мной изменений очевидны…

— Сегодня утром я говорил с охранниками и капо. Решение о вине или невиновности заключенного теперь будут принимать они, как и назначать подходящее, по их мнению, наказание.

— Я вынужден настоять на отказе от этого шага. Мои работники — самые квалифицированные в лагере. Если мы потеряем некоторых из них, сломается вся система. Что скажет новый лагеркоммандант, если доходы экономического отдела вдруг начнут падать?

— Решение уже принято, Зелер.

— Простите за вопрос, герр рапортфюрер, но если сейчас все так хорошо работает, зачем что-то менять?

— Это не работники. Эти люди, если их вообще можно так называть, — паразиты, враги государства, которые хотят уничтожить все хорошее. И если вы этого не понимаете, герр Зелер, возможно, вам следует послужить рейху в другом месте.

— Спасибо за информацию, герр рапортфюрер.

Кристофер ушел.

Вернувшись в «Канаду», он увидел посреди барака лужу крови. Тело уже убрали. Он знал женщин, которые там работали, знал, кого из них убили, и знал, за что — она отказала охраннику в сексе. Работницы проходили мимо него, не поднимая взгляда. Он хотел попросить у них прощения. В здании дежурили два охранника. Кристофер достал пачку сигарет и неспешно двинулся в их сторону. Улыбнулся, поймав их взгляд, и жестом подозвал к себе. Громкий крик из другого барака пронзил холодный серый день.

— Привет, парни, как дела? — Он предложил им сигареты, и оба взяли. — Отлично, рад слышать, у меня к вам маленький вопрос. — Он посмотрел на них сквозь клубы табачного дыма. — Что здесь произошло?

— Одна из этих сучек засунула руку в коробку, — ответил первый охранник, Шлезингер. Кристофер его знал, он был из Гамбурга. Второй охранник, Хойзер, был двоюродным братом Шлезингера.

— А, понятно. Забавно, конечно.

— Что забавно, герр оберштурмфюрер? — удивился Хойзер.

— Забавно, что они пытаются воровать очки, ведь больше здесь ничего не сортируется.

В бараке работали восемь женщин — в то утро на одну меньше, — и они разбирали кучу очков. Кровавая лужа смешалась с грязью на полу. Никто из охранников ничего не ответил, но они не сводили с него взгляда.

— Вам же нравится работать в экономическом отделе?

— Конечно, герр Зелер, — ответил Хойзер.

— Конечно… А теперь вытрите кровь — это отвратительно.

Он вышел на ледяной воздух. Адреналин в крови заставлял шагать быстрее обычного, он почти бежал. Атмосфера в бараках изменилась. Когда он заглядывал внутрь, никто не поднимал головы. Повсюду царил страх. Кристофер бросил сигарету и услышал вопль, а потом удар дубинки Франкля о череп молодой девушки. Его передернуло, когда он увидел, как она выползает из барака на снег и ее руки отчаянно тянутся к нему, умоляя о защите, которую он больше обеспечить не мог. Франкль опять махнул дубинкой, девушка упала. Он лупил ее снова и снова, и ее голова дергалась от сильных ударов. Но Кристоферу оставалось лишь уйти прочь.

Дрожащими руками он открыл сейф, достал припрятанную бутылку водки и налил себе полный стакан. Телефонная трубка холодила руку.

Лагерфюрер Фриц Экхоф был вторым после нового лагеркомманданта человеком во всем комплексе лагерей. А поскольку к новому лагеркомманданту, Артуру Либехеншелю, попасть было невозможно, Экхоф был единственным человеком над Фридрихом, к которому мог обратиться Кристофер. Лагерфюрер пригласил его в свой кабинет. До этого они встречались лишь мельком. Экхоф был высокий, мускулистый мужчина с темной щетиной и крепким рукопожатием. Он не улыбнулся в ответ на лучезарную улыбку Кристофера.

— Что такое, Зелер, дела в экономическом отделе идут неважно?

— Нет, герр лагерфюрер, все просто чудесно. Каждый месяц мы ставим все новые рекорды, чтобы побить их в следующем месяце.

— Рад слышать. Если производительность упадет, вас ждет выговор. Так чего вы хотите?

— Я вижу, вы занятой человек, и поэтому перейду прямо к делу. Я хочу сменить капо в экономическом отделе.

— А сколько у вас там капо?

— Их несколько, но у одного власти больше, чем у других — и, на мой взгляд, гораздо больше, чем следует. Его понижение станет отличным уроком для остальных. Он злоупотребляет своими привилегиями. И становится угрозой для производства.

— Кто этот человек?

— Ральф Франкль, герр лагерфюрер.

— Почему ко мне приходите вы, а не рапортфюрер Фридрих?

— Рапортфюрер Фридрих — прекрасный руководитель, успехи экономического отдела говорят сами за себя, но он недостаточно близок к происходящему. На нем столько ответственности, столько давления, почти как у вас. Я чувствую, он слишком привязан к этому капо, так что я сам должен избавиться от обузы.

— Что, Уве Фридрих привязан к капо? Теперь я действительно услышал что-то новое. Что вы предлагаете делать?

— Просто вернуть его к рядовым работникам, а на его место поставить кого-нибудь другого.

— Хорошо, поступайте как считаете нужным.

— Спасибо, герр лагерфюрер. Давно пора с этим разобраться.

Кристофер встал и снова пожал Экхофу руку. Он уже собирался уходить, когда лагерфюрер спросил:

— Вы же понимаете, что будет с этим Франклем, когда его вернут в бараки к работникам? Он не протянет и часа.