Трон из костей дракона

— Я не знаю, говорил ли ты правду, человеческое дитя, но мы скоро выясним это. Скорее, чем ты мог бы желать. Что до остальных… — он некоторое время изучал ободранную свиту Саймона. — Хорошо. Мы позволим вам увидеть вашего человека. — Он сказал что-то своим товарищам, и они вслед за мужчинами начали спускаться с горы. Молчаливая процессия прошла мимо тел двоих сраженных стрелами нападавших, чьи рты и глаза были широко раскрыты. Снег уже засыпал их, скрыв алые пятна крови.

Они нашли Этельберна в ста эллях от дороги. Сломанное древко ясеневой стрелы торчало из его шеи, по положению тела было понятно, что через него перекатилась агонизирующая лошадь.

— Он недолго помирал, — сказал Хейстен, в глазах у него стояли слезы. — Хвала Узирису, это было недолго.

Они вырыли яму, мечами и топорами врубаясь в заледеневшую землю; ситхи все это время стояли рядом, равнодушные, как домашние гуси. Этельберна завернули в его плотный плащ и опустили в неглубокую могилу. Когда все было кончено, Саймон воткнул в землю меч убитого.

— Возьми его шлем, — сказал Хейстен Слудигу.

Гримрик согласно кивнул.

— Он был не захотел, чтобы шлем валялся без дела, — подтвердил эркинландер.

Прежде чем взять его, Слудиг повесил свой собственный изуродованный шлем на эфес меча Этельберна.

— Мы отомстим за тебя, — сказал риммер. — Кровь за кровь.

Наступила тишина. Снег падал и падал сквозь ветки деревьев, а они стояли молча, глядя на пятно голой земли. Скоро оно тоже станет белым.

— Пойдем, — сказал наконец главный ситхи. — Мы ждем вас слишком долго. Есть кто-то, кому будет интересно посмотреть на эту стрелу.

Саймон шел последним. У меня не было времени узнать тебя, Этельберн, думал он. Но ты умел хорошо, весело смеяться. Я буду помнить это.

Они шли назад, в холодные горы.



Паук висел неподвижно, как темно-коричневая гемма в сложном драгоценном ожерелье. Паутина была закончена. Она затянула угол потолка, слегка дрожа от поднимающегося воздуха, словно невидимые руки играли на ней, как на лютне.

На некоторое время Изгримнур потерял нить разговора, хотя разговор был очень важен для него. Глаза герцога блуждали по озабоченным лицам людей, совещавшихся у камина в Большом зале, время от времени поднимаясь в темный угол, к отдыхавшему маленькому ткачу.

В этом все дело, говорил он себе. Ты строишь что-то и остаешься там. Так оно задумано. Никуда не годится эта беготня, когда больше года не видишь своего дома и своей семьи.

Он подумал о своей жене, остроглазой, краснощекой Гутрун. Она не высказала ему ни единого упрека, но он знал, как сердило ее, что он так надолго уехал из Элвритсхолла и оставил их старшего сына Изорна, гордость ее сердца, управлять огромным герцогством… и потерпеть поражение. Не то чтобы Изорн или кто-нибудь другой в Риммергарде мог остановить Скали и его приспешников, за спиной которых стоял Верховный король. Но все-таки именно Изорн был хозяином в Элвритсхолле в отсутствие своего отца, и это Изорна запомнят как того, кто видел, как клан Кальдскрика, традиционные враги Элвритсхолла, вступил хозяином в Большой дом.

А я-то хотел быть уже дома в этом время, грустно думал герцог. Как славно было бы ухаживать за лошадьми и коровами, слегка ссориться с соседями и смотреть, как мои дети растят своих детей. А теперь землю снова разорвали на мелкие кусочки, как протекающую камышовую крышу. Спаси меня Бог, мне хватило сражений моей молодости… что бы я там ни говорил.

Сражения хороши для молодых, которые держатся за жизнь крепко и беспечно, а старикам хватает воспоминаний в тепле, у огня, когда ветер завывает снаружи.

Проклятая старая собака, вроде меня, всегда готова улечься и спать у огня.

Он дергал себя за бороду и смотрел, как паук бежит к темному углу, где сделала короткую остановку неосторожная муха.

Мы думали, что Джон выковал мир, который продержится еще тысячу лет, а он пережил короля только на два лета. Ты строишь и строишь, укладываешь нить за нитью, как мой маленький приятель на потолке, и все это только для того, чтобы первый же порыв ветра разорвал все в куски.

— …И я чуть не загнал двух лошадей, чтобы привезти эти вести как можно быстрее, лорд, — закончил молодой человек, когда Изгримнур снова прислушался к оживленным голосам.

— Ты все сделал правильно, Деорнот, — сказал Джошуа. — Встань, пожалуйста.

Молодой солдат с прямыми волосами и все еще влажным после скачки лицом встал, кутаясь в тонкий плащ, который дал ему принц. Он выглядел почти так же, как в тот раз, когда, одетый в костюм монаха для празднования дня святого Туната, принес принцу весть о смерти его отца.

Принц положил руку ему на плечо.

— Я рад, что ты вернулся. Я беспокоился за тебя и проклинал себя за то, что дал тебе такое опасное поручение. — Он повернулся к остальным. — Итак, мои лорды, вы слышали доклад Деорнота. Элиас готов к бою. Он направляется к Наглимунду с… Деорнот? Ты сказал.

— Около тысячи рыцарей, а может быть и больше, и десять тысяч пехоты, — печально сказал солдат. — Это среднее число по различным донесениям, и оно кажется наиболее вероятным.

— Я уверен, что так оно и есть. — Джошуа махнул рукой. — И меньше чем через две недели он будет под нашими стенами.

— Я полагаю так, сир, — кивнул Деорнот.

— А что мой господин? — спросил Дивисаллис.

— Ну, барон, — начал Деорнот, но сжал зубы, пережидая очередную волну дрожи. — Над Муллах был в большом волнении — да это и понятно, учитывая то, что произошло на западе… — Он остановился и взглянул на принца Гвитина, сидевшего в некотором отдалении, печально глядя в потолок.

— Продолжай, — спокойно сказал Джошуа. — Мы выслушаем все.

Деорнот отвел глаза от эрнистирийца.

— Как я уже говорил, трудно получить надежные сведения. Но если верить нескольким речникам из Абенгейта на побережье, ваш герцог отплыл из Наббана и сейчас в открытом море. Вероятно, он планирует высадиться в Краннире.

— Сколько с ним людей? — громыхнул Изгримнур.


Деорнот пожал плечами.

— Все говорят по-разному. Триста всадников и возможно тысяча или две пехотинцев.

— Наверное, так и есть, принц Джошуа, — задумчиво сказал Дивисаллис. — Многие из лендлордов не пойдут, опасаясь ссориться с Верховным королем, и это можно понять. Пирруинцы, как всегда, сохранят нейтралитет, а граф Страве предпочтет оказаться полезным обеим сторонам и сбережет свои корабли для перевозки товаров.

— Так что мы все еще можем ожидать сильной помощи от Леобардиса, хотя я надеялся, что она будет еще сильнее, — Джошуа оглядел присутствующих.

— Даже если наббанайцы отбросят Элиаса от ворот, — сказал барон Ордмайер, пытаясь скрыть страх, отразившийся на его пухлом лице, — все равно у него будет втрое больше людей, чем у нас.

— Но у нас есть стена, сир, — отрезал Джошуа, его узкое лицо приняло жесткое выражение. — Мы хорошо укреплены, очень хорошо. — Потом принц повернулся к Деорноту, и лицо его смягчилось. — Расскажи нам все, что еще осталось, верный друг, и отправляйся спать. Мне будет очень дорого твое здоровье в грядущие дни.

Деорнот через силу улыбнулся.

— Да, сир. Оставшиеся известия, боюсь, тоже не радостны. Эрнистири потерпели поражение у Иннискрика. — Он посмотрел на Гвитина, но потом опустил глаза. — Говорят, что король Ллут ранен, а его враги отступили, чтобы поторопить Скали и его людей.

Джошуа мрачно взглянул на эрнистирийского принца.

— Ну вот, все не так плохо, как ты думал. Твой отец жив и продолжает бороться.

Молодой человек повернулся. Глаза его покраснели:

— Да! Они сражаются, а я сижу здесь, ем хлеб с сыром и пью эль, словно толстый горожанин. Мой отец может быть при смерти. Как же я могу оставаться здесь?

— Ты думаешь, что сможешь оттеснить Скали с твоей полусотней бойцов, юноша? — не без сочувствия спросил Изгримнур. — Или ты ищешь быстрой и славной смерти, чтобы не ждать и не решать, как лучше поступить?

— Я не так глуп, — холодно ответил Гвитин. — Стадо Багбы! Изгримнур, ты ли это? Ты ведь, кажется, собирался накормить Скали сталью?

— Наоборот, — смущенно пробормотал Изгримнур. — Я вовсе не говорил, что могу штурмовать Элвристхолл с моей дюжиной рыцарей.

— А я хочу всего-навсего обойти Скали с фланга и уйти к моим людям в горы.

Не в силах выдержать ясного требовательного взгляда принца, Изгримнур отвел глаза и посмотрел на потолок, где в темном углу маленький трудолюбивый ткач усердно заворачивал что-то в липкие шелковые нити.

— Гвитин, — успокаивающе проговорил Джошуа. — Я прошу только подождать, пока мы решим что-нибудь. Один или два дня не имеют большого значения.

Молодой эрнистириец вскочил, и его кресло проскрежетало по каменным плитам.

— Ждать! Это все, что вы делаете, Джошуа! Ждать местных лордов, ждать Леобардиса и его армию, ждать… ждать, чтобы Элиас взобрался на стены и предал Наглимунд огню! Я устал от вашего бесконечного ожидания. — Он поднял дрожащую руку, предупреждая протесты Джошуа. — Не забывайте, Джошуа, а тоже принц. Я пришел к вам в память дружбы наших отцов. А теперь мой отец ранен и может быть в плену у этих северных дьяволов. Если он умрет, не получив помощи, и я стану королем, вы тоже будете мне приказывать? Вы снова будете удерживать меня? Бриниох! Я не могу понять такого малодушия! — Не дойдя до двери, он обернулся. — Я скажу своим людям, что мы отбываем завтра на закате. Если вы придумаете причину, по которой я должен остаться, причину, которая мне не известна, то — вы знаете, где меня можно найти.

Дверь с грохотом захлопнулась, и принц Джошуа устало поднялся на ноги.

— Я думаю, что многие из нас… — Он помолчал и безнадежно покачал головой. — Хотят есть и пить — и ты не последний, Деорнот. Но я прошу тебя еще некоторое время подождать. Пока остальные пойдут вперед, я хотел бы задать тебе несколько частных вопросов. — Принц жестом пригласил собравшихся в обеденный зал и молча смотрел, как они выходят, приглушенно переговариваясь между собой. — Изгримнур! — неожиданно позвал он, и герцог, остановленный в дверях, озадаченно обернулся. — Ты тоже, пожалуйста, останься.

Когда Изгримнур снова уселся в кресло, Джошуа выжидательно посмотрел на Деорнота.

— У тебя есть другие вести для меня? — спросил он.

Солдат нахмурился:

— Если бы у меня были добрые вести, мой принц, я бы сообщил их вам первому до прихода остальных. Я не нашел никаких следов вашей племянницы или монаха, сопровождавшего ее, кроме свидетельства одного сельского фермера около Гринвудской равнины, который видел пару, похожую на описанную, она переходила реку несколько дней назад, двигаясь на юг.

— Что было и так понятно из того, что нам говорила леди Воршева. А сейчас они уже давно далеко в Иннискрике, и только благословенный Узирис знает, что с ними может случиться и куда они пойдут дальше. Остается только надеяться, что мой брат Элиас поведет свою армию вверх по краю холмов, поскольку в этот мокрый сезон Вальдхельмская дорога — единственное безопасное место для тяжелых повозок. — Принц посмотрел на колеблющиеся языки пламени. — Ну что же, тогда, — сказал он наконец, — спасибо, Деорнот. Если бы мои вассалы были такими, как ты, я только смеялся бы над угрозами Верховного короля.

— У вас хорошие люди, сир, — умиротворяюще сказал молодой рыцарь.

— Теперь ступай, — Джошуа протянул руку и похлопал Деорнота по плечу, — поешь и отправляйся спать. Ты не понадобишься мне до завтра.

— Да, сир, — молодой эркинландер встал, сбросил свой плащ и вышел из комнаты, выпрямив спину. После его ухода Джошуа и Изгримнур некоторое время сидели молча.

— Мириамель ушла Бог знает куда, а Леобардис гонит Элиаса к нашим воротам. — Принц покачал головой, кончиками пальцев массируя виски. — Ллут ранен, эрнистири отступают, а Скали хозяйничает от Вественби до Грианспога. И, наконец, легендарные демоны разгуливают по землям смертных. — Он угрюмо улыбнулся герцогу. — Сеть затягивается, дядя.

Изгримнур запустил пальцы в бороду.

— Паутина качается на ветру, Джошуа. На сильном ветру.

Он не стал объяснять свое замечание, и тишина наполнила высокий зал.



Человек в собачьей маске слабо выругался и выплюнул в снег еще один сгусток крови. Любой менее сильный человек был бы уже мертв, лежа на снегу с разбитыми ногами и лопнувшими ребрами, но мысль эта приносила лишь слабое удовлетворение. Все годы тяжелых упражнений и изнурительного труда, спасшие ему жизнь, когда умирающая лошадь перекатилась через него, окажутся бессмысленными, если он не сможет добраться до какого-нибудь сухого укрытия. Час или два закончат работу, которую начал его подстреленный конь.

Проклятые ситхи — а в их неожиданном вмешательстве не было ничего удивительного — провели пленников-людей в нескольких футах от того места, где, засыпанный снегом, лежал он. Ему понадобились все его силы и мужество, чтобы лежать сверхъестественно тихо, пока справедливый народ рыскал вокруг. Они, видимо, решили, что он уполз куда-нибудь умирать — на что он и рассчитывал — и через несколько мгновений продолжили путь.

Теперь он, дрожа, лежал там, где выбрался из под плотного белого одеяла, собирая силы для следующего рывка. Единственной его надеждой было каким-нибудь образом добраться до Хетстеда, где должны были ожидать два его человека. Он сотни раз проклинал себя за то, что доверился этой деревенщине Скали — пьяные тупые мародеры, недостойные чистить ему сапоги, вот кто были его люди. Он сожалел, что вынужден был отослать своих собственных бойцов по другому делу.