Профессионалы

– Фрау довели страну до ручки!

– Да, и уже давно. Что изменилось?

– Дно видно! Полстраны уже превратилось в радиоактивную помойку, а сейчас русские сцепятся с американцами и будут драться до последнего немца. Ядерных зарядов у них предостаточно.

– Что ты предлагаешь?

– Брать власть в свои руки и договариваться с русскими.

– А что мы им предложим?

– Разобраться с американцами, естественно!

– Логично. С чего начнём?

– Слушай, кто из нас командовал дивизией спецопераций? Ты же всех знаешь, тебе верят. Вызывай своих и, в первую очередь, очищайте наше здание от американцев и их технических систем. Достала уже эта прослушка! Потом можно будет арестовать обеих фрау, посадить под домашний арест президента и распустить бундестаг.

– Путч?

– Нет, не путч! Восстание против американской оккупации.

– Чтобы сразу же броситься под русскую?

– Слушай, Эберхард, ты думаешь, что мы так уж нужны русским?

– Не нужны мы им, – согласился генеральный инспектор. – Это они нам нужны. Зима уже на носу. Без помощи русских мы её не переживём. Ладно, ты меня убедил. Но сделаем немного иначе. Сейчас я дам тебе несколько человек. Поезжай с ними к президенту. Убеди его поддержать наши действия. Объясни, что власть у него забираем лишь на время чрезвычайного положения. А потом вернём. Он мужик умный, должен понять и поддержать. Пусть официально распускает бундестаг и отстраняет канцлера. Он, по конституции, имеет такое право. А потом передаёт власть в стране бундесверу. Временно. И никакого домашнего ареста! Наоборот, выделишь ему охрану. А я тем временем разберусь с янки.

Последняя фраза генерального инспектора сработала в качестве спускового крючка: серая коробочка, притаившаяся за спинкой скамейки, испустила короткий радиосигнал со спрессованным информационным пакетом; мультикоптер, укрывшийся за кроной дерева, втянул направленный микрофон и полетел в направлении Парижской площади; две молодые мамы, что-то оживлённо обсуждающие неподалеку, покатили свои коляски к выходу из парка.

Генералы настолько сосредоточились на обуревавших их мыслях, что не замечали очевидного: ну, нечего было делать в совершенно безлюдном парке двум молодым женщинам с младенцами. Тем более что никаких младенцев в колясках не было. В одной находилась записывающая аппаратура, а во второй уютно устроились два короткоствольных пистолета-пулемёта «Хеклер» и «Кох МР7». Военная контрразведка не только писала, но и охраняла своих генералов.

Получив запись разговора и сообщение о замеченном «мамочками» мультикоптере, президент МАД Ульрих Биркенхаер дважды прослушал текст, хмыкнул и по закрытой линии связался с Бруно Каль – своим коллегой, руководившим БНД. Поздоровавшись, он спросил у президента Федеральной разведывательной службы, не получал ли тот интересную запись из парка.

– Не только получил, но и уже прослушал, – ответил Каль. – У нас подобную информацию сразу докладывают.

– А ты пока наверх не сообщал?

– Ни наверх, ни вбок. Решил, знаешь ли, с Томасом посоветоваться. Это всё-таки больше его профиль. Он, кстати, уже у меня сидит.

– Это правильно. А вот вбок доложи. Дело в том, что янки и так в курсе. Мои девочки их дрон видели. Заодно успокой их, скажи, что мы заговорщиков уже арестовали. А потом подъезжайте оба ко мне. Пообщаемся с генералами.

– В Кельн?!

– Нет, я в Берлине, на Штауффенберг-штрасе. Проходите прямо в музей.

– В музей немецкого сопротивления? Символично!





* * *


На входе в здание министерства обороны вокруг генералов молча сомкнулась группа молодых подтянутых мужчин в штатском, возглавляемая президентом военной контрразведки.

– Пройдёмте, господа инспекторы, – заявил Биркенхайер, но, к удивлению генералов, направился не в подвал, а во внутренний двор. Пройдя по двору мимо мемориального комплекса, они вошли в музей немецкого сопротивления, расположенный на первом этаже Бендлерблока. В мемориальный кабинет Штауффенберга они зашли втроём.

– Присаживайтесь, – Биркенхайер кивнул в сторону стола, выложил на него плоский приборчик, напоминающий мобильный телефон, предварительно сдвинув в сторону рычажок на его боковой грани. Индикатор на крышке приборчика засветился зелёным.

– Вроде бы взрослые уже, седьмой десяток обоим пошёл, а ведёте себя как дети. Чего вас в парк понесло? Трудно было попросить у меня вот такой прибор?

– Наш разговор кто-то подслушал? – спросил Фолльмер.

– Кто-то?! Да вас, похоже, половина Берлина слушала!

– Кто конкретно? – жёстко отреагировал генеральный инспектор.

– Мы, БНД, БФФ, американцы – это только те, о ком я знаю.

– И что ты теперь будешь делать? – Фолльмер уставился на контрразведчика – Выведешь нас во двор и расстреляешь, как Штауффенберга, или предложишь самим застрелиться, как Беку?

– Не юродствуй, – одёрнул его генеральный инспектор. – Сдаётся мне, что в этой ситуации возможно и третье решение.


– Возможно, – поддержал его контрразведчик. – Сейчас остальные подъедут и определимся.

– А кого мы ждём? – спросил у Биркенхайера Эберхард Цорн.

– Бруно Каля из БНД, вы его знаете, и Томаса Хальденванга, с которым вам обоим пришло время познакомиться. Он уже полгода руководит БФФ – федеральной службой по охране конституции. И всё происходящее в первую очередь касается его ведомства.

Ожидание не затянулось. Когда руководители спецслужб разместились за столом, слово взял Хальденванг – невысокий коротко стриженный мужчина лет шестидесяти.

– Господа, я считаю предложения, высказанные генералами, своевременными, Канцлер-акт себя исчерпал и должен быть дезавуирован. Власть в стране на это время, действительно, следует передать военным, и сделать это должен именно президент. Но предложенный генералами план никуда не годится. Американцы не будут отстранённо наблюдать за нашими действиями. Сейчас, после разрушения русскими ракетами их разведцентров, управление их контингентами, расположенными на нашей территории, сосредоточено в руках SCS – специальной службы сбора данных, офис и оборудование которой размещено на двух верхних этажах посольства США. Приёмные и передающие антенны выведены на крышу посольства. Доступа к этому оборудованию мы не имеем. Можно отключить электричество, но у американцев есть резервные генераторы. А если мы попробуем вторгнуться на территорию посольства, это сразу будет расценено как объявление войны. И в Берлин прилетит что-нибудь термоядерное.

– Проблему с антеннами на крыше посольства мы решим, – подключился к разговору Цорн. – У меня есть диверсионная группа, которая всё сделает чисто. Чем ещё плох наш план?

– Тем, что до вступления операции в активную фазу вы с Йоргом будете сидеть в этом кабинете. Бруно доложил куратору из АНБ, что вы арестованы.

– А мы действительно арестованы? – опять влез в разговор Фолльмер.

Все сидевшие за столом покосились на генерала, при этом на их лицах можно было увидеть целую гамму эмоций: от явного осуждения до недоумения, мол, и этому человеку мы собрались доверить власть над страной?

– Нет, Йорг, вы с Эберхардом не арестованы, – нарушил повисшее в комнате молчание Хальденванг. – На самом деле мы вынуждены поддержать придуманный вами заговор. Но не потому, что его план так уж хорош. Извините, но уровень изначально дилетантский. К сожалению, сейчас уже поздно организовывать новый, поэтому будем работать с тем, что есть. К президенту вы, разумеется, не пойдёте. Этим займусь я. И Эберхард не будет зачищать здания министерства обороны от американцев и их оборудования. Этим займётся военная контрразведка. А фрау и бундестагом – БНД. Обеих гроссмуттер отправим на пенсию, а бундестаг распустим на бессрочные каникулы. Ваша же задача – обеспечить лояльность армии и помочь Эберхарду в организации диверсии в американском посольстве. Да, ни у кого нет возражений против того, что официально власть в стране возьмут военные, а руководить ими будет Эберхард Цорн?

Возражений не было ни у кого, но Фолльмер не смог удержаться от очередного вопроса:

– А неофициально?

На этот раз присутствующие улыбнулись.

– Неофициально мы все ему поможем, – на полном серьёзе заявил Хальденванг. – Да, до часа «Ч» все ваши контакты с внешним миром будут идти через президента военной контрразведки. Во сколько у нас час «Ч»?

– Традиционно, в четыре часа утра, – настолько же серьёзно ответил генеральный инспектор бундесвера. – Быстрее мы просто не успеем всё подготовить, а позже… Позже может оказаться уже поздно. «Час волка» – лучшее время для диверсий.





* * *


После ухода руководителей БНД и БФФ глава военной контрразведки спросил у генерального инспектора, что ему требуется для организации диверсии в посольстве США.

– Принесите сюда крупномасштабный план Парижской площади и вызовите обер-лейтенантов Ганса Крюгера и Гельмута Вольфа. Да, надо подобрать для них цивильную одежду и сделать обоим полицейские удостоверения. Подождите. Офицерам нужно незаметно шепнуть, что они потребовались мне, а не вам. Иначе могут возникнуть нежелательные накладки. А заодно подумайте, куда будете эвакуировать посольство и что станете делать с оказавшимися на улице сотрудниками SCS и АНБ, а также морскими пехотинцами из охраны посольства.

Спустя час в кабинете Штауффенберга проходил инструктаж лучшей диверсионной группы дивизии спецопераций.

– Вот это посольство США, – карандаш Цорна уткнулся в небольшой прямоугольник на плане. – Рядом Академия художеств. Вот это слева – Бранденбургские ворота. А вот тут на другой стороне площади девятиэтажное здание с плоской крышей. От него до посольства примерно сто пятьдесят метров. Из «флэшки» достанете?

– Легко!

– Смотрите, чтобы Академию художеств не зацепили!

– Господин генерал-лейтенант, я хоть раз промахивался?

– А в Ираке не ты оскандалился?

– Но задачу-то выполнил!

– Тут надо не только выполнить задачу, но и сделать всё максимально чисто. Уяснили? Всё должно выглядеть обычной техногенной аварией.

– Мы прониклись. Всё будет как в аптеке.





* * *


Час волка – время с четырёх до пяти утра, когда происходит истощение большинства защитных нейромедиаторных систем человеческого мозга. Человек ощущает заторможенность, им овладевает усталость и снижение энергии. В это время глаза часовых начинают интенсивно слипаться, голова опускается на грудь. Некоторые засыпают на посту, другие утрачивают бдительность. Час волка – идеальное время для проведения спецопераций. Это известно всем: тем, кто проводит спецоперации, и тем, против кого они осуществляются. Считается, что кто предупреждён – тот вооружён. Но когда долго ничего не случается, настороженность развеивается, и человек опять начинает «клевать носом».

В час волка оживают кошмары, в ночи господствуют призраки и демоны. Так произошло и на этот раз. В подъезд девятиэтажного здания, примыкающего с северной стороны к Парижской площади, под покровом ночи уверенно вошли два бравых полицейских с большими чёрными сумками. А несколько минут спустя на крышу выскользнула парочка размытых бесформенных теней, казалось бы, сотканных из сгустившейся тьмы. Тени перетекли к парапету и, чуть приподнявшись над ним, некоторое время осматривали почти неосвещённую площадь, красиво подсвеченные снизу Бранденбургские ворота и тёмный прямоугольник крыши расположенного по другую сторону от них четырёхугольного здания.

Тихо вжикнула молния, и из одной из сумок появилось некое устройство, выполненное в форме призмы с зализанными торцами, одна из граней которой была снабжена двумя рукоятками. Меньше всего этот предмет напоминал оружие. И при этом не просто являлся оным, а был одним из самых опасных пехотных вооружений. Тень держала в руках реактивный пехотный огнемёт М202А2 «FLASH», позволяющий вести прицельную стрельбу по точечным целям на расстоянии до двухсот метров.

Сухо щелкнув, откинулись две торцевые крышки, отогнулся в сторону кронштейн с коллиматорным прицелом. Кассета из четырёх алюминиевых труб, извлечённая из другой сумки, стыкуется с огнемётом сзади. Обычно в комплект входит три кассеты, но в этот раз диверсанты ограничились двумя.

Негромкий хлопок, языки пламени, на миг осветившие крышу за спиной стрелка, но невидимые снизу, и четыре полуметровых цилиндра, совершив бесшумный полёт над площадью, приземляются на крышу американского посольства. Огненные кляксы самовоспламеняющейся огневой смеси на основе триэтилалюминия с добавкой полиизобутилена разбрызгиваются на двадцать метров в стороны, но не вылетают при этом за брандмауэр. Спустя несколько секунд в ход идёт вторая кассета. Восемь ракет – это примерно пять литров смеси, при горении которой выделяется большое количество теплоты и температура поднимается до 1200 градусов Цельсия.