Война миров 2. Гибель человечества

В субботу днем невозможно было найти свободное такси или омнибус, и Фрэнк пешком прошелся по городу, который готовился к войне. На крупных вокзалах Чаринг-Кросс и Ватерлоо уже возвели баррикады с колючей проволокой, а к входам приставили солдат и полицию. Похоже, к поездам допускали лишь некоторых гражданских, и возле вокзалов то и дело случались сердитые перебранки и слезные сцены. Но за проволокой Фрэнк увидел огромные толпы солдат, которые ехали из одной части страны в другую. А на вокзале Виктория он заметил, как к станции подъезжает поезд, груженный гигантскими пушками. Лондон, как обычно, стал средоточием всего, распределительным пунктом для всей страны, как и предсказывал Альберт Кук.

Солдаты были повсюду.

Лондонские парки превратились во временные лагеря, автобазы и пастбища для лошадей. По улицам маршировали жизнерадостные солдаты; мальчишки свистели им вслед, девушки посылали воздушные поцелуи. Мимо Фрэнка прошло подразделение добровольческого резерва Королевского флота – они направлялись к океану, чтобы в его водах принять бой. А на ступенях собора Святого Павла, под куполом, на котором до сих пор был виден след от теплового луча, играл военный оркестр – и старший офицер, кажется полковник, выступал перед толпой с пламенной речью, обращая особое внимание на мужчин в штатском: «А вы к нам присоединитесь? А вы?»

В ту субботу Фрэнк не чувствовал ни подлинного страха, ни беспокойства. Скорее, им овладело возбуждение. В каком-то смысле, как он говорил позже, казалось, будто все ждали этого момента с самого 1907 года. По мнению Фрэнка, Марвин и его правительство могли считать это своим триумфом. Какими бы циничными ни были причины всеобщего оживления – годы милитаристских речей явно не прошли даром, – каким бы кратким и необоснованным оно ни оказалось, в такой момент лучше быть оптимистом и чувствовать решимость, а не страх.

Одна из первых записей в дневнике Фрэнка гласит, что он восхитился при виде открытых полицейских участков – в субботу! «Должно быть, ввели чрезвычайное положение», – заметил он.

К вечеру он достал свою форму. Фрэнк хоть и был обычным добровольцем Фирда, имел почетное звание капитана Медицинской службы сухопутных войск, но особенно этим не хвалился, даже я мало об этом знала. Но я знала, с какой гордостью он носит на своем темно-синем берете отполированную кокарду с посохом Асклепия.

По словам Фрэнка, он хорошо спал в ту ночь, несмотря на гомон снаружи. Вопреки официальным указаниям, уже начались стихийные незапланированные эвакуации. К тому же по городу разносился шум буйных празднеств – люди веселились в последнюю мирную ночь.

У меня нет причин не верить ему, хотя мне в лесной тиши Стэнмура не спалось.





12. Мобилизация




В шесть часов утра Фрэнка, как и других людей по всей стране в то воскресенье, разбудил оглушительный перезвон церковных колоколов. В Лондоне за этим последовали крики, свист и пронзительные сигналы громкоговорителей, установленных на фургонах.

Фрэнк приготовил завтрак еще накануне вечером, рассчитывая на ранний подъем. Радио он включать не стал, хотя и подозревал, что тем самым нарушает какой-то второстепенный указ. Он умылся, побрился, натянул форму, сапоги, шинель и синий берет, запихнул в рюкзак туалетные принадлежности, сунул в кобуру служебный револьвер, выключил газ и электричество, положил в карман документы и покинул квартиру.

Гоуэр-стрит переменилась.

Полицейские и военные были повсюду. Новые плакаты на стенах, фонарных столбах и патрульных фургонах объявляли о введении чрезвычайных мер: военного положения, комендантского часа, карточной системы, всевозможных ограничений на передвижение. Возле дома Фрэнка мальчик продавал газеты – очередной экстренный выпуск «Дейли мейл» с портретом Черчилля, военного министра, который закатывал рукава. Текст на первой полосе гласил:



ОНИ ОСМЕЛИЛИСЬ ВЕРНУТЬСЯ

МЫ ГОТОВЫ

У НАС ЕСТЬ ПЛАН

ИМ НЕ ПОБЕДИТЬ

ДАВАЙТЕ ВОЗЬМЕМСЯ ЗА ДЕЛО!



Фрэнк не стал покупать газету. Он не обращал особого внимания на пламенные призывы властей, которые, вероятно, сами уже обратились в бегство. Черчилль, возможно, был похвальным исключением – все-таки он был ветераном Первой войны.

Хотя повсюду сновали люди, гражданских автомобилей на дорогах было очень мало. Причина этого стала очевидна, когда Фрэнк подошел к собственной машине: на ее лобовом стекле он увидел уведомление о реквизиции и квитанцию, по которой автомобиль впоследствии можно было забрать. Фрэнк рассмеялся и положил квитанцию в карман. Эта бумажка прошла всю войну и уцелела – но Фрэнк никогда больше не видел своей машины и не получил ни пенни в качестве компенсации.

Впрочем, у него еще было время, а до Олбэни-стрит, где находился пункт сбора, можно было быстро дойти пешком. На этот раз город не был охвачен паникой, как во время Первой войны, когда марсиане двинулись на столицу. В целом складывалось впечатление, что все люди, как и сам Фрэнк, знают, куда идти и что делать: у каждого была конкретная цель и Лондон не погрузился в хаос. Пока не погрузился.

Как и в начале Первой войны, Фрэнк сперва направился на Грейт-Ормонд-стрит, чтобы ненадолго зайти в церковь при приютской больнице – в конце концов, было воскресенье. Там оркестр мальчиков играл военные песни. Фрэнк знал, что многие из ребят, выросших в этом приюте, отправляются в армию, меняя одну казенную жизнь на другую, и задумался, сколько повзрослевших мальчиков этим утром готовятся дать отпор марсианам. В просторной церкви вовсю шла служба; объявление гласило, что она будет продолжаться весь день.

Оттуда Фрэнк без дальнейших проволочек зашагал прямо на Олбэни-стрит.

На этой широкой жилой улице с большими, наспех заколоченными домами он оказался в гуще растущей толпы. По словам Фрэнка, толчея была как на футбольном матче – разве что вокруг были сплошь люди в форме либо прильнувшие к ним матери, дети и возлюбленные. В основном здесь собрались солдаты регулярной армии, но были и люди вроде Фрэнка – из резерва или из Фирда. Некоторые носили килт – это были солдаты полков «Горцы Аргайла» и «Лондонские шотландцы». Фрэнк увидел и отряд гвардейцев, и даже роту морпехов в синих мундирах.

Но это была организованная толпа. Военные полицейские, вооруженные планшетами и карандашами, быстро заглядывали в повестку каждого вновь прибывшего и направляли его в нужный пункт. Или ее: в толпе было немало женщин в форме. Безрадостная моральная победа суфражисток!

В конце концов Фрэнка отправили к толпе медиков, которые собрались на перекрестке Олбэни-стрит и Альберт-роуд. Мужчины-офицеры носили такие же синие береты, как и он; женщины из Имперской службы военно-медицинских сестер были облачены в форменные накидки. Они присоединились к колонне, которая формировалась внутри Риджентс-парка. Необходимо было проследовать через парк на Бейкер-стрит, откуда их должны были отвезти «на место предполагаемого фронта», как выразился военный полицейский. Из этого Фрэнк заключил, что к настоящему моменту место падения цилиндров было рассчитано довольно точно.

Какая-то молодая женщина в накидке решительно подошла к Фрэнку:

– Вы, должно быть, капитан Дженкинс?

Тот приосанился.

– Я просто доброволец Фирда, а в этой роли чувствую себя самозванцем – но да, это я.

– Меня зовут Верити Блисс. Меня поставили ими руководить, – она указала на смущенных женщин, столпившихся позади нее. Верити было лет двадцать пять; у нее было умное лицо и коротко подстриженные каштановые волосы. – А тот парень, – она указала на полицейского, – говорит, что вы наш командир – по крайней мере, до тех пор, пока мы не сойдем с поезда, – она замялась. – Сэр, а вы знаете, куда едет этот поезд?

Фрэнк улыбнулся.


– Я даже не знал, что мы куда-то едем на поезде. Вы из ДМО, верно?

В состав ДМО – Добровольческого медицинского отряда – входили медсестры, которым не платили за работу; их набрали через военное министерство и Красный Крест.

– Именно так, сэр. Мы работали на военном заводе в Вулвиче. Мы записались добровольцами.

– Вы молодцы. Но знаете что… Я не привык к обращению «сэр». Как насчет того, чтобы называть друг друга Фрэнк и Верити, пока мы не сойдем с поезда?

Женщина улыбнулась в ответ, но сказала:

– Только не на глазах у полицейского, сэр.

Их колонна, собравшаяся за оградой парка, почти окончательно выстроилась. Старший офицер, возможно бригадный генерал – Фрэнк был слишком далеко, чтобы разглядеть его звание, но, судя по возрасту, он успел повоевать в Крыму и тем более на Первой марсианской войне, – взобрался на ящик и зычно провозгласил:

– Пришло ваше время, парни – и девушки! Я знаю, что в основном здесь солдаты из резерва и Фирда, но среди вас есть и гвардейцы, и это большая честь – сражаться бок о бок с такими людьми. А теперь поприветствуйте друг друга, как настоящие британцы – и счастливого пути!

И все, конечно, начали кричать и аплодировать.

А потом Фрэнк, Верити и остальные врачи и медсестры промаршировали через парк вместе с прочими солдатами. Теперь и вслед Фрэнку школьники махали флагами, а девушки посылали воздушные поцелуи. Фрэнку было тридцать восемь лет. То, что он своими глазами видел на войне, ужаснуло его. Как и большинство образованных британцев, теперь он со здоровым цинизмом относился к Марвину, бряцающему оружием, и к милитаризации общества. Но сейчас он чувствовал, что этот момент будет с гордостью вспоминать всю жизнь.

На станции «Бейкер-стрит» они включились в запутанную игру: надо было протиснуться сквозь выходы и турникеты, предназначенные для сравнительно небольшого потока клерков. В метро царил шум и гам – лязгали маневровые локомотивы, визжали свистки, тысячи взволнованных голосов галдели, словно чайки на птичьем базаре, но над всем этим царил дух порядка. Фрэнк говорил, что в какой-то мере четкое, эффективное устройство железных дорог, включая и метро, было лучшим проявлением нашей цивилизации. Во время первой атаки марсиан железные дороги продолжали работать даже после того, когда правительства как такового не стало, – и теперь они снова были важной частью национальной обороны.

Время шло, и Фрэнк уже успел порядком утомиться, когда они наконец погрузились в дополнительный пригородный метропоезд – тот не тронулся, пока не оказался набит битком.

Фрэнк и медсестры-добровольцы, которые сели одними из последних, оказались у самой двери и видели, как мимо проносились станции. Рядом с Фрэнком какой-то солдат распевал похабные песенки и аккомпанировал себе на губной гармошке, а из соседнего вагона временами доносились резкие звуки волынки. Общий настрой был весьма жизнерадостным, хотя в каждом отсеке стоял на страже полицейский.

Вскоре они миновали Хампстед и оказались за городом. Они ехали через Уэмбли и Харроу; поезд не останавливался на промежуточных станциях, но замедлял ход, и местные жители махали солдатам флагами, протягивали им еду, яблоки и даже открытки. Фрэнк смотрел, как из окон высовываются бойцы и стараются схватить бутылки с пивом. А еще дальше, за городом, он увидел марширующие колонны, гаубицы и полевые пушки, которые тянули за собой машины и лошади. Интересно, стали ли реквизировать лошадей у фермеров и трактирщиков, подумал он, – на прошлой войне потребовалось очень много лошадей.

Основной поток стремился к северо-востоку из Лондона, в направлении Мидлсекса и Бакингемшира. Это не осталось без внимания опытных солдат. В поезде звучали самые разнообразные говоры, преимущественно лондонские.

– Я так себе кумекаю: кто-то знает, где они приземлятся на этот раз.

– Ага, какой-то астро… астро… астролог.

– В тот раз они шмякнулись в Суррее, так? Зуб даю, в этот раз попробуют что-то другое, – сказал пожилой мужчина со шрамом.

– Ну и что с того? Были бы тогда большие пушки – сбили бы их на раз-два, а в этот раз уж точно собьем, ежели подберемся.

– Все будет по-другому, вот увидишь. Раз спускаются в другом месте – значит, и все остальное сделают иначе. Разумно звучит, правда же? В тот раз они проиграли – и это послужило им уроком.

– Ха! Даже для наших такое не всегда становится уроком.

За этим последовал смех и непристойные шутки о промахах разных офицеров.

Но человек со шрамом не стал смеяться.

– Если они умные – значит, кой-чему научились. Вот на немцев посмотрите. В семидесятом году они размазали французов, в четырнадцатом наподдали им еще сильнее – и вот снова победили.

На это ни у кого ответа не нашлось.





13. На подходе к Аксбриджу




Поезд остановился в городке Икенхем, не доезжая конечной станции – Аксбриджа, и солдаты вышли.

Фрэнк и Верити во главе своего маленького отряда медиков и медсестер, как пастухи во главе стада, промаршировали по улицам Икенхема и вскоре вышли за его пределы. Вокруг звучали названия частей, прибывших со всех концов страны: четвертый батальон Королевского фузилерного полка, второй батальон Королевского Ливерпульского полка, первый Королевский Шропширский легкий пехотный полк. Там были и дивизионные части, специальные войска со своим снаряжением, артиллерийские батареи; были и саперы – Корпус королевских инженеров. Были также радиокомплекты и кабели для полевого телеграфа, бытовые приспособления вроде армейской хлебопекарни и более необычные предметы – например, секции для понтонных мостов и баллоны разведывательных аэростатов, которые тащили по дорогам лошади или грузовые машины, двигаясь в основном на юго-запад, по направлению к городу.

Верити коснулась руки Фрэнка и указала на солдат на мотоциклах, которые направлялись на запад.

– Разведчики, – сказала она.

– Едут туда, где, по их расчетам, разразится битва.

– Да, понимаю.

Она поежилась, и Фрэнк подумал: она размышляет о том, что эти ребята, вероятно, падут первыми в любом бою – хотя перспектива боя до сих пор казалась нереальной.

Вскоре марширующая колонна распалась, и отряд Фрэнка отвели к полевым госпиталям – палаткам, разбитым в поле. Военный полицейский, который привел их туда, вкратце зачитал с листа распоряжения: