Серьга Артемиды

— Иди аккуратно, — предупредил Даня. — Здесь на полу могут быть провода.

— Я за тобой.

Медленно и осторожно они пошли на свет и вскоре оказались в огромном помещении. Здесь было жарко, стояли столы, не один и не два, а, должно быть, десяток, разномастные стулья и кресла, горел яркий свет. Впрочем, свет разгонял темноту только в середине помещения, по углам было темно. На стульях в ряд сидели люди с бумагами в руках и напряженно читали. По рельсам ездила диковинная квадратная камера. Самое интересное, что вместе с камерой ездил человек в какой-то металлической корзине!.. В центре светового пятна сидели двое, он и она, и молчали. В руках у них тоже были бумаги. Вокруг стояли люди с белыми щитами из пенопласта, человек из железной корзины командовал ими:

— Валера, подними свой край выше!.. Еще. Еще. Стоп, хорош, опусти немного! Стоп, стоп! Стас, возьми левее, видишь, у нее какой блик на лице! Не, много взял, свет совсем ушел! Стас, я кому говорю!..

— Какой стол… второй, как ты думаешь? — шепотом спросил у нее Даня. — Откуда считать?..

Настя ничего не ответила. Она была словно в коме.

Эти двое — артисты. Человек за камерой — оператор. Те, что со щитами, подсвечивают им лица. Она же видела в интернете, как это все делается!

Она видела и даже немого читала… Про Калатозова читала, и про Татьяну Самойлову в роли Белки…

А сейчас, сию секунду она все видит своим глазами!

— Должно быть, вон тот. На нем объедки какие-то.

И Даня из поля ее зрения испарился. Впрочем, он очень быстро вернулся обратно в поле и принял из ее ослабевших рук поднос.

…«Принял из ослабевших рук» — фраза словно из сценария.

…Татьяна Самойлова в роли Белки…

…Каннский кинофестиваль, Лоуренс Оливье, а начинается все отсюда, вот с этого самого места.

…Я больше не могу, я сейчас упаду в обморок.

Даня Липницкий легко толкнул Настю в бок.

— Насть, ты чего?

Как сомнамбула, она сделал два шага вперед.

…Наверняка эта «сомнамбула» тоже бывает в каждом приличном сценарии.

Сделав два шага — как сомнамбула — она оказалась почти на свету, Даня схватил ее сзади за футболку и утянул обратно в темноту.

— Нас сейчас отсюда погонят! — зашептал он сердито. — Куда ты поперлась?!

— Тишина в павильоне! — громко крикнул какой-то злобный карлик в кепочке. — Все закрыли рты! Где «хлопушка»?!

Из темноты выскочила… Мила, да, да, та самая Мила, которая была в театральном институте и собиралась покурить с несчастной Дольчиковой!

Она выскочила, крикнула нечто невразумительное, вроде:

— «ПТУ», пробы, первая пара, Олег Брызгин, Марианна Веселкина, сцена сто тринадцать, эпизод первый, дубль один!..

Камера поехала, злобный карлик завопил:

— Начали!..

Двое на стульях помедлили немного, словно досчитали до трех и принялись говорить друг с другом.

Вокруг молчали. Камера медленно ехала. Человек в железной корзине, припав, смотрел в объектив.

— Сто-оп! У меня было! Кира, у тебя было?

Оператор кивнул, вытер пот с верхней губы и распрямился.

Тотчас же все зашумели, задвигались, словно ожил замок Спящей красавицы после нескольких столетий заклятья.

— Все? — спросила девушка, которую снимали. — Совсем все? Можно уходить?

На нее никто не обращал внимания, все говорили друг с другом — громко — кажется, и ответов никто не слушал:

— Нужно выставиться со светом как следует, если Герман приехал. Когда выставляться-то, мы и так на два часа опаздываем!.. И звук! Мужики, звук почти не идет! А левый монитор глючит или наводки такие?

— Уходить? — повторяла девушка, обращаясь непонятно к кому. — Мне совсем уходить?

— Да уходить! — рявкнул на нее карлик. — Выйдете и ждите в коридоре, продюсер приехал, пробы будет смотреть! Мила, проводи ее! Или кто там? Катя?..

— Парень, дай воды! Слышь? Бутылку с водой дай!


Даня встрепенулся, догадавшись, что оператор обращается к нему, перелез через кабели, рельсы и стулья и сунул тому в руки бутылку.

Оператор стал жадно глотать, заходила туда-сюда щетинистая шея.

— А газированной нету, что ли? — спросил он, тяжело дыша. В бутылке ничего не осталось. — На, забери.

И кинул Дане бутылку. Даня поймал.

— В середине скачок! — прокричал оператор неизвестно кому, сильно наклонившись в сторону и кепкой вытирая лицо. — Рельсы посмотрите кто-нибудь! Прям прыгает камера! Следующий дубль в браке будет!

— Я те дам, в браке!

— Не пейте кофе, это для продюсера!..

— Да я один глоток…

— Сказано, не пить!..

— Тихо все! Давайте следующих! Кто следующий?!

— Вот это да, — сказал Даня, пожалуй, с уважением. — Вот это работа так работа. Я бы не смог.

— Тише ты! Нас сейчас выгонят!

Он огляделся по сторонам. Он вообще как-то легко ориентировался и приспосабливался к обстоятельствам, Настя уже заметила.

— Давай за мной! Пошли во-он в тот угол. Мы все увидим, а нас никто не заметит.

— Почему?..

— Потому что оттуда свет. Мы зайдем за фонари, против света никогда ничего нельзя разглядеть. Между прочим, актриса должна быть наблюдательной. А ты как-то… не сечешь!

Настя даже не обиделась. Она практически идет по красной дорожке, — слева Софи Тернер, справа Мэйсон Уильямс, — когда тут обижаться! Некогда…

Даня тянул ее за руку, она шла за ним, спотыкалась и хваталась за него.

Они зашли за хлипкие треноги, горевшие адским пламенем.

— Это осветительные приборы, — с восторгом прошептала Настя.

Он хмыкнул.

— Я вижу.

Злобный карлик, забравшийся к оператору, посмотрел в объектив одним и другим глазом, спрыгнул с подножки и закричал:

— Следующие в кадр, быстро!.. Катя, сажай следующих! Где рация? Я рацию где-то проспал!

— Она у меня, Эдуард Вадимович!

Тут в световой круг ворвалась толстая администраторша с папкой, которая руководила массовкой, и выпалила, округлив глаза:

— Эдик, они пришли! Ведут! Идут!

И вновь пропала, видимо помчалась встречать и «вести».

Карлик Эдик тихонько выматерился себе под нос, приосанился, снял кепку, пригладил волосы на лысине, напялил кепку и ни с того ни с сего скроил любезное лицо, сделавшись совершенным уродом.

— Это он, — пробормотала Настя и на секунду припала лбом к Даниному плечу от экстаза. Так делала Эльгиза Тухерова, когда играла романтические сцены! — Герман. Приехал.

Актеры на стульях перестали обмахиваться бумажками и замерли. Люди со щитами из пенопласта все куда-то подевались. Пятясь, вновь появилась администраторша. Она улыбалась и делала взмахи рукой — мол, сюда, сюда!..

— Я знаю только тех Германов, — сказал Даня задумчиво. — Которые великие. Юрий Герман, между прочим, превосходный писатель! Алексей, который «Проверку на дорогах» снял, и Алексей-младший…

— Заткнись, — сквозь зубы перебила Настя. — При чем тут «Проверка на дорогах»?!

— Это какой-то другой Герман?..

— Я тебя убью, — пообещала Настя.

— Здрасти! — раздался твердый, громкий, уверенный и веселый голос — таким голосом говорят только начальники и только большие. — Я всем помешал, извините!.. Вы не обращайте на нас внимания, мы пробы посмотрим и уедем!

— Александр Наумович! — вскричал режиссер Эдуард так, словно само счастье явилось к нему сию минуту в душный, жаркий, пыльный, полный запаха пыли, пота и страха павильон. — Прямо честь для нас, я и не предполагал…