Выход А

– На шестерых накрывай, – попросила я маму. – И еще пару тарелок держи наготове.



Жозефина явилась уже в десять вечера, с подарками, которые, видимо, спешно скупала в открытых магазинах, и двумя пакетами ресторанной еды.

– Ты косплеишь Борю? – сердилась я, разглядывая чью-то ногу. – Это что такое!

– Это утиная ножка конфи! – возмутилась сестра Ж. – Чудом мне досталась, кто-то заказ не забрал. Осторожно, там, на дне, еще форель.



Со мной Жозефина была смелой, а на кухне застеснялась и ссутулилась. Басом поздоровалась, глядя в основном на попугая, и села в углу. Ее можно было понять – если вспомнить сложную историю моей мамы и Геннадия Козлюка. Мама, однако, стала невозмутимо расспрашивать Жозефину о работе и коте, избегая опасных тем. А потом и вовсе попросила своего нового друга Антона поухаживать за дамой и налить ей, например, колы. Сестра Ж. колу выпила, разговорчивее не стала, но из угла все-таки поглядывала уже более дружелюбно. Глазами спрашивала меня: «Это что, тот самый Антон?!» Я отвечала, тоже глазами, что да, тот, но это ничего не меняет в наших зарождающихся отношениях с Гошей. Кузя ныл, что тоже хочет играть в гляделки. Мама выкладывала на стол утиные ножки конфи, попугай созерцал это с ужасом. Владимир Леонидович встал, поднял бокал с лимонадом «Буратино» и предложил, раз все уже точно собрались, проводить-таки старый год. Я потянулась за своей бутылкой колы без сахара.



И тогда позвонил Гоша и сказал, что к нам едет его сербский папа.



– Он решил сделать мне сюрприз, – объяснял Гоша. – Только что прилетел в Шереметьево. Стоит там сейчас, ждет такси и спрашивает, куда ему ехать – в гостиницу или ко мне. Могу отправить его в клуб, но не знаю, сколько он будет сюда добираться. Дома у меня никого нет, Таня и Дора Иосифовна уже спят, они рано ложатся. А Боря…

– …а Боря уехал в Израиль и забрал твои ключи от своей квартиры! – бодро напомнила я.

– А ты хороша, – улыбнулся Гоша. – Так вот, у меня смелое предложение…

– Папа едет сюда, мы встречаем с ним Новый год, а после концерта приезжаешь ты с моим братом, – перебила я его. – Как зовут папу?

– Горан. И я приеду сразу, как англичане допоют! – пообещал Гоша. – Напоминаю уровень сложности: по-русски папа не говорит, знает английский, немецкий, французский и японский.

– Отлично, а наш попугай знает слово «аригато».

– Этого должно хватить, – уверил Гоша. – А тебе опять спасибо.



К праздничному столу я вернулась вразвалочку.

– Что на этот раз? – спросила мама.

– Ничего особенного. Давайте провожать старый год. К нам как раз едет старый серб. Папа Таниного папы. В полночь мы обменяем его на Илюху.

– Ура! – веселый Антон поднял бокал. Подозреваю, что в колу он доливал себе виски из пакета, с которым пришел.

Мы выпили в тишине. Я заметила, что новость о пожилом сербе не произвела на жителей и гостей Нехорошей квартиры особенного впечатления: все привыкли.



Мой телефон зазвонил через рекордные полчаса.

– Алло! – В трубке молчали. – Вас не слышно!

– Dobro veče! Srećna Nova godina! Goran je. Moj sin je rekao da ćemo se ovde naći. Jeste li vi Antonina? Imate veoma prijatan glas, ali ja ništa ne razumem, kakve su to gluposti! Može li na engleskom? Evo me ispred metroa i pokušavaju da mi prodaju jelku[7], – сказал Гошин папа.

Точнее, это я потом выяснила, что именно он сказал. А тогда распознала только несколько звучных сербских слов – «добрый вечер», «Антонина» и «глупости».

Кажется, папа Горан сразу понял, что у нас тут происходит.

Я на всякий случай перешла на английский, чем растрогала и обрадовала Гошиного отца – оказывается, таксист высадил его у метро, а какой-то подозрительный пьяный мужчина настойчиво пытался продать бедняге-сербу елку.

– Стойте у метро под фонарем, – скомандовала я. – Елку не покупайте. Сейчас за вами придет высокий человек в зеленой куртке. Он тоже довольно подозрительный на вид, но это обманчивое впечатление.

Владимир Леонидович уже надевал куртку в коридоре. Чтобы выглядеть, как и обещалось, подозрительным, натянул мамину розовую шапку.



Вернулись они быстро и, похоже, лучшими друзьями. Беседовали о погоде на смеси немецкого, английского и языка жестов. Горан оказался одновременно лысоватым, седым и длинноволосым. Немного нелепым и суетливым. И очень добрым, сразу видно. Триста раз извинился за доставленные неудобства. Обрадовался, увидев Кузю, просиял, вытащил из рюкзака огромный золотой «Тоблерон». Восхитился попугаем и отдельно его красным хвостом (Исаич вместо «аригато» сказал скромное «мерси»). Беспокоился, не замерзнет ли пьяный мужчина на улице – может, все-таки стоило купить у него елку.

Мы усадили Гошиного папу за стол, уверили, что продавец елок не нуждается в поддержке своего малого бизнеса. Я налила Горану колы – вроде бы, чистой, без виски, а мама положила ему на тарелку салат и пирожок. Антон сказал, что пора пить шампанское, и Жозефина, принесшая с собой пару бутылок, начала их одну за одной открывать, и так ловко, что мужчины обескураженно зааплодировали.

Мой план безалкогольной вечеринки провалился, но мне уже было все равно. Этот день, казалось, начался год назад. А год – вообще до нашей эры. Я сделала глоток колы без сахара и поняла, что устала. По-хорошему устала и по-плохому – от проделанной работы, встреч и проводов, поиска машин, телефонных разговоров, тайн и новых людей, от целого года, так не похожего на все предыдущие. Сейчас встретим новый, и я отдохну.




И тут раздался странный звук.

Я услышала его первой. Шипящий, ноющий, высокий. Как будто ветер свищет и стонет. Или вода льется под большим напором. Или газ прорывается сквозь трубы.

Господи, вот только газа не хватало!

– Слышите? – спросила я остальных, в тайне уповая на то, что мне все померещилось. Вот такой я человек: до последнего надеюсь на галлюцинации.

Но нет, теперь звук слышали все. Опасный звук, нехороший.

– Может быть, холодильник решил окончательно сломаться? – предположила мама.

– Похоже! – обрадовался Антон, выключил холодильник и застыл в ожидании со шнуром в руках.



Зppззз… Ииии… Бзззз…

Холодильник ни при чем.



– Краны везде закрыты? – спросил Владимир Леонидович.

Кузя побежал в ванную проверять. Жозефина лихо закрутила кухонный. Ничего не изменилось.

– Может, это вообще не у нас? – осенило меня. – Здесь, на кухне, странная акустика. Иногда мы друг друга не слышим, зато слышим, как соседи укачивают ребенка и поют ему про серенького волчка. Если встать вот под эту арку, как раз телепортируешься в соседскую квартиру.

Владимир Леонидович легко отодвинул меня и встал в арку сам. Все затаили дыхание, только я тихо переводила Горану, что происходит. Он взволнованно крутил головой.



Звук не прекращался.



– Возможно, соседи принимают душ, – резюмировал Владимир Леонидович.

– Давайте я к ним сбегаю и спрошу? – предложил Антон. Виски его активизировал.

– Странное время они выбрали для душа, – засомневалась мама. – Новый год почти.

– Ну вот, решили помыться. Чистенькими встретить.

– В ванной вода не течет! – прокричал Кузя.

– Все-таки пойду к соседям, – решил Антон.

– Если они в душе, не откроют, – предупредила Жозефина. – Разве что крикнут через дверь, все в порядке, мы голые!

– А вдруг у них резьбу сорвало и вода хлещет! – испугалась я. – Или даже газ. А они уехали. В Эмираты или в Прагу. А мы остались.



Ииии… Зззз…



– Детям нужно выйти на улицу. Здесь опасно, – объявила мама, кивнув на «детей» – меня, Кузю и Жозефину. – Попугая возьмите, его одеяло на полотенцесушителе.

– Никуда я не пойду! – возразила сестра Ж. – Вряд ли это газ.

– И я газ не чувствую, – поддержал ее Горан на английском. – А я последним пришел, заметил бы.

– Окей, давайте еще раз подумаем, откуда может идти звук, – снова вступила мама. – Антон, проверь вентиляционное отверстие.

Антон мигом прыгнул на ручку кресла и потянулся к решетке вентиляции:

– Ничего не слышу. Это не здесь.

Тут все повскакивали со своих мест и принялись кружить по квартире. Я дважды выходила на лестничную клетку и выяснила, что там звук точно не слышно. Даже в прихожей он заметно стихал. Значит, кухня.