Выход А

В загсе мне на пару минут вручили Марусю. Она нашла мои сережки и попыталась вынуть их из ушей, но ласково так, без наезда.



Маму и Владимира Леонидовича объявили мужем и женой. Вместо первого поцелуя они обнялись, и он чмокнул ее в висок. Мама зачем-то бросила букет, его поймал Женин муж Дима.



– Он в баскетбол играет, – прошептала Женя. – Не может иначе.



Мы поехали в белогорский ресторан праздновать бракосочетание. Оказалось, он называется «Шашлычная “Ной”». А мама когда-то смеялась над моим кафе «Василек».

Женя, чуть завидев вывеску, начала хохотать, прячась за Марусину лысую макушку.



«Приезжай скорее, тут такое! Каждой твари по паре, очень свадебно», – хотела я написать Жозефине Козлюк. Я привыкла обсуждать с ней все смешное и все грустное… Но не написала, конечно.



У кафе нас встречали пять женщин в самодельных кокошниках. Они натянули перед входом веревку.

– А не пустим мы молодых! – радостно верещала одна из них. – Выкупайте невесту! Хоть песню спойте.

И я набрала воздуха, чтобы возмутиться и обосновать коллективный отказ, но услышала рядом:

– Выйду ночью в поле с конё-ооо-м!

Пела Женя. Уснувшую в лимузине Марусю это не разбудило.

– Ночью темной тихо пойдё-о-м! – продолжил ее брат Алеша, не опуская камеру.

Народную же песню просили, подумала я и вступила уверенным альтом:

– Мы пойдем с конем по полю вдвоем! Мы пойдем с конем по полю вдвоем!

И дальше мы, дети галактики и присутствующих здесь новобрачных, в одной, изобретенной секунду назад тональности, пропели:

– Ночью в поле звезд благодать! В поле никого не видать!

А внуки молодоженов, которые, по идее, не были знакомы с творчеством группы «Любэ», поддержали:

– Только мы с конем по полю идем, только мы с конем по полю идем!

И Кузя с новым другом Сашей даже изобразили задумчивых всадника и лошадь, а сестра их Катя очень натурально заржала, развеселив проснувшегося младенца Марусю.



Женин муж Дима, владелец парка автомобилей, вручил кокошникам три бутылки водки, и вокальные экзерсисы на этом закончились.

Мы вошли в шашлычную «Ной», увидели, что столы стоят буквой П, а на сияющей румянцем тамаде, женщине средних лет с шарообразной прической, висит старенький аккордеон.



Мама в ужасе сглотнула. Владимир Леонидович положил ей руку на талию.



– А теперь дорогу паре! – звонко и заученно объявила тамада. – Пусть удача в жизни ждет! Проходите, поспешите, свадебный вас пир зовет! Приглашаю всех к застолью, к свадебному хлебосолью!.. Гости, образуйте коридор!

Про коридор она сказала таким голосом, будто на нос ей надели прищепку.



Молодожены подошли к верхней перекладине буквы П – там стояло огромное блюдо с оливье, перевязанное розовым бантом. Гости потянулись следом. Я увидела Илюхиных родителей, дядю Витю и тетю Иру. Тетя Ира передвигалась по Белогорску так, будто боялась упасть в горячую вулканическую лаву, – оглядывалась в ужасе и приподнимала руками юбку. Шашлычная «Ной» – это вам не Кутузовский.

Геннадий Козлюк в сопровождении жены Ларисы, напротив, шагал уверенно, выставив перед собой коробку с аэрогрилем. Я очень надеялась, что в коробке окажется Жозефина, но зря. Она не пришла.



Тамада, включенная в прайс, не успокаивалась. Она сыграла на аккордеоне что-то похожее на вальс Мендельсона в обработке Сергея Шнурова и торжественно объявила:




Дорогие молодожены!

Сегодня вы вступили в брак.

Для вас счастливый день на свете,

Раз вы зажгли любви маяк,

То пусть он вам всю жизнь и светит.

Все вышло так, как вы хотели,

И вот пришел желанный час —

Вы кольца верности надели,

Цветы и музыка – для вас!

На вас прекрасные наряды,

Любовь, совет вам, вечный мир,

Соблюдены статьи, обряды,

Мы начинаем этот пир!

Давно уж выпить нам пора,

Влюбленным дружное…





– Ура! – закричало семейство Козлюк, и Геннадий за пару минут открыл все бутылки шампанского, образующие букву П. Наверное, он обучил этому искусству дочь Жозефину, когда они вместе ходили на байдарках по реке Оке.

Мама была белее своего прекрасного наряда.

Она хотела свадьбу в восьмидесятых – и она ее получила.

– Любовь берегите доверчиво, зорко, – приказала тамада, поправляя аккордеон. – И только на свадьбе пусть будет вам… Горько!..

Белогорская часть буквы П воодушевилась и закричала «горько!» так, будто ждала этого шанса с восьмидесятых.

Мама с Владимиром Леонидовичем медленно встали. Она в белом, он в черном. Он сильно выше. Все как в жизни, то белая полоса, то черная, и черная всегда больше. Владимир Леонидович наклонился к маме, закрыл ее от всех, якобы для поцелуя, но я со своего места увидела, как он шепчет ей в ухо: «Не волнуйся, все идет хорошо!»

А буква П скандировала: «Раз! Два! Три! Чэ-тыре!»

Молодожены сели на места, гости принялись аплодировать и стучать бокалами.



Ко мне подошла тамада, деловито придерживая аккордеон бедром.

– Свидетельница? – уточнила она.

– Дочь, – ответила я.

– Ну, свидетельница же? – с нажимом перепросила тамада.

– Ну, дочь.

– Дочь, да. За дочь собираешь. А свидетель кто? Вот этот? – Она указала на Алешу, сына Владимира Леонидовича.

– Э… – начала я.

– Следующий конкурс ваш, – сообщила она тоном, не предполагающим возражений, надела на лицо умильную мину и возвестила:

– Дорогие гости! Как говорится, между первой и второй перерывчик небольшой! А подружка, да и дружка, так и рвутся, рвутся в бой!

Она указала на нас с Алешей, который опустил камеру и непонимающе моргал длинными, как у отца, ресницами.

– Девочка иль мальчик, порой нам не понять! – объявила тамада. – Надо только денежку у гостей собрать!