Убийство в «Восточном экспрессе»
Часть 33 из 48 Информация о книге
На самом верху, поверх его одежды, лежало аккуратно сложенное алое кимоно, расшитое драконами. – Итак, – пробормотал Пуаро себе под нос, – мне бросают вызов. Очень хорошо, я его принимаю. Часть третья. Эркюль Пуаро садится и размышляет Глава 1. Который из них? Когда Пуаро вошел в вагон, месье Бук и доктор Константин беседовали. Директор выглядел совсем подавленным. – Le voilà[67], – сказал он, увидев сыщика. Когда же Пуаро уселся, добавил: – Если вам, mon cher, удастся найти разгадку этого дела, то я начну верить в чудеса. – Так это дело вас беспокоит? – Естественно, беспокоит. Я ничего не могу в нем понять. – Согласен с вами, – подтвердил доктор и с интересом посмотрел на Пуаро. – Честно говоря, я не понимаю, что еще вы можете сделать. – Не понимаете? – задумчиво повторил сыщик. Он достал портсигар, прикурил одну из своих крошечных сигарет и сказал: – Именно в этом я и вижу интерес всего этого дела. Мы отрезаны от возможности предпринять рутинные для таких случаев шаги. Говорят ли все наши свидетели правду или же лгут? У нас нет способов выяснить это, за исключением тех, которые мы можем придумать себе сами. Так что это упражнение исключительно для наших мозгов. – Все это прекрасно, – сказал месье Бук, – но что вы собираетесь делать дальше? – А я вам только что объяснил. У нас есть свидетельские показания пассажиров и то, что мы видели собственными глазами. – Отлично – я имею в виду показания пассажиров! Они вообще не сообщили нам ничего нового. Пуаро отрицательно покачал головой. – Я не соглашусь с вами, друг мой. Они сообщили нам несколько интересных фактов. – Ну, конечно, – скептически заметил месье Бук. – Я что-то этого не заметил. – Наверное, потому, что невнимательно слушали. – Ну, тогда расскажите мне, что же такое я пропустил. – Хотя бы вот это. Вспомним нашего первого свидетеля – молодого Маккуина. Он произнес одну, очень важную с моей точки зрения, фразу. – О письмах? – Нет, не о письмах. Насколько я помню, он сказал следующее: «Мы путешествовали. Мистер Рэтчетт хотел посмотреть мир. Проблема была в том, что он не владел иностранными языками. Я был скорее его связным, чем секретарем». Пуаро перевел взгляд с доктора Константина на месье Бука. – Как? Вы все еще не поняли? Это непростительно; ведь вам только что был дан второй шанс, когда Маккуин сказал: «Вас обязательно надуют, если вы не говорите ни на одном языке, кроме старого доброго американского». – Вы хотите сказать… – Месье Бук все еще выглядел озадаченным. – Вижу, что вы хотите, чтобы я произнес это по буквам. Ну, хорошо же! Месье Рэтчетт не говорил по-французски. И в то же время, когда проводник пришел ответить на его звонок, голос за дверью на французском сказал ему, что произошла ошибка и что в его услугах не нуждаются. Более того, его отослали безукоризненной идиоматической фразой, до который никогда не додумается человек, знающий всего несколько французских слов: «Ce n’est rien. Je me suis trompé». – Это точно, – взволнованно воскликнул доктор Константин. – Мы должны были это заметить. Я помню, как вы подчеркивали эти слова, когда повторяли их в нашем присутствии. Теперь я понимаю ваше нежелание положиться на сломанные часы. Получается, что Рэтчетт был мертв уже без двадцати трех минут час… – А говорил вместо него убийца, – важно подвел итог месье Бук. Пуаро поднял руку. – Давайте не будем торопиться. И не будем предполагать больше того, что мы наверняка знаем. Думаю, мы можем сказать, что в тот момент – а именно без двадцати трех минут час – в купе Рэтчетта находился какой-то человек, который был или французом, или свободно владел французским языком. – Вы очень осторожны, mon vieux. – При расследовании преступлений торопиться не надо. У нас ведь нет доказательств того, что в это время Рэтчетт был уже мертв. – Но есть крик, который вас же и разбудил. – Да, это правильно. – С одной стороны, – задумчиво сказал месье Бук, – этот факт не слишком меняет общую картину. Вы услышали, что кто-то движется в соседнем купе. Этот «кто-то» был не Рэтчетт, а другой человек. Без сомнения, он смывал кровь с рук, зачищал следы преступления и жег инкриминирующее письмо. Потом выждал, пока все не затихнет, и когда решил, что он в безопасности, закрыл на цепочку и запер дверь купе Рэтчетта изнутри, открыл смежную дверь, прошел в купе миссис Хаббард и выскользнул в коридор. То есть все произошло именно так, как мы и предполагали, – с той только разницей, что Рэтчетта убили на полчаса раньше. А стрелки часов перевели, чтобы обеспечить алиби. – Алиби довольно бессмысленное, – заметил сыщик. – Стрелки указывают на час пятнадцать – именно на то время, когда убийца покинул место преступления. – Это правда, – согласился слегка сконфуженный месье Бук. – Тогда о чем, по-вашему, говорят часы? – Если стрелки переводили – заметьте, я сказал «если», – тогда время, которое они показывают, должно иметь какой-то смысл. В этом случае логично было бы заподозрить любого, у кого есть алиби на час пятнадцать. – Да, да, – заметил доктор, – все это звучит очень логично. – Мы также должны задуматься о том времени, когда незнакомец проник в купе. Когда у него появилась такая возможность? Если мы считаем, что настоящий проводник в этом не замешан, то у убийцы такая возможность была всего один раз – во время остановки в Винковцах. После того как поезд отошел от этой станции, проводник постоянно сидел в конце коридора, лицом к нему. Пассажиры в поезде редко обращают внимание на проводников, и единственным человеком, который обратил бы внимание на убийцу, был настоящий проводник. А во время остановки в Винковцах он находился на платформе, и путь был открыт. – Или, возвращаясь к нашим предыдущим рассуждениям, убийцей должен быть один из пассажиров, – заключил месье Бук. – Так что мы опять вернулись к тому, с чего начали: который из них? Пуаро улыбнулся. – Я тут приготовил список, – сообщил он. – Возможно, он поможет вам освежить кое-что в памяти. Доктор и месье Бук склонились над списком. Он был написан аккуратным почерком и методично перечислял пассажиров в том порядке, в котором их опрашивали: Гектор Маккуин, гражданин США. Полка № 6, второй класс. Мотив: возможно, личная неприязнь, возникшая в результате общения с убитым. Алиби: с полуночи до 2 часов утра (с полуночи до 1.30 подтверждается полковником Арбэтнотом, а с 1.15 до 2.00 – проводником). Свидетельства против него: никаких. Подозрительные обстоятельства: не имеется. Проводник Пьер Мишель. Гражданин Франции Мотив: отсутствует Алиби: с полуночи до 2 часов утра (Э.П. видел его в коридоре в тот момент, когда из купе Рэтчетта раздался мужской голос в 12.37 ночи. С 1.00 и до 1.16 утра подтверждается двумя другими проводниками). Свидетельства против него: никаких. Подозрительные обстоятельства: найденная форма проводника говорит за него, так как создается впечатление, что ее использовали специально, чтобы бросить на него подозрение. Эдвард Мастермэн, гражданин Великобритании. Полка № 4, второй класс. Мотив: возможно, личная неприязнь, возникшая в результате общения с убитым. Алиби: с полуночи до 2 часов утра (подтверждается Антонио Фоскарелли). Свидетельства против него: никаких. Подозрительные обстоятельства: единственный человек, которому найденная форма могла оказаться впору. Однако маловероятно, что он свободно владеет французским. Миссис Хаббард, гражданка США. Купе № 3, первый класс. Мотив: не имеется. Алиби: с полуночи до 2 часов утра – не имеется. Свидетельства против нее: никаких. Подозрительные обстоятельства: рассказ о мужчине, который якобы был у нее в купе, подтверждается показаниями Хардмана и горничной Шмидт. Грета Олссон, гражданка Швеции. Полка № 10, второй класс. Мотив: не имеется. Алиби: с полуночи до 2 часов утра (подтверждается Мэри Дебенхэм). Примечание: последняя, кто видел Рэтчетта живым. Княгиня Драгомирова, натурализованная гражданка Франции. Купе № 14, первый класс.