Семья по соседству
Часть 11 из 42 Информация о книге
Френ нашла Найджела в комнате Авы. Он сидел в кресле-качалке, положив ноги на табурет, Ава растянулась у него на груди, они оба замерли и сопели. Френ была на собрании соседского дозора у Эндж, которое оказалось таким скучным, как она и ожидала. Рассказы о взломах в районе быстро превратились в жалобы на то, что люди кладут свой мусор в чужие мусорные баки (в чем, честно говоря, Френ никогда не видела проблемы – в конце концов, все ведь поедет в одно и то же место), и с этого момента все пошло под откос. На протяжении всей встречи она удивительно сильно злилась, а Эсси даже не пришла. Френ пожалела, что тоже не прогуляла. Но Найджел настоял. – Я присмотрю за девочками, – сказал он. – Тебе нужен перерыв. Иди! Его серьезность была невыносима. Он думал, что у нее послеродовая депрессия. И возможно, так оно и было. В конце концов, это бы объяснило все. Слезы, странное поведение. Хотя, возможно, не объяснило бы эту манию бегать. В ту ночь, когда она разрыдалась в постели, она пыталась сказать ему правду, действительно пыталась, но не смогла заставить себя произнести эти слова. Это было слишком ужасно. В жизни все очень сложно – об этом вам никто не говорил в детстве. Конечно, в день вашей свадьбы вы выслушали загадочные наставления от более опытных, мудрых женщин – вроде «пусть все идет своим чередом», «любовь важнее, чем правота» или «настоящая награда – это дойти до конца вместе». Френ верила во все это. Она по-честному позволила жизни идти своим чередом. Она действительно считала, что любить важнее, чем быть правой, и что настоящая награда – это вместе дойти до конца. К сожалению, оставались вопросы, на которые даже у мудрых женщин не было ответов. В кино всегда две стороны – злодеи и жертвы, – но реальная жизнь гораздо сложнее. В реальной жизни мужья впадают в депрессию. Мужья вкладывают и теряют большие деньги. Мужья отгораживаются от своих жен. В реальной жизни жены хоронят себя на работе, просто потому, что так удобнее. Жены говорят себе, что это ничего не значит: просто переписка с коллегой сегодня, свидание за кофе завтра, но они точно знают, куда это ведет. Не было оправдания, но было объяснение. Френ тянула с замужеством до тех пор, пока ей не стукнуло тридцать, чтобы быть уверенной, что она готова. Она убедилась, что нашла кого-то, кого любила, кого-то, кто разделял ее ценности и мораль. Она была не из тех людей, которые изменяют. В конце концов, ее родители до сих пор были женаты, как и ее свекровь, по крайней мере пока отец Найджела не умер. Когда Френ росла, единственным человеком, который был разведен, была ее тетя Фрида, и вся семья была потрясена ее разводом. – Брак – это обязательство, – без конца повторяла ее мать. – Это не всегда легко, но ты же все понимаешь. Если это становится трудно, нужно просто больше работать над собой. Для ее родителей брак был своего рода испытанием, которое ты прошел или провалил, и они очень гордились тем, что выдержали. Марк был коллегой по работе. Ее «рабочий муж», как она в шутку называла его. Он был милый – но совсем не так, как Найджел. Марк был невысоким, крепким и уверенным в себе, не говоря уже о том, что он всегда был душой компании. Тогда с Найджелом было невозможно разговаривать, и попытки Френ исправить положение приводили ее в отчаяние. Работа была спасением. На работе, когда она говорила, ее слушали. Марк слушал. Найджел уже полгода пребывал в депрессии, когда Френ позвонила его матери. Она была кроткой, как мышка, из тех женщин, которые говорят, что «не разбираются в компьютерах», и извиняются, когда кто-то натыкается на них. Но она, несомненно, любила своего сына. А у Френ больше не было никаких идей. – Ох, – сказала она, когда Френ объяснила, что происходит. – О боже. Ее ответ не вселил во Френ оптимизма, но, по крайней мере, она внимательно выслушала, и было приятно, что ее слушают. Она обещала позвонить сыну, и на этом все закончилось. Пока Френ не вернулась домой. – Как ты смеешь звонить моей матери? – заорал он в тот момент, когда она входила в дверь. Это было самое оживленное зрелище, которое Френ видела за последние месяцы. – Зачем ты это сделала? Это не ее дело. Это вообще никого не касается. – Я… я не знала, что еще сделать, – пробормотала Френ. Это было не похоже на Найджела – кричать. Она любила в нем спокойствие и рассудительность. – Я подумала, что она может помочь. – Знаешь, что может помочь? Если ты не будешь совать свой нос в мои дела. В этот момент внутри ее что-то затвердело. Она начала проводить еще больше времени на работе, где люди ценили и уважали ее. Если бы не Рози, которая была еще совсем маленькой, она бы все время там оставалась. Они с Марком стали заказывать еду в офис по вечерам, когда работали допоздна. Было несколько текстовых сообщений, несколько личных шуток. Немного флирта, и не только с Марком. Это началось однажды вечером после конференции, в баре отеля. Разговор стал слишком личным, физический контакт стал слишком тесным. Френ поймала себя на том, что думает… почему бы и нет? Марк был красивым одиноким парнем. И ему явно хотелось романа с ней. Как будто она голодала несколько месяцев, а он стоял там с тарелкой вкусной еды. Она не смогла сказать нет. Она не хотела говорить нет. В общей сложности это случилось семь раз. А потом Френ узнала, что беременна. Возможно, ребенок был от Найджела. А возможно, и нет. И вот сейчас Френ отчаянно пытается сохранить свою тайну и бежит (в буквальном смысле), словно сама себя наказывает. Она думала, что сможет сохранить секрет. Но теперь, когда он опять стал идеальным, понимающим мужем? Она не была уверена, что у нее получится. Очки Найджела упали на нос. Руки обнимали Аву, он крепко держал ее даже во сне. Френ знала, что Найджел сделает для Авы все что угодно. Однажды он будет читать с ней книги, решать головоломки и тихо смеяться над ее шутками. Возможно, он даже ее отец. Было ли справедливо рисковать этим, чтобы облегчить свое чувство вины? Было ли справедливо разрушать их жизнь из-за ее ошибки? Она решила, что не расскажет Найджелу. Она будет жить со своей виной ради своей семьи. Это было меньшее, что она могла сделать. Она коснулась локтя Найджела, и он резко проснулся, быстро взглянул на Аву и расслабился, увидев ее у себя на груди. Он поправил очки на носу и заморгал на Френ своими прекрасными густыми ресницами. – Привет, – сонно сказал он. – Пошли, – прошептала она. – Пойдем спать. 16. Эндж На трибуне раздались радостные возгласы родителей. Эндж присоединилась к ним, хотя Уилл сегодня был на скамейке запасных. «Это командная игра, а не индивидуальная», – объяснил тренер, почему он оставил более слабых игроков в запасе. Эндж хотелось закричать: «Просто дайте каждому ребенку шанс поиграть!» Вместо этого она кивала, улыбалась и подбадривала чужих детей на поле. Когда она сидела, наблюдая за тем, как дети других людей играют в футбол, она думала о собрании соседского дозора. Даже учитывая, что несколько человек не пришли, оно, по всем подсчетам, имело бешеный успех. После этого она выложила несколько фотографий в Инстаграме и Твиттере. Эндж нравилась идея соседского дозора. Она хотела сделать район более безопасным и присматривать за соседями. Завтра она сделает заказ на наклейки и газонные вывески, которые будут выставлены на видном месте на улице. ВЫ ВОШЛИ В ЗОНУ СОСЕДСКОГО ДОЗОРА. ВНИМАНИЕ! ЗА ВАМИ НАБЛЮДАЮТ. ВИДЕОНАБЛЮДЕНИЕ: ВСЯ ПОДОЗРИТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ БУДЕТ ЗАПИСАНА И НАПРАВЛЕНА В СООТВЕТСТВУЮЩИЕ ОРГАНЫ. Эндж с нетерпением ждала появления этих знаков. Хорошо, что люди знают, что за ними следят, подумала она. Так они будут вести себя лучше. – Мама, мне скучно! – заскулил Олли. Мне тоже, подумала Эндж. – Ш-ш-ш, – сказала она. – Мы здесь, чтобы поддержать твоего брата. – Но он даже не играет. – Скоро будет, – настаивала она. Но, честно говоря, кто знает? Уилл участвовал в играх, потому что спорт по субботам был обязательным, а он всегда четко следовал правилам. Он был начитанным и любознательным, спортивным – нет. В пять-шесть лет он часто уходил с поля и начинал собирать листья и изучать их. («Фотосинтез! – сказал он однажды, когда Эндж погналась за ним, чтобы спросить, что он делает. – Смотри! Ты можешь в это поверить?) В одиннадцать лет он стал высоким и умным. Его спасительным достоинством была красота, возможно, даже большая, чем у отца. И с каждым годом он становился все более привлекательным. Олли заерзал на стуле. – Пожалуйста, мам, давай уйдем? У меня болит рука. Эндж встретилась взглядом с Олли. Конечно же, он лгал. Уилл врать не умел (когда они отдыхали на Голд-Кост и пытались бесплатно отправить его в «Морской мир», он всем повторял, что ему четыре, а не три), но Олли мог лгать так убедительно, что трудно было не впечатлиться. Олли был талантливым спортсменом со средним интеллектом, но в плане внешности он унаследовал ужасный набор генов, от острого подбородка Эндж до коренастого телосложения ее матери. И все же мальчик мог лгать, и в какой-то момент это должно было сослужить ему хорошую службу. Возможно, когда-нибудь из него получится очень хороший агент по недвижимости. К сожалению, прямо сейчас было маловероятно, что он не лжет. Все, чего он добивался, это ее жалость, чтобы уйти с игры. – А где болит? Он неопределенно показал на руку. – Здесь. – Сильно болит? Или ноет? Как? – Ноет. Конечно, ноет. («Рука может немного поболеть в течение нескольких недель, – сказал доктор. – «Ибупрофен» и отдых лучше всего. И массаж. Побалуйте его немного. Пусть посидит дома, не ходит в школу или что там он любит делать». Конечно, Олли был там, когда доктор это говорил. И теперь этим пользовался.) – Ой, – сказал он достаточно громко, чтобы его услышали окружающие. – Чш-ш-ш, – сказала Эндж, неловко похлопав его по руке. Это был один из тех моментов, когда материнство удивляло. Как будто кто-то подошел к тебе с ребенком и сказал: «Это твой ребенок. Ты мама! Ты должна знать, что делать!» Френ знала бы, что делать, подумала Эндж. Она, казалось, была готова к любой ситуации – у нее всегда были наготове пластырь, леденец на палочке, объятия и слова поддержки. – Как насчет мороженого? – попыталась она. Олли сделал вид, что задумался. – Это может помочь, – сказал он торжественно. – Здесь жарко. Где папа? Он может взять меня с собой? Лукаса, конечно, нигде не было видно. В последний раз Эндж видела его, когда он с другим отцом шел в сарай за экипировкой. Но теперь другой папа вернулся на трибуны и аплодировал своему сыну, а Лукас был непонятно где. Она снова почувствовала волну раздражения. Почему он всегда куда-то уходит? Почему он заводит разговоры с незнакомыми людьми и ему с ними интересно? Эндж позвонила ему, но телефон заиграл на скамейке рядом с ней. Должно быть, он выпал из кармана. Она вздохнула. – Я пойду проверю в сарае. Олли одарил ее обаятельной улыбкой. – Я подожду здесь. Эндж спустилась с трибуны и поплелась по траве. Лукас, вероятно, столкнулся с кем-то и завязал разговор. Или, может быть, он нашел лучшее в мире дерево для лазания. В прошлые выходные он повел мальчиков в панда-парк, где можно было лазить по деревьям, их пристегнули ремнями безопасности, и они поднялись на самый верх. Эндж сидела одна. Она думала, что Уилл спустится к ней, но он был на удивление захвачен лазанием. Лукас так действовал на мальчиков. Он так действовал на всех. Они вернулись домой уставшие и сами не свои от адреналина. Карман Эндж завибрировал. Телефон Лукаса. Она посмотрела на экран, продолжая идти к сараю. – Телефон Лукаса Фенуэя, – сказала она. Тишина. Эндж ждала. Люди часто сбиты с толку, когда к телефону подходит другой человек. – Алло? – Повторила она через несколько секунд. – Кто звонит? Ничего. Эндж снова посмотрела на экран. Старая фотография Уилла и Олли улыбнулась ей в ответ. Звонок оборвался. Она положила телефон обратно в карман, слегка раздраженная. Вероятно, это был клиент. Молодая мама, которая хочет фотосессию для новорожденного, наверняка миллениалка. Говорят, миллениалы совершенно не знают телефонного этикета, потому что только пишут сообщения и письма. Может быть, для них нормально бросать трубку? Это безмерно злило Эндж. Почему бы просто не сказать: «О, я звоню по поводу фотосессии» – Эндж с радостью передала бы сообщение. Теперь девчонке придется перезвонить, и у нее, наверное, случится паническая атака. Второй телефонный звонок подряд! Убийственно! Трудно поверить, что эти дети теперь сами матери.