Нехорошее место

Дом энтомолога находился в районе Тертл-Рок в Ирвине, в нескольких минутах езды от университета. Лампы в виде грибов освещали мокрую дорожку, которая вела к дубовым дверям.

Неся в руке одну из кожаных дорожных сумок Френка Полларда, Клинт поднялся на небольшое, под навесом, крыльцо и нажал на кнопку звонка.

Из микрофона аппарата внутренней связи, который крепился на стене чуть ниже кнопки, раздался мужской голос: «Будьте любезны, назовите свое имя».

— Доктор Дайсон Манфред? Я — Клинт Карагиосис. Из частного детективного агентства «Дакота-и-Дакота».

Полминуты спустя Манфред открыл дверь, высокий, как минимум на десять дюймов выше Клинта, и тощий. В черных брюках, белой рубашке и зеленом галстуке с ослабленным узлом. Расстегнул он и верхнюю пуговицу рубашки.

— Святой Боже, вы промокли насквозь.

— Нет, только сверху.

Манфред отступил назад, широко распахнул дверь, и Клинт вошел в выложенную плиткой прихожую.

— В такую погоду нужно брать с собой зонт или плащ, — заметил Манфред, закрывая дверь.

— Она насыщает энергией.

— Кто?

— Плохая погода, — ответил Клинт.

Манфред посмотрел на него, как на человека со странностями, но, по мнению Клинта, странным как раз был Манфред. Прежде всего удивляла его худоба, кожа, кости, никакого мяса. Брюки висели мешком, плечи чуть ли не дырявили рубашку. Словно какой-то бог-недоучка собрал его из груды сухих палок. Загорелая, выдубленная ветром кожа с такой силой обтягивала длинное, узкое лицо, что грозила лопнуть на выпирающих скулах. Его необычные янтарные глаза разглядывали Клинта с холодным любопытством, без сомнения, хорошо знакомым тысячам жуков, из которых состояла коллекция энтомолога.

Взгляд Манфреда спустился к кроссовкам Клинта, около которых образовалась небольшая лужица.

— Извините.

— Вода высохнет. Я работал в кабинете. Прошу за мной.

Глянув в гостиную, оставшуюся по правую руку, Клинт отметил обои в ирисах, толстый китайский ковер, избыток диванов и кресел, антикварную английскую мебель, портьеры цвета красного вина, столы, уставленные безделушками, поблескивающими в свете ламп. Во всех смыслах викторианская комната совершенно не гармонировала с самим домом.

Коротким коридором, мимо гостиной он последовал за энтомологом в кабинет. Манфред и ходил угловато, на прямых ногах. Высокий, похожий на палку, при ходьбе он сутулился и чуть наклонялся вперед, напоминая богомола.

Клинт ожидал, что кабинет профессора будет набит книгами, но увидел только сорок или пятьдесят томов на полках шкафа, стоящего слева от стола. Зато в кабинете хватало комодов с широкими, невысокими ящиками, в которых, вероятно, находилась основная часть коллекции. Остальные же насекомые, наверное, лучшие и уникальные экземпляры, украшали стены, упрятанные в коробки под стеклом.

— Тараканы. Прекрасные существа, — прокомментировал Манфред, увидев, что одна коробка привлекла особое внимание Клинта.

Клинт промолчал.

— Я говорю про простоту их строения и функциональность. Разумеется, мало кто найдет прекрасным их внешний вид.

Клинт не мог отделаться от ощущения, что все тараканы живые.

— Что вы скажете об этом крупном молодце в правом верхнем углу?

— Он большой, сэр.

— Мадагаскарский шипящий таракан. Научное название Grommphadorrhina portentosa. Этот экземпляр длиной более восьми с половиной сантиметров, примерно три с половиной дюйма. Потрясающий красавец, не так ли?

Клинт промолчал.

Сев на стул за столом, Манфред каким-то образом уместил длинные костлявые руки и ноги в очень ограниченном пространстве, точно так же, как большой паук складывается в миниатюрный шарик.

Клинт садиться не стал. День выдался длинный, ему не терпелось вернуться домой.

— Мне позвонил ректор, — продолжил Манфред. — Попросил оказать всяческое содействие вашему мистеру Дакоте.

ИКУ, Ирвинский калифорнийский университет, давно уже пытался выбиться в лучшие университеты страны. Нынешний и предыдущий ректоры с этой целью предлагали огромное жалованье и множество дополнительных льгот профессорам и ученым мирового уровня, которые работали в других университетах. Но, прежде чем сделать предложение, от которого обычно не отказывались, университет нанимал детективное агентство «Дакота-и-Дакота» с тем, чтобы досконально проверить прошлое потенциального сотрудника. Даже самые блестящие физики или биологи могли пить слишком много виски, нюхать кокаин, увлекаться молоденькими девушками. ИКУ хотел покупать мозги, респектабельность и академическую славу, но не скандалы. Агентство «Дакота-и-Дакота» этому всемерно способствовало.

Манфред уперся локтями в подлокотники, сложил пальцы домиком, такие длиннющие, словно в каждом было на одну фалангу больше.

— Так в чем проблема?

Клинт расстегнул «молнию» кожаной дорожной сумки, достал стеклянную банку с широким горлом, объемом с кварту. Поставил на стол энтомолога.

Жук в банке как минимум вдвое превосходил размерами мадагаскарского шипящего таракана на стене.

На мгновение Манфред просто окаменел. Не мог шевельнуть и пальцем, не мог даже моргнуть. Не отрываясь, смотрел на существо в банке. Наконец к нему вернулся дар речи.

— Это что? Чья-то шутка?


— Он настоящий.

Манфред наклонился вперед, прижался к столу, опускал голову, пока длинный нос едва не ткнулся в толстое стекло, за которым находилось насекомое.

— Он живой?

— Мертвый.

— Где вы его нашли? Не здесь же, в Южной Калифорнии?

— Здесь.

— Невозможно.

— Что это? — спросил Клинт.

Манфред, хмурясь, вскинул на него глаза.

— Я никогда не видел ничего подобного. А если не видел я, то не видел никто. Он из филюма [19] Athropoda, я в этом уверен, куда относятся пауки и скорпионы, но можно ли его классифицировать как насекомое, я сказать не смогу, пока не проведу исследования. Если это насекомое, то совершенно новый вид. Где вы его нашли и откуда у частных детективов интерес к насекомым?

— Извините, сэр, но я не могу поделиться с вами никакими подробностями. Я должен оберегать интересы клиента.

Манфред осторожно поднял банку, покрутил в руках, оглядывая ее обитателя со всех сторон.

— Невероятно. Он должен стать моим. — Когда ученый посмотрел на Клинта, от холодности в его янтарных глазах не осталось и следа. Они возбужденно блестели. — Мне он нужен.

— Я намеревался оставить его вам для исследований, — ответил Клинт. — Что же касается передачи его вам на постоянной основе…

— Да. На постоянной.

— Это могут решить только мой босс и клиент. А пока мы хотим узнать, что это такое, откуда он взялся, все, что вы сможете о нем сказать.

Очень осторожно, словно имел дело с бесценным кристаллом, а не стеклянной банкой, Манфред поставил ее на стол.

— Я проведу фото- и видеосъемку образца со всех возможных углов и максимально крупным планом. Потом мне придется произвести вскрытие, но, заверяю вас, это будет с минимальным нарушением целостности образца.

— Как сочтете нужным.

— Мистер Карагиосис, ваше странное безразличие меня удивляет. Или вы не поняли смысл моих слов? Судя по всему, это совершенно новый вид, событие экстраординарное. Потому что непонятно, как насекомое такого размера до сих пор никому не попадалось на глаза. Мы говорим о сенсации в мире энтомологии, мистер Карагиосис, очень большой сенсации.

Клинт посмотрел на жука в банке.

— Да, я так и думал.





Глава 32




Из больницы Бобби и Джулия на принадлежащей агентству «Тойоте» поехали на восток, к Гарден-Гроув, на поиски дома 884 по Серейп-Уэй, адресу, указанному в водительском удостоверении, выданном Джорджу Фаррису, но с фотографией Френка.

Улица освещалась яркими натриевыми лампами, вдоль нее выстроились одноэтажные дома, построенные тридцать лет назад. Практически одинаковые, иллюзия индивидуальности создавалась элементами отделки, кирпичными вставками, калифорнийским кедром, песчаником, туфом.

Калифорния — не только Беверли-Хиллз, Бел-Эйр и Ньюпорт-Бич, не только особняки и виллы у моря. Это всего лишь телевизионный имидж Калифорнии. Именно недорогие дома превратили калифорнийскую мечту в реальность для волн эмигрантов, которые в течение многих десятилетий накатывали с востока, а теперь и с дальних берегов, о чем свидетельствовали наклейки на вьетнамском и корейском языках на бамперах некоторых автомобилей, едущих по Серейп-Уэй или припаркованных у домов.

— Следующий квартал. С моей стороны, — сообщила Джулия-штурман.

Некоторые люди говорили, что такие вот районы — прыщ на теле земли, но Бобби они казались основой демократии. Он сам вырос на улице, ничем не отличающейся от Серейп-Уэй, только не в Гарден-Гроув, а в северной части Анахайма, и она никогда не вызывала у него отрицательных эмоций. Он помнил, как играл там с другими детьми долгими летними вечерами, когда солнце садилось, горя оранжево-алым огнем, а силуэты пальм чернели на фоне неба. В сумерках воздух всегда пах жасмином, а с запада долетали крики морских чаек. Он помнил, что это такое, иметь велосипед в Калифорнии, какие приключения сулило подростку это транспортное средство. С седла «швина» любая улица, увиденная впервые, казалась экзотической.

Во дворе дома 884 росли два высоких коралловых дерева. Белые цветы кустов азалий мягко светились в темноте.

Подсвеченные натриевыми лампами уличных фонарей, падающие капли дождя казались расплавленным золотом. Но, когда Бобби спешил следом за Джулией по дорожке, ведущей к крыльцу, его руки и лицо закоченели буквально через несколько шагов, таким холодным был дождь. Он благоразумно надел нейлоновую куртку на толстой подкладке, с капюшоном и все равно дрожал.

Джулия позвонила. На крыльце зажегся свет, и Бобби почувствовал, что кто-то смотрит на него через глазок. Откинул капюшон и улыбнулся.

Дверь открылась на чуть-чуть, дальше не пускала цепочка, в зазоре появилось лицо мужчины-азиата. Лет сорока с небольшим, невысокого, худенького, с черными волосами, тронутыми на висках сединой.

— Да?

Джулия показала мужчине удостоверение частного детектива и объяснила, что они ищут некоего Джорджа Фарриса.