Первый Ангел

Рассказывайте прямо, - он начинал догадываться, о чем пойдет речь. Из уважения, присел.



Начну с хорошего. После Вашего визита житель седьмой палаты спокойно спал, проснулся утром и встал. То есть, сам встал и пошел умываться! – учитывая прошлое состояние и статус «овоща», волнение сестры можно было понять.



Я не удивлен, продолжайте.

Он демонстрировал все признаки полного выздоровления и не понимал, что вообще у нас делает. Вызвали главного врача, сами понимаете, случай исключительный. Основания для содержания у нас исчезают… Попросили остаться еще на сутки, на всякий случай, для наблюдения.

Разумно, что дальше?

Конечно, много с ним говорили, снимали, записывали, ну, короче всё было хорошо до прошлой ночи. Он спокойно заснул, перед сном читал газеты. Господи, если бы не камеры я бы сама не поверила… - голос девушки начал дрожать.



Говорите, я поверю во что угодно.



Девушка собралась, подавила комок в горле и резко выпалила.

В общем, он убил себя. Потом была полиция. Смотрели видео. Опросили дежурную смену, забрали его и всё убрали. Случай очевидный. Теперь в седьмой пусто, я проветриваю.



Стооойте. Подождите. Как убил? У нас даже повеситься негде, тем более в палате!



Михаил Александрович, я вам рассказала суть, дальше лучше посмотрите сами. Полиция сделала копию записи. У нас исходная осталась.



Мефистон поблагодарил сестру и понял, о чем предупреждали его голоса. Что же, надо посмотреть видео.



Он сел за сестринский пост, нашел нужный файл за прошедшие сутки и запустил сначала. Хотел своими глазами увидеть как его пациент из лежачего «овоща» превратился в кандидата на выписку. Сестра не соврала. Пациент читал книги, газеты, делал зарядку. Запись была без звука, поэтому его голос и качество устной речи оценить было невозможно. Со стороны перед нами рисовался скорее постоялец гостиного двора, чем многолетний пациент психиатрии. Видеть плоды своих тяжелых трудов всегда приятно, даже когда знаешь, что финал трагичен. Болезнь побеждена, а дальше уж, была не была! Дневная запись не предвещала беды. Ночная тоже началась вполне обычно, но Мефистон знал, что психические угрозы набирают силы во сне, ибо

«ночь темна и полна ужасов». Поэтому он настроился особенно внимательно и открыл глаза даже в Нави, чтобы понять все возможные причины событий.



Смотреть со стороны на спящего человека, когда он об этом не знает и не хочет, уже немного зловещий процесс. Ловить обрывки его мыслей и чувств, как Мефистон – вдвойне. Они всегда неясны, полны отзвуков бездонного океана Нави, и как все нечеткое и темное, открыты для воображения худшего. Лицо пациента было вполне безмятежным первый час-другой, пока он не провалился в фазу глубокого сна, где даже ученые не скажут до конца, что происходить в мозгу. В этот момент Мефистон почувствовал первые признаки тревоги. Глаза пациента двигались под закрытыми веками, судорожно дергались и бегали . Этого нельзя было увидеть на камере, приближения и качества в темноте далеко не хватало, но он мог видеть иначе.



Он уже хорошо знал, что глубокая телепатия – процесс рискованный, чужие чувства мешаются со своими. «Побывать в чужой шкуре» полезно, но болезненно. Вот



сейчас он чувствовал, что лоб пациента покрывается холодным потом, как и его собственный. Запись начала затягивать, как будто в темной комнате лежал он сам. Лежал и не мог пошевелиться. Темная волна ужаса поднималась как будто и в его груди. Пациент вскинул руки во сне и закрыл уже закрытые глаза. Жест бессмысленный и от того еще более дикий. Однако Мефистон научился различать оттенки ужаса, если так можно было сказать. Слишком долго боролся с ним сам и наблюдал в других. Он не мог увидеть то, что видел пациент, мог лишь подбирать следы чувств. Это был ужас перед неотвратимой и жестокой гибелью, такой мощи, что многие бы просто не проснулись или «тихо умерли во сне».

Но пациент не был сломлен, Мефистон был рад увидеть разницу между дрожащим существом за седьмым замком и страдающим человеком сейчас. Пациент как будто ожидал чего-то подобного. Тьма окутала его, подавила, сжала в тугую пружину холодного пота, но не сломила. Как бывает во сне, когда Вы чувствуете, что за спиной находится нечто столь ужасное, что нельзя оборачиваться, и чаще всего, просыпаетесь. Пациент, казалось, не мог проснуться. Мефистон ощутил, как всё его тело предельно напряглось, до судорог, как под тяжелой ношей. Дыхание участилось, пульс трепетал. В какой-то момент напряжение достигло высшей точки, пациент вдруг выдохнул, распрямился и решительно посмотрел в глаза ужасу за своей спиной.



Он словно одержал победу в неведомом внутреннем бою. Черты лица разгладились, приобрели спокойное достоинство, покой разлился по всему телу. Тихая радость передалась даже Мефистону. Он тоже выдохнул, утер пот со лба, невольно улыбнулся, огляделся по сторонам, отмечая преодоление кризиса. С большой неохотой он вспомнил, что пациента увезли в мешке и надо смотреть дальше. Вернувшись к записи, он застал всё то же безмятежное спокойствие, почти сказочное умиротворение на лице человека. Своего товарища, с которым за двое суток вновь проживал такие моменты, какие многим не суждено делить за всю жизнь. Верьте или нет, но даже на записи, Мефистон почувствовал, что пациент вспомнил о нем, прикосновение души и прощание. Навсегда. Потому что он был мёртв.

«Стоп-стоп-стоп. Какое же это самоубийство? Здесь какая-то ошибка» - подумал Мефистон и хотел уже позвать сестру, как вдруг почувствовал на записи движение. Почувствовал движение, лучше слов не подберешь. Пациент был по-прежнему мёртв, но что-то, двигалось внутри него! Никаких мыслей или чувств, ничего известного ему или человеческого Мефистон не ощущал. Но что-то там было, какой-то чужеродный слизняк залез в оболочку человека. Волна отвращения и мурашки по коже, вот что он почувствовал очень остро, потому что стал догадываться, какая сцена

его ожидает. Тело на экране стало подергиваться, даже в смерти отвергая чужеродное вхождение, но постепенно «слизняк» обживался внутри и явно стал контролировать движения трупа. Стало труднее различать происходящее в темноте, без психической картины. Само по себе это уже настораживало Мефистона, как может нечто не иметь души, не отражаться в Нави понятным ему способом? Особый вид Демонов? Еще более потусторонние существа? Что за чёрт.



Тем временем тело на экране развернулось спиной к камере и лицом к стене, судя по подергиванию, там происходило что то, чего он рад бы не видеть. Результатом стало то, что тело стало медленно наносить на стену какую-то надпись. Очевидно, единственным доступным средством письма была кровь. Вены он себе перегрыз, не иначе… Методично, периодически пополняя запас «чернил», тело формировало надпись из нескольких слов. «Как этого не заметили дежурные? Впрочем, без психосил в темноте может показаться, что вообще ничего особого не происходит. Или просто отвлеклись?» - Мефистон был в растерянности. Казалось, что опыт в Нави у него уже серьезный, но перед ним разворачивалась картина совершенно необъяснимая. Как ни старался, разобрать надпись на стене он не мог. Она была не слишком большой, чтобы нашел только тот, кто придет в палату. А раз там всё убрали, то это будет не он…



Долго размышлять об этом не пришлось. Тело закончило своё послание, после чего встало и неловко проковыляло к камере, причем спиной вперёд! Так, что затылок оказался прямо напротив объектива. Внимание Мефистона было приковано к этому затылку. Вся дикость происходящего завладела им так, что было не оторваться. Затылок мертвого человека перед камерой не открывал секретов, но постепенно тело подняло руки, охватило ими голову, будто сокрушаясь о своей судьбе, затем резким движением свернуло себе шею кругом и уставилось прямо на Мефистона. Уставилось закатившимся белками безумных глаз и окровавленным ртом, который вопреки всем законам природы, шевелил чёрным губами.




Только теперь Мефистон не услышал, а почувствовал слова, они звучали в его голове, в его мозгу, даже если бы он затыкал уши изо всех сил. Слова будто вползали в него, как только что «слизень» вполз в мертвое тело . Он по-настоящему испугался, впервые за долгие годы, и резко отпрянул от экрана всем корпусом. Инстинктивно потрогал уши , с ужасом ожидая нащупать следы какого-то реального слизняка. Сердце колотилось в груди, рубашка взмокла за один миг. Однако за окном сияло солнце, в коридорах была тишина, ощущение «вползания» в голове улеглось, и пульс быстро пришел в норму. Выдохнув сквозь зубы , он усилием воли вновь заставил себя смотреть на экран. Там уже не было ничего необычного, тело вернулось на койку и со стороны выглядело бы спящим до самого утра. Только самый внимательный глаз заметил бы надпись в темноте и пятна крови на полу. «Вены он всё -таки перегрыз» - подвел итог Мефистон. Видеть надпись ему было не нужно. Он был уверен, что послание до него донесли напрямую. Так что он бы и на смертном одре не забыл содержание. В его голове крутилась и ворочалась фраза, сказанная без слов, ощущение чуждого неязыка, которое хотелось сплюнуть хоть вместе с мозгами. Содержание фразы повторялось как навязчивая мысль, и было предельно ясным: «Боги не отдают своего!».



Надо было придти в себя, отдышаться. Настроиться на обычный, психически нормальный мир, чтобы вообще с кем-то разговаривать. Вдох-выдох, солнышко,

покой. Все эмоции в сторону. Остается один вопрос, надо сделать его чисто интеллектуальным, не про чувства. Мефистон позвал к себе сестру.



Скажите, пожалуйста, от чего умер пациент? – максимально ровный тон.

Разве Вы сами не видели? Зачем Вам меня мучить? – сестра очевидно не готова была к спокойному обсуждению.



Алла, пожалуйста, чисто профессионально, просто ответьте на несколько моих вопросов, хорошо? Считайте, что я провожу определенное исследование. Даже если вопросы покажутся странными. Как для анкеты, надо просто сказать.



Хорошо, но помните, что я просила Вас этого не делать.



Я остановлюсь, как только это будет возможно. Итак, от чего умер пациент?

Могу сказать лишь то, что считает полиция. От потери крови. Перегрыз себе вены, Вы можете представить? Днем на выписку, а ночью… - речь сорвалась всхлипами.



Вы сами видели запись? Целиком?

Да, это мой долг. И даже раньше, чем полиция приехала…



На ней видно, как пациент убивает себя? Как перегрызает вены? – Мефистон чувствовал, что девушка на грани, но остановиться было просто невозможно.



Ночью темно и детали видны плохо. Но совершенно ясно, что лег спать он живой, а утром нашли мертвого, и никого другого в палате не было. Следовательно, обнаруженные раны, несовместимые с жизнью, нанес он сам. Профессионально, как Вы и просили…

Больше ничего необычного, других повреждений у пациента на записи Вы не обнаружили? За всю ночь? – ну не спрашивать же её прямо о послании «Богов»!



Нет, если Вы к чему-то клоните, скажите прямо, Михаил Александрович, я всегда считала, что мне Вы можете доверять!



«Вот ведь интересно, почему?» - подумал Мефистон, но опять не было времени выяснять.



Благодарю Вас, Алла, Вы очень помогли мне понять ситуацию. Я ни к чему не клоню. Просто один психологический эксперимент. Я могу осмотреть палату?



Да, пожалуйста, мы там всё уже убрали – голос сестры не скрывал нотку разочарования.



Кстати, когда убирали, ничего тоже не обнаружили, записки… надписей? – хвататься за соломинку приходится.



Кроме того, что психически здоровый днем человек вдруг перегрыз себе ночью вены и тихо залил кровью палату, совершенно ничего необычного, Михаил Александрович – было ясно, что время вопросов подошло к концу.



Очевидный вывод из разговора заключался в том, что Мефистон видел совсем другую запись, чем все остальные. Для очистки совести надо было еще осмотреть палату, вдруг и там найдется что-то для него одного? Никакого желания, но взялся за гуж, не говори, что не дюж.