Зажечь небеса

Судя по виду за окнами такси, Уоборн, расположенный в штате Массачусетс, был очень милым городком: здания в колониальном стиле, окруженные парками и красивыми лесами. Уэстон крепче сжал мою руку, когда такси свернуло с шоссе на городскую улицу, на которой было меньше зелени, и стояли обшитые досками домики.

– Это здесь? – спросил водитель.

Уэстон кивнул.

– Ага. Здесь.

– Вас подождать?

– Нет, спасибо, не нужно.

Я вышла из машины, а Уэстон перебрался в инвалидное кресло. На улице было тихо и безлюдно.

– Который? – спросила я.

Уэстон указал на маленький синий дом с белой крышей, стоявший в самом конце заканчивавшейся тупиком улицы. Хрипло вздохнув, Уэстон начал крутить колеса, и я пошла за ним.

– Всё кажется таким маленьким, – заметил он, – когда мы добрались до конца улицы. – Я не был здесь с тех пор, как нам пришлось переехать. – Он помрачнел, стал задумчивым.

– В детстве всё вокруг кажется больше, чем есть на самом деле.

– Вот тут, – сказал Уэстон, подъезжая к краю тротуара. Здесь стояла машина, прямо напротив дома, а потом он сел за руль и уехал. Ма кричала ему вслед и плакала.

Его бостонский акцент зазвучал отчетливее.

– А этот урод не остановился. Я гнался за ним. Он не мог не видеть меня в зеркало заднего вида и всё равно не остановился.

У него в глазах заблестели слезы. Я ждала, что он нахмурится и поскорее вытрет их, но Уэстон не стал этого делать.

– Он не остановился, черт побери. – В его хриплом голосе звучали злость и боль. – Уехал. Бросил Ма. Бросил ее ни с чем. И бросил нас, бросил своих детей… Проклятие. А самое худшее… Я… – Он покачал головой, борясь с собой. – Я до сих пор его люблю. Надеюсь, он горит в аду, но я по-прежнему его люблю.

Его голос сорвался, плечи задрожали. Он оперся локтем о колесо инвалидного кресла и прикрыл глаза ладонью. Не выдержав, я наклонилась и, как могла, обняла его. Уэстон прижался лбом к моему плечу, его слезы промочили рукав моего кардигана. Он плакал отчаянно, а я его обнимала. Его боль сжигала меня дотла, но я чувствовала: это – начало исцеления. Рана, гнившая столько лет, наконец-то очищена.

– Прости, – прошептал он, утыкаясь лицом мне в плечо. – Не слишком веселая получилась поездка.

Я обошла кресло и села к Уэстону на колени, обняла его крепче и заглянула в глаза.

– Это лучшая поездка в моей жизни.

– Почему?

– Возможно, ты удивишься, узнав, что я безнадежный романтик.

– Это ты-то? Да ладно!

– С самого детства я мечтала, что однажды встречу своего человека. Того самого. Я фантазировала о том, какой будет наша встреча, и в этих мечтах не было ни свадебного платья, ни за́мков, ни рыцарей в сияющих доспехах. Вместо этого я представляла, как покажу своему человеку нашу ферму в Небраске. Я хотела познакомить его со своей семьей, чтобы он увидел место, в котором я родилась. А взамен он показал бы мне место, в котором вырос он, чтобы я могла лучше его понять. Мы с ним понимали бы друг друга с полуслова, и это была бы самая настоящая любовь. – Я пожала плечами и погладила Уэстона по щеке. – И вот мы здесь.

– И вот мы здесь, – повторил он.

Он поглядел на старый дом, на пустую улицу, и по его щеке скатилась последняя слеза.

Я улыбнулась.

Наконец-то Уэстон, моя любовь, стал настоящим.





Уэстон


Мы приехали в Бостон, зарегистрировались в отеле «Интерконтиненталь» и заселились в номер с видом на залив. На сегодняшний вечер Пол зарезервировал столик в ресторане «Мьель». Я переоделся в темно-серый костюм, а Отем надела темно-зеленое платье.

– Ты прекрасна, – сказал я, судорожно затягивая узел галстука.

– А ты нервничаешь. – Отем наклонилась и поправила мне галстук. – Думаешь, Пол сегодня действительно сделает твоей маме предложение?

– Думаю, да.


– И что ты чувствуешь по этому поводу?

Я дернул плечом.

– Пока не знаю.

– Ну, как по мне, это просто чудесно. – Она чмокнула меня в щеку. – Давай дадим им шанс, хорошо?

Я промычал нечто нечленораздельное.

Мы прибыли в ресторан без десяти семь. Руби и Коннор уже были там. Коннор тоже нарядился в серый костюм, только чуть более светлый, чем у меня, а Руби была в красном.

Дамы поприветствовали друг друга и принялись непринужденно болтать, как будто расстались несколько минут назад. Мы с Коннором пожали друг другу руки и обнялись. Но потом Коннор и Отем повернулись друг к другу, и мы с Руби одновременно попятились, чтобы дать бывшей паре возможность поговорить.

«Только не переходи границы, Дрейк».

– Привет, – пробормотал Коннор, потирая шею.

Отем тихо рассмеялась и покачала головой.

– Ой, ради всего святого…

Она обняла Коннора, и тот с видимым облегчением обнял ее в ответ. Он что-то прошептал ей на ухо, и я точно знал, что именно. «Спасибо».

Прибыли Дрейки, в том числе Джефферсон и Кассандра. Поведение Коннора в присутствии семьи разительно изменилось.

С его плеч словно сняли тяжкий груз, и, хотя я знал, что полученное им небольшое состояние тоже сыграло свою роль, из его глаз исчезла тревога, с которой он прежде взирал на отца, ожидая одобрения.

– Привет, папа, – сказал Коннор, обнимая мистера Дрейка. – Мама. – Он поцеловал Викторию в щеку, потом кивнул Джефферсону. – Как жизнь, Джеффи?

Джефферсон возвел глаза к потолку.

– Ты же знаешь, я терпеть не могу это имечко.

– А зачем я, по-твоему, так тебя называю?

Я сделал себе мысленную пометку. «Отныне Джефферсон будет Джеффи. Навсегда».

Последними приехали Пол, моя мать и сестры: они влетели в холл гостиницы, как стая чирикающих птиц.

– Ух ты, только посмотри, – пробормотала Отем.

Я молча таращил глаза. Фелиция нарядилась в брюки и красивую блузку. Ее волосы были аккуратно подстрижены и теперь доходили до плеч. Усталое, обреченное выражение исчезло с ее лица, как будто после стольких лет бессонницы она несколько месяцев отсыпалась.

Кимберли выглядела такой расслабленной, что я едва ее узнал. Раньше сестра всегда была напряжена, вечно настороже, каждую секунду готова бороться с превратностями судьбы. Как обычно, на лице у нее был толстый слой макияжа, на голове замысловатая прическа, но никогда прежде сестра не выглядела такой спокойной, почти безмятежной.

Кимберли наклонилась, поцеловала меня в щеку и засмеялась.

– Кто-нибудь, сфоткайте нас.

– Хватит его тискать, – вмешалась Ма, тоже наклоняясь ко мне. – Только посмотри, какой ты красивый, мой малыш.

Ма обняла меня, окутав облаком духов. Крашеные светлые волосы Ма рассыпались по плечам, ее акриловые ногти были, как всегда, длинными и блестящими, но Ма буквально лучилась счастьем.

Носочный Мальчик умер на улочке Уоборна несколько часов назад, и с моих глаз словно спала пелена. Я посмотрел на Пола Уинфилда: тот выглядел, как учитель математики пятого класса, одетый в строгий костюм по случаю вручения дипломов ученикам – усы расчесаны, лысина и очки блестят в янтарном свете ламп.

Я вдруг понял, что Пол несет ответственность за мою мать и сестер. Не за их счастье, но за возможность дать им шанс на счастье.

– Мои мужчины такие красивые! – воскликнула Ма, отступила на шаг и оглядела меня и Коннора. – Как приятно видеть вас вместе, Боже мой.

Мое сердце того и гляди выпрыгнет из груди. Как есть выпрыгнет, это я вам точно говорю.

– С днем рождения, Ма, – сказал я.

– С днем рождения, Миранда, – добавил Коннор.

– Только посмотрите, твоя улыбка вернулась! – Ма ухватила Коннора за подбородок и слегка потрясла. – А ты, – она повернулась ко мне. – Наконец-то с твоего лица исчезла прежняя кислая мина.

– Спасибо, Ма, – пробормотал я.

Она повернулась к Отем.

– Это благодаря тебе, прелестный ангел.

– С днем рождения, миссис Тёрнер, – сказала Отем. – Извините. Миранда.