Семья по соседству

Обычно она любила это подмигивание, но сегодня оно ее раздражало. Почему он ее не поцеловал? От него пахнет духами? Он получил достаточно поцелуев сегодня от Эрин или от кого-то еще?

– У меня есть время принять душ перед ужином?

– Конечно.

Она посмотрела на разделочную доску, где лежало рыбное филе. Она приправила его солью и перцем и положила сбоку дольку лимона. Затем она сделала фотографию, которую выложила в Инстаграм. Нет ничего лучше здорового вкусного ужина с моими мужчинами, подписала она его. #рыба #семья #вкуснятина



Шоу началось. Подушки лежали под спиной, ноги на подставках. Голова ребенка уже показалась, и у меня была неожиданная передышка от боли перед следующей схваткой. Обезболивающие, которые мне дали, были сильными. (Я согласилась на все, что мне предложили. А кто бы не согласился?) Они не сняли боль полностью, но позволили не слишком заботиться о боли.

– Имя пациента? – пробормотал доктор, взглянув на мои документы и найдя их пустыми. Все произошло слишком быстро.

Медсестра пожала плечами.

– А отец ребенка придет?

Они оба посмотрели на меня. Я опустила глаза.

Когда я снова начала стонать, медсестра кивнула.

– Тужься сильнее, когда будешь готова. Я хочу, чтобы ты сделала все, что можешь.

Я зажмурилась и начала тужиться. Мгновение спустя все закончилось.

Они не сразу дали мне тебя. Они должны были убедиться, что с тобой все в порядке, я думаю. Честно говоря, я не возражала. Роды оставили меня в изнеможении и боли. Я сказала об этом доктору? Он что-то прописал? Потому что у меня есть смутное воспоминание об игле в моей руке, а затем я упала в прекрасный, глубокий сон.

Когда я проснулась, у меня было странное, зловещее чувство. Я помню, как нажала кнопку вызова медсестры.

– Теперь я могу увидеть своего ребенка? – спросила я, когда она вошла.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– А почему? Это мальчик или девочка?

Не знаю почему, но у меня всегда было чувство, что ты будешь девочкой. Я хотела накупить всего розового еще девять месяцев назад. Клубника, арбузы и малиновое варенье.

– Мальчик или девочка?

Тишина.

– Ради всего святого! Мой ребенок мальчик или девочка?

– Мне нужно поговорить с доктором, – сказала медсестра и снова зашаркала прочь.

Меня охватило тошнотворное чувство. С тобой что-то не так? Я не видела тебя – ты родился с дефектом? А что, если… ты не выжил? Я представила, как иду домой без ребенка на руках. Нет. Этого не могло произойти.

Этого не могло произойти.

В комнату вошел доктор. Хотя я была расстроена, что он не взял тебя с собой, я все же почувствовала облегчение. Наконец-то я получу ответы на некоторые вопросы.

– Можно мне увидеть моего ребенка?

Он пододвинул стул к кровати и опустил глаза в пол.

– Мне очень жаль говорить вам это… – начал он.





22. Френ




Френ собиралась пропустить визит к врачу спустя шесть недель после родов, но заставила себя пойти. После рождения Рози она старательно посещала врача, поэтому решила, что должна сделать то же самое после Авы, даже если ей нечего было рассказать. В ее беременностях не было почти ничего особенного, они были более или менее нормальными. Обычная утренняя тошнота, небольшая изжога. У нее ни разу не было тех пугающих периодов, когда она не чувствовала движения ребенка, ее не волновало то, что она может съесть что-то потенциально вредное. Все было нормально. Кроме, пожалуй, ее душевного состояния.

В приемной сидели еще три женщины, все с большими животами. Две из них уставились на Аву, а другая (очевидно, уже мать) сосредоточилась на своем журнале. (Френ не обиделась на это. Когда у тебя самой дети, ты не тратишь свободное время на то, чтобы смотреть на чужих.)

– Френ, – сказал доктор Прайс, появляясь в дверях своего кабинета. – Входите.

Френ собрала свою сумочку и детское сиденье и зашаркала в кабинет.


– Привет, – сказал он, садясь за стол. – Рад вас видеть.

– Я тоже рада вас видеть, – сказала Френ.

Это была правда. В докторе Прайсе было что-то такое, что всегда успокаивало ее. И она хотела почувствовать себя спокойно хотя бы на несколько минут. Несмотря на решение оставить прошлое в прошлом и двигаться вперед с Найджелом, она чувствовала, что ошибки все равно будут преследовать ее.

У доктора Прайса были седые волосы и очки, сидевшие на кончике носа, любовь к клетчатым рубашкам с короткими рукавами и хлопчатобумажным брюкам. Во ходе визитов во время первой беременности они проводили большую часть приема, обсуждая самые разные вопросы, кроме самой беременности. Штраф за парковку, который оспаривала его девятнадцатилетняя дочь, недавний отпуск Френ на Бали, его возмущение по поводу пяти долларов за чашку кофе («грабеж средь бела дня»). Но во время второй беременности доктор Прайс стал более серьезным. Он начал задавать вопросы о здоровье, спрашивал, хорошо ли она себя чувствует, следит ли за собой. Это было приятно и в то же время неудобно. Как будто он видел то, что она не хотела, чтобы он видел.

Сегодня, когда он сидел перед ней, Френ поняла, что не может встретиться с ним взглядом.

– Итак. Как прошли первые недели?

– Прекрасно, – сказала она.

– Много спите?

– Кто-нибудь когда-нибудь отвечал «да» на этот вопрос?

– Только отцы. Как кровотечение?

– Прекратилось.

– Хорошо. И никаких проблем… ни с чем?

Да, подумала она. Мой ребенок может быть не от моего мужа.

– Нет.

С минуту он молчал.

– Френ?

– М-м-м?

– Вы не смотрите на меня.

Он был прав. Она сосредоточилась на пятне на стене справа от его головы. Френ заставила себя посмотреть на него и заметила, что его глаза были поразительно голубыми.

– Настроение в целом сниженное?

– Да, – ответила она.

– Необъяснимые приступы раздражения?

– Не совсем необъяснимые.

– Есть проблемы со сном?

– Да. Моя новорожденная об этом заботится.

– Вам кто-нибудь помогает? Семья?

Френ пожала плечами. Ее мать, отец и брат были в Сиднее и жили своей собственной жизнью, будучи преуспевающими. Ее брат со своей женой были инвестиционными банкирами и предпочли не иметь детей, чтобы это не мешало их карьере. Ее родители, которые называли себя «деловитыми пенсионерами», приезжали в Мельбурн один-два раза в год, обычно когда это совпадало с мероприятием, на которое они хотели пойти, например с выставкой или мюзиклом. Френ могла бы позвать их, если бы действительно было трудно, и знала, что они приедут. Но они бы не поняли. Преуспевающие люди не имеют проблем с новорожденными. У них не бывает проблем в браке. У них определенно не бывает внебрачных связей или внебрачных детей.

– Ладно, Френ, прозвучит драматично, но я хочу, чтобы вы были откровенны. Вы обдумывали или планировали самоубийство? У вас были мысли причинить вред Аве?

Вопрос поставил ее в тупик. У кого есть время строить планы о самоубийстве, когда только родился ребенок? Уж точно не у нее. И она никогда, ни на долю секунды, не задумывалась о том, чтобы причинить вред своей дочери.

– Нет.

Она хотела бы иметь послеродовую депрессию. Тогда он мог бы дать ей таблетку и направление к психологу, который бы все уладил. На мгновение ей понравилась эта мысль. Прекрасные тихие сеансы, в чистом кабинете с психотерапевтом, разговоры о ее чувствах. Эндж, вероятно, составила бы график дежурств, и соседи каждый вечер заходили бы, чтобы помочь с готовкой. Эсси, Барбара или миссис Ларритт время от времени забегали бы, чтобы забрать кучу нестиранного белья, пока Френ спит. Но у нее не было послеродовой депрессии. У нее был, вероятно, незаконнорожденный ребенок. Для этого никто не будет составлять график дежурств.

– Но я все же хочу у вас кое о чем спросить, – сказала Френ.

– Да? – Он снова снял очки. – Что такое?

– Можно ли узнать, является ли ваш муж отцом вашего ребенка, без его ведома?





23. Френ