Ненастоящие

– А что насчет записки? – поинтересовалась Лиля.

Следователь бросил на нее странный взгляд и снова принялся копаться в папке, что-то ища.

– Да это и запиской-то назвать сложно, – признался он, вытаскивая несколько фотографий. – Вот полюбуйтесь.

Он разложил снимки на столе перед Сидоровыми, и те разом наклонились над ними, едва не столкнувшись лбами. На фотографиях были запечатлены окровавленные кровати, простыни и стены обшарпанной больничной палаты с решетками на окнах. Повезло, что трупов уже не было, но от количества крови Лилю моментально замутило. Медведев не соврал, запиской послание Вареникова назвать было сложно: на белой стене, очевидно, ладонью, была выведена окровавленная надпись: «Они ненастоящие».

– Писал кровью убитых соседей, – подсказал следователь, хотя его гости и так догадались.

– Кривоватенько выглядит, – хмыкнул Ваня, одним махом собирая все снимки в кучу и возвращая их Алексею Тарасовичу. – А что говорит лечащий врач Вареникова? С чего вдруг такое могло произойти.

– Он и сам не понимает, – развел руками тот. – Доказывал мне, что не мог Вареников такое сделать, типаж не тот. Я говорю: больной человек, кто знает, что у него голове? А он одно заладил: нет, не мог. Ну, честно признаться, я дело закрыл и на полку отправил, что тут расследовать? Убийца известен, суду не подлежит. И не вспомнил бы о нем, если бы Володя в пятницу не рассказал о похожем случае. Так что все, что мог, я вам рассказал, могу еще номер врача записать, если хотите, с ним поговорите.

– Хотим, – кивнула Лиля.

Алексей Тарасович пролистнул папку, выискивая данные врача психиатрической больницы, который занимался лечением Андрея Михайловича Вареникова, затем взял маленький клочок бумаги, написал на нем имя, фамилию и номер телефона и протянул его Лиле.

– Если что понадобится, звоните, – предложил он, поднимаясь из-за стола. – Володька мой старый друг, чем смогу, помогу.

Сидоровы поблагодарили следователя и вышли на улицу. За то время, что они провели в тесном кабинете, совсем стемнело, но пахло настоящей весной. На деревьях уже появились первые почки, которые вот-вот развернутся в свежие, молодые листочки, а нагретый солнцем за день воздух еще не успел остыть. В Пскове было теплее, чем в Санкт-Петербурге, и теперь Лиля снова порадовалась, что надела юбку. Ваня даже куртку застегивать не стал, он вообще редко мерз.

– Думаешь, стоит еще и с врачом поговорить? – поинтересовался он, молодецки размяв плечи и втянув носом свежий воздух.

– Раз уж приехали сюда, стоит все выяснить, – кивнула Лиля. – Еще бы хорошо с тем психом, который выжил.

– Не расскажет он ничего. Следователь же говорил, что он в неадеквате. Если уж ему не рассказал, то нам с чего? И так больной, а тут еще на его глазах всех корешей порезали, и самого пытались. Кто угодно кукушечкой поедет.

Лиля хитро улыбнулась и посмотрела на брата.

– Есть у меня одна идея. Давай найдем, где тут поесть можно, за ужином и расскажу.

Ваня не стал возражать. Приемы пищи были для него святым делом, он никогда не упускал случая набить желудок, а сейчас и вовсе был голоден. Последний раз они ели еще в Питере, а с тех пор прошло непростительное количество времени. Две сосиски на заправках по дороге сюда не в счет, разве ж это еда?

– Загугли тут местечко поприличнее, я тебя приглашаю, – согласился он.

В приличных местах Лиля знала толк и могла найти их даже в незнакомом городе, поэтому уже полчаса спустя они вдвоем сидели в небольшом, но очень уютном ресторанчике за столиком у окна, откуда открывался красивый вид на старый Псков, а вежливая официантка записывала заказ. Ваня лишь недобро посмотрел на сестру, когда она попросила себе бокал белого вина, заявив, что раз Ваня не уступил ей руль по дороге сюда, она и сейчас на него не претендует.

– Чувствую себя гребаным Дворжаком, – проворчал ее брат, когда официантка поставила перед ним высокий стакан и запотевшую бутылку минералки. – А у них тут, между прочим, «Гиннесс» разливной.

– Бывает, – усмехнулась Лиля, пригубив вино. – М-м-м, вино выше всяких похвал. Наверное, и «Гиннесс» тоже великолепный.

– Зараза, – не сдержался Ваня.

– Сам виноват, в следующий раз будешь знать, как не давать мне машину.

– Да я лучше минералки попью, чем доверю тебе свою ласточку.

– Вот и страдай теперь.

Страдания Вани немного уменьшили порция свежайшего тартара из говядины с хрустящими гренками и огромный стейк его любимой прожарки. К которому он, конечно, заказал еще и картошку фри.

– Нет, ты точно не доживешь до сорока, – покачала головой Лиля, ограничившаяся овощным салатом и рыбой на гриле.

– А ты не каркай! – весело отозвался Ваня. – Рассказывай лучше, что там у тебя за идея.

Лиля посмотрела на его тарелку, в которой лежала уже только половина стейка, и усмехнулась.

– Да, пожалуй, теперь можно. В общем, мне кажется, раз этот псих не стал разговаривать ни со следователем, ни с врачами, то и с людьми со стороны он говорить не будет, тут ты прав. Надо внедриться к нему в доверие и тогда уже пробовать разговорить. А как можно внедриться в доверие?

Ваня аккуратно положил вилку в тарелку и, чуть прищурившись, посмотрел на сестру. Он уже начал подозревать, в какую сторону она клонит.

– Ты что, хочешь, чтобы кто-то из нас изобразил психа и лег в ту больничку? – недоверчиво переспросил он.

Лиля улыбнулась.

– Думаю, с врачом мы договоримся. Как я поняла, он с самого начала был заинтересован в том, чтобы понять, что случилось. Так что да, кому-то из нас придется туда лечь. И под кем-то я подразумеваю, конечно, тебя.

– С дуба рухнула?! Почему я?

– Ну а кто? Вызывать кого-то из Питера бессмысленно, лишняя потеря времени. Я не смогу уже хотя бы в силу пола. Выживший – мужчина, женщину не положат с ним в одну палату. А ты как раз подходишь.

– Я что, на психа похож? – вызверился Ваня, но на Лилю это не произвело впечатления, она слишком давно знала своего брата.

– Войтех как-то рассказывал, что ты очень успешно изображал припадок, – усмехнулась она.


– Когда это?

– Когда им с Сашкой нужно было проникнуть в больницу, чтобы найти гипнотизера-коматозника, а ты отвлекал персонал.

По лицу Вани пробежала волна негодования. Он вспомнил тот эпизод, когда Дворжак, скотина иностранная, действительно уговорил его изобразить припадок. Будь в тот момент ситуация не настолько критическая, он бы ни за что не согласился, но могла погибнуть юная девушка, и возмущаться не было времени.

– Войтех твой трепло, – проворчал он, снова берясь за вилку. Холодный стейк уже не так вкусен, а Ваня намеревался его доесть. – Я не буду изображать психа, и не уговаривай.

– А я и не уговариваю. Я как назначенная Анной старшая в группе раздаю задания.

Теперь Ваня откровенно зарычал. Как он с упрямством осла пытался добиться Аниного расположения, так и она с таким же упрямством не назначала его старшим. Кого угодно – Дементьева, Нева, вон даже Лилю – только не его. За почти девять месяцев существования Института он ни разу не руководил расследованием.

– Я тебе за это отомщу, – пообещал он.

– Главное, не забудь, – рассмеялась Лиля. – А теперь ешь давай, завтра пойдем сдаваться в психушку, а там едва ли на ужин подают стейки.

Ваня не выдержал, схватил длинную картофелину и кинул в Лилю.

– Ну вот, а говоришь, на психа не похож, – заметила та, вынимая соленую палочку из волос.



17 апреля 2016 года, 20.05

г. Санкт-Петербург

Саша уже не помнила, когда в последний раз уезжала из Питера на целых две недели, а потому страшно соскучилась. И по мерзкой погоде, и по маленькой квартирке, и по каменным серым домам, и еще больше – по работе. Они с Войтехом вернулись ближе к обеду и собирались остаток дня посвятить неотложным делам вроде поездки в магазин, поскольку за две недели их отсутствия остатки продуктов в холодильнике пришли в негодность, но планы пришлось немного скорректировать после звонка Сашиной мамы.

Вера Николаевна еще в прошлый понедельник уехала на курсы повышения квалификации в Берлин, собиралась вернуться через две недели, а за это время успел заболеть Сашин отец. Ничего серьезного, обычная простуда, но, как и все мужчины – если, конечно, их зовут не Войтех Дворжак, который даже с бронхитом как-то собирался пойти на пробежку, и только угрожающий Сашин вид заставил его вернуться в постель, – увидев на градуснике 37,3 °C, Андрей Владимирович принялся составлять завещание.

– Съезди к нему, пожалуйста, – попросила мама, узнав, что Саша уже дома, – отвези каких-нибудь продуктов, да просто проверь, как он там.

Войтех из вежливости предложил поехать вместе, но Саша отказалась, сославшись на то, что наверняка проведет у отца не один час, а дома тоже есть дела. Она прекрасно знала, что Войтех чувствует себя в присутствии ее отца неловко. Нет, папа ни разу ничего такого себе не позволил: ни резких высказываний, ни красноречивых взглядов, напротив, был подчеркнуто вежлив, но от вежливости этой даже у менее проницательного человека сводило зубы. Если мама довольно быстро примирилась с Сашиным разводом с мужем, то папа ей этого так и не простил и всячески демонстрировал свою любовь к Максиму, когда они все бывали в одной компании. Такое, правда, пока случилось один раз, осенью, на годовщине свадьбы родителей, но Саше этого хватило. К Войтеху он обращался исключительно на «вы», в то время как Максима называл чуть ли не сыном. Что, кстати, ставило в неловкое положение всех, в том числе и самого Максима, который тоже давно смирился с разводом, поддерживал дружеские отношения с Сашей и ровные – с самим Войтехом. Им порой приходилось общаться по работе, поскольку Максим владел небольшой фирмой по продаже медицинского оборудования, и для своих лабораторий ИИН закупал необходимое именно у него.

Папа действительно был болен, и, как и говорила мама, гораздо сильнее внешне, чем на самом деле. В квартире стоял ни с чем не сравнимый запах непроветриваемого помещения и горьких лекарств, а сам Андрей Владимирович лежал на широкой кровати, укрывшись двумя одеялами и замотав вокруг шеи шарф. В комнате пахло спиртом, и Саша догадалась, что папа сделал себе компресс.

– Ну как ты? – поинтересовалась она, первым делом открывая окно.

– С ума сошла? – тут же возмутился отец. – Я же еще сильнее простужусь!

– Иди на кухне посиди, я там привезла продукты. А здесь надо проветрить, иначе ты никогда не выздоровеешь. Развел микробную ферму.

Отец с видом умирающего вылез из постели и, шаркая ногами, будто ему семьдесят, поплелся на кухню. На аппетит его несчастная ОРВИ никак не повлияла, потому что он за один присест слопал целую порцию картофельного пюре с тремя котлетами, которые Саша купила в ближайшей кулинарии, а в раковине она заметила несколько грязных тарелок и кастрюлю с остатками куриного супа.

– Это Наташа вчера принесла, – сказал отец, кивнув на входную дверь.

Тетя Наташа – мама Максима. Его родители въехали в соседнюю квартиру двадцать один год назад, и семьи сразу же сдружились, поэтому не было ничего удивительного в том, что в момент смертельной болезни тетя Наташа принесла соседу супчик. Но папа сказал это с таким видом, что Саша сразу прочитала между строк все, что он имел в виду. Вот как он так умудряется? Всего лишь упомянул соседку, а Саша сразу же услышала и его вечное «Как ты могла бросить Максима?».

– Хорошо, я помою кастрюлю и отнесу ей, – покорно кивнула Саша. – А пока сварю тебе имбирный чай. Лучшее средство от простуды.

– Боюсь, мне уже пора пить антибиотики, – вздохнул отец.

– При температуре не выше тридцати семи с половиной? – хмыкнула Саша.

– Но уже третий день поднимается!

– Потому что ты ее сбиваешь. Дай организму бороться с болезнью своими силами.

Отец с шумом отодвинул от себя тарелку, и Саша физически почувствовала его взгляд на своем затылке.

– Я врач, я знаю, что лучше.

– Ты прекрасный стоматолог, – улыбнулась Саша, на мгновение обернувшись. – Ты лечишь зубы лучше всех. Даже если отбросить тот факт, что я твоя дочь и могу быть необъективна, то количество твоих постоянных клиентов говорит само за себя. Но вот лечить ОРВИ антибиотиками…

– Я хоть и стоматолог, но все же врач. В отличие от тебя.

Саша выдохнула сквозь стиснутые зубы и принялась вытаскивать из пакета корень имбиря и лимоны, которые принесла с собой. Как она могла вывести разговор на вторую «любимую» тему отца после ее развода: нынешнюю работу? Андрей Владимирович был врачом в третьем поколении, женился на враче, и перед Сашей никогда не стоял выбор профессии. Он был чрезвычайно горд, что дочь выбрала для себя такую сложную специализацию – анестезиология-реаниматология, помог с хорошей работой. И был крайне разочарован, когда Саша ушла из больницы, чтобы работать в Институте исследований необъяснимого. Естественно, виноват в этом тоже был Войтех.

Сделав отцу чай с имбирем, лимоном и медом по рецепту мамы Войтеха и, конечно же, умолчав об этом, не то отец точно отправит ее за антибиотиками, Саша немного прибралась на кухне, отнесла тете Наташе кастрюлю и засобиралась домой. Шел уже девятый час, а еще надо было самой собраться на работу. Может быть, она теперь и не занималась врачебной практикой в полном смысле этого слова, но рабочий день по-прежнему оставался ненормированным, а командировки часто возникали внезапно и планировались надолго. Следовало всегда быть к ним готовой.

Домой она добралась почти в девять. Странно, но в окнах квартиры не горел свет. Войтех едва ли так рано лег бы спать, тем более без нее, обычно он засиживался минимум до полуночи. Открыв входную дверь, Саша сразу поняла, что он действительно не спит, просто в ванной. Из-под двери выбивалась узкая полоска света, а за ней слышался шум льющейся воды. Это Саша могла надолго уйти в душ, оставив свет включенным во всех комнатах, Войтех же всегда все выключал. Из маленькой прихожей она видела несколько кастрюлек на плите, в которых наверняка ждал ужин.

Саша постаралась как можно тише раздеться и скользнула в ванную комнату. В этой квартире не было ванны, а душевую кабину заменял поддон со шторкой, и Войтех не мог ее увидеть, только услышать, поэтому она и старалась вести себя как можно тише. Ванная, как и вся остальная квартира, за исключением кухни, давно требовала ремонта. Кухне повезло: еще осенью у соседа сверху прорвало трубу, она вся была залита водой, поэтому в ней ремонт сделали.