При свете луны

Глава 38




Джилли воскликнула: «Наверх!» Дилан: «Пошли!» Шеперд повторил: «Лед, лед, лед», а Дилану вдруг вспомнилась песня, которую одно время крутили во всех дискотеках и на всех вечеринках, «Жарко, жарко, жарко», исполняемую Бастером Пойндекстером, и, пожалуй, для описания ситуации, в которую они попали, название этой песни подходило как нельзя лучше.

Лестница находилась в передней части дома, а из кухни двери вели в столовую и в коридор. Второй маршрут представлялся более безопасным, поскольку окон в коридоре не было.

Но Джилли не подозревала о наличии коридора, так как дверь в него была закрыта. Возможно, она думала, что эта дверь ведет в кладовую. Она поспешила из кухни в столовую, прежде чем Дилан успел направить ее по другому пути.

Сам он побоялся пройти коридором, предположив, что она могла оглянуться, увидеть, что за ней никто не идет, и вернуться на поиски его и Шепа, теряя тем самым драгоценные секунды. А в сложившейся ситуации даже одна потерянная секунда решала, будут они жить или умрут.

Толкая Шепа, таща за собой, разве что не взвалив на себя, Дилан поспешил за ней. Шеп, конечно же, волочил ноги, но чуть быстрее, чем привык, продолжая бормотать: «Лед, лед, лед», всякий раз повторяя трижды слово, все с большей обидой. Не нравилось ему, что его тащили, как своевольного барана.

Когда Дилан и Шеп вышли из кухни, Джилли уже добралась до гостиной. В дверях Шеп поупирался, но потом все-таки позволил вытолкнуть себя в столовую.

Переступая порог, Дилан готовил себя к тому, что увидит десятилетнего Шепа, собирающего картинку-головоломку с маками. И пусть тот вечер в прошлом по-прежнему повергал его в ужас, он, пожалуй, предпочел бы его настоящему, которое имело все шансы оборваться, не став будущим.

Шеп выражал недовольство непрекращающимися тычками: «Лед, не надо, лед, не надо, лед, не надо…» – и после того, как братья пересекли столовую, обеими руками ухватился за дверной косяк, не желая идти дальше.

Но, прежде чем успел расставить еще и ноги, чтобы зацепиться покрепче, Дилан вышвырнул его в гостиную. Шеп споткнулся, упал на руки и колени, и, как выяснилось, очень вовремя, потому что киллеры в этот момент открыли огонь.

Загрохотали автоматы, даже громче, чем в кино, словно стальные наконечники отбойных молотков дружно принялись вгрызаться в крепкий бетон. Грохот этот разбил тишину, разбил окна кухни, окна столовой. Стреляли не из двух автоматов, как минимум из трех, может, из четырех. Помимо автоматов, огонь велся и из карабина более крупного калибра, эти выстрелы были не столь частыми, но громкостью выделялись на общем фоне.

При первых звуках стрельбы Дилан рыбкой бросился на пол гостиной, подсек руки Шепа, так что и тот распластался на кленовом паркете.

– Где один только лед? – спросил Шеп, словно не слыша грохота, который наполнил дом.

Летели осколки стекла, летели щепки, летели куски штукатурки. Свистели пули, рассекая воздух, впиваясь в стены.

Сердце Дилана забилось быстро-быстро, он понял, что испытывают зайцы, когда тихие леса и луга становятся полем боя в первый день охотничьего сезона.

Огонь, похоже, велся с двух направлений. С востока, со стороны двора, и с юга.

Если киллеры окружили дом со всех сторон, а Дилан не сомневался, что так оно и есть, тогда на западе и севере они лежали, не поднимая головы. Профессионалы, само собой, не могли допустить, чтобы кто-то из них попал под перекрестный огонь.

– Ползи на животе, Шеп! – крикнул Дилан, перекрывая грохот выстрелов. – Ползи на животе, не медли!

Шеперд, мешком лежащий на полу, повернул голову к Дилану, но глаза его по-прежнему были закрытыми.

– Лед.

В гостиной два окна выходили на юг и четыре – на запад. Южные окна разлетелись при первых очередях, но западные оставались целехонькими, пули не попали в них даже рикошетом.

– Ползи, как змея, – просил Дилан.

Шеп не шевельнулся.

– Лед, лед, лед.

Пули продолжали безжалостно решетить южную стену, десятками влетали в гостиную, разбивая лампы и вазы, в щепки разнося мебель, вспарывая обивку стульев и диванов. Вот эти глухие удары особенно нервировали Дилана, возможно, потому, что примерно такие же звуки раздавались, когда пуля попадала в человеческое тело.

Лица братьев разделяли лишь несколько дюймов, но Дилан кричал, и потому, чтобы его услышали в грохоте выстрелов, и потому, что надеялся криком побудить Шепа к действию, и потому, что злился на брата, но в основном потому, что вновь кипел от праведной ярости, которую впервые испытал в доме на Эвкалиптовой авеню, его переполняла ненависть к мерзавцам, которые всегда достигали своего силой, не признавая никаких других методов.

– Черт побери, Шеп, ты позволишь им убить нас так же, как когда-то они убили маму? Убить и оставить здесь гнить? Ты хочешь позволить им снова выйти сухими из воды? Ты этого хочешь, Шеп? Ты этого хочешь, черт побери?

Линкольн Проктор убил их мать, а эти люди хотели убить Проктора и уничтожить результаты его работы, но, с точки зрения Дилана, они все были заодно. Просто носили опознавательные знаки разных частей одной армии тьмы.

То ли на Шепа подействовала злость, звучавшая в голосе Дилана, то ли Шеп, пусть и с опозданием, сообразил, что дом в осаде, но он отвлекся ото льда. Его глаза раскрылись. В них стоял ужас.

Сердце Дилана на мгновение остановилось, потом забилось с удвоенной частотой: он подумал, что Шеп может сложить их здесь и сейчас, без Джилли, которая уже добралась до холла.

Вместо этого Шеп решил ползти, как змея. И начал полировать пол животом, продвигаясь от двери столовой к холлу, через северо-восточную часть гостиной.

Отталкиваясь локтями и мысками туфель, он полз так быстро, что Дилан едва поспевал за ним.

Штукатурка, щепки, куски пенного утеплителя стен и прочий мусор дождем сыпались на них. Стоящая между ними и южной стеной массивная мебель задерживала в себе или отражала пули, которые летели над самым полом, тогда как остальные пролетали выше.

Они свистели над ними, словно судьба, засасывающая воздух сквозь зубы, но Дилан пока не слышал разрывов пуль, покрытых цианидом или чем-то еще.

В воздухе висела штукатурная пыль, кружились перышки от вспоротых пулями подушек. Их было так много, словно братья вдруг попали в курятник, где только что похозяйничала лиса.


Шеп выполз в холл и последовал бы дальше, в кабинет, если бы не Джилли, которая лежала у первой ступеньки лестницы. Подавшись назад, она блокировала ему путь, ухватила за джинсы и развернула в сторону лестницы. Пули, не отраженные мебелью или чем-то еще, влетали в открытую дверь из гостиной, а также попадали в холл через южную стену. Некоторые застревали в двери и штукатурке, другие пронзали стену насквозь, сохраняя достаточно энергии, чтобы пронзить и человека.

Тяжело дыша, скорее от страха, чем от усталости, морщась от едкого запаха штукатурки, Дилан, подняв голову, видел в стене десятки дыр. В основном размером с четвертак, но некоторые никак не меньше кулака.

Пули выщербили и перила. Прямо на его глазах от них отскакивали все новые и новые щепки.

Зарубки и вмятины от пуль появились и на стойках перил. Две из них просто разлетелись.

Все пули, которые пробивали стену гостиной и влетали в открытую дверь, останавливала северная стена холла, которая также служила стеной и лестнице. Вот тут они полностью теряли свою энергию, застревали в дереве или падали на ступени, оставляя от штукатурки лишь жалкие островки.

Даже если бы Джилли и братья О’Коннер, имитируя змей, попытались бы, не поднимая головы, заползти по ступеням на второй этаж, им бы не удалось добраться до первой площадки целыми и невредимыми. Одному, возможно, и удалось бы. Может, и двоим, что стало бы веским доказательством существования ангелов-хранителей. Но если чудеса случались по три кряду, они уже выходили из разряда чудес, становились элементом повседневной жизни. Попытка подняться по лестнице привела бы к тому, что Джилли, Шепа или самого Дилана ранило бы или убило. Они попали в ловушку, им не оставалось ничего другого, как лежать на полу, вдыхая штукатурную пыль, тяжело дыша. У них не было выбора, не было надежды.

Но тут грохот стрельбы начал стихать, а через три-четыре секунды прекратился вовсе.

Завершив первую фазу атаки менее чем за две минуты, нападавшие с востока и юга начали отступать, чтобы не попасть под перекрестный огонь.

Одновременно с запада и севера к дому побежали другие стрелки, задействованные на втором этапе.

Парадная дверь, в западной стене дома, находилась за спиной Дилана. С двух сторон ее обрамляли витражи из цветного стекла. Слева, если смотреть на лестницу, за стеной, к которой она примыкала, располагался кабинет с тремя окнами. Так что на втором этапе холл с двух сторон просто залили бы свинцом.

Смерть даровала им на спасение буквально несколько секунд и, растопырив костлявые пальцы, уже начала их отсчет.

Все эти мысли, должно быть, молнией пролетели в голове Джилли еще до того, как смолкло эхо выстрелов, потому что она вскочила на ноги одновременно с Диланом. Оба, не сговариваясь, наклонились, ухватили Шепа за ремень и поставили между собой.

А потом со сверхъестественной силой, которую иной раз обретают матери под действием адреналина, переворачивая автомобили, под которыми зажало их детей, приподняли Шепа и потащили вверх по ступеням, к которым его ноги прикасались лишь изредка, совершенно им не помогая, но, по крайней мере, и не мешая.

– Где один только лед? – спросил Шеп.

– Наверху, – выдохнула Джилли.

– Где один только лед?

– Черт бы тебя побрал, дружище!

– Мы почти у цели, – подбодрила их Джилли.

– Где один только лед?

Они добрались до первой площадки.

Шеп зацепился одной ногой за последнюю ступеньку.

Они развернулись и понесли его дальше.

– Где один только лед?

Витражи из цветного стекла разлетелись вдребезги под грохот выстрелов. Множество костяных кулаков забарабанили по парадной двери, словно толпа демонов с ордерами на смерть требовала пустить их в дом. Опять полетели щепки, штукатурка, куски утеплителя, лестница завибрировала у них под ногами от пуль, которые, словно рой рассерженных ос, впивались в нижнюю ее часть.





Глава 39




Как только они миновали площадку и начали подниматься по второму пролету, Дилан почувствовал себя в большей безопасности, но тут же выяснилось, что расслабляться рано. Пуля вонзилась в лестницу несколькими ступеньками выше, другая – в потолок.

Дилан сообразил, что обратная сторона второго пролета обращена к входной двери. То есть у них под ногами – стена тира, перед которой устанавливаются мишени.

Дальнейшее продвижение было опасным, возвращение не имело смысла, стояние на месте привело бы к смерти, если не сразу, то чуть позже. Поэтому они еще крепче ухватились за ремень Шепа, Джилли – двумя руками, Дилан – одной, и преодолели второй пролет под успевший поднадоесть вопрос Шепа: «Где один только лед?»

Дилан ожидал, что ему прострелят подошвы, руки, пуля попадет под подбородок и выйдет через затылок. Однако они добрались до коридора второго этажа без единой царапины. Он отпустил ремень брата и оперся одной рукой о стойку, чтобы перевести дух.

Вероятно, Вонетта Бизли, их домоправительница, прикасалась к стойке утром этого дня, потому что, когда Дилан вошел в контакт с ее психическим следом, перед его мысленным взором замелькали образы женщины. Он почувствовал, что должен немедленно ее найти.

Если бы это произошло прошлым вечером, когда он еще не научился контролировать свою реакцию на такой вот зов, он бы сбежал вниз по ступеням, под свинцовый дождь, точно так же, как помчался к дому Марджори на Эвкалиптовой авеню. Вместо этого он отдернул руку от стойки, разорвав контакт с психическим следом.

Джилли уже увлекла Шеперда в коридор, подальше от лестницы. Возвысив голос, чтобы перекрыть грохот канонады, она умоляла перенести их из этого дома куда-то еще.

Догнав их, Дилан убедился, что его брат по-прежнему зациклен на льду. Лед продолжал заполнять голову Шеперда, вытесняя все прочие мысли.

Не представлялось возможным определить, когда Шеперду удастся выбраться из трясины этой последней навязчивости, но мудрые поставили бы деньги на достаточно длительный срок. Действительно, многое говорило за то, что он обретет контакт с окружающим миром, вернее всего, через час, а не через пару минут.