Мафиози и его мальчик (СИ)
Я провёл в кабинете начальника два часа и потратил две штуки, чтобы решить этот вопрос, но это последняя трата, о которой я мог бы пожалеть.
Встретиться наедине нам, впрочем, не дали всё равно.
Я уехал из колонии поздно вечером. Сидел в вагоне и смотрел за окно, силясь разглядеть что-то в наступившей темноте, а видел только его глаза – усталые и пустые. Но даже сейчас, когда он уже снова был далеко, мне казалось, что я сам чувствую его боль.
- Ярик… - прошептал я. Кажется, слёзы навернулись у меня на глаза, но я тут же сглотнул подступивший к горлу ком. Такого я увидеть никак не ожидал.
========== Часть 68 ==========
Ярослав Толкунов понял, что дело нечисто, когда охранники растолкали его в пять утра и вместе с другими обитателями СИЗО дубинками принялись загонять на этап.
Что дело проплачено - было ясно, конечно, с самого начала, ещё тогда, когда мальчишки отказались говорить за него. Поначалу Яр думал, что дело в простом запугивании, но уже через какое-то время стало ясно, что работа ведётся серьёзно – кое-кто из участников процесса довольно откровенно намекал, что ему платят больше.
Больше… Яр мог бы повысить ставки, если бы знал уже названную цену, но как всегда в таких случаях торг приходилось вести вслепую.
В первый раз с тех пор, как он решил распрощаться с криминальным миром, он жалел об оборванных связях и о том, что многие, слишком многие дела переложил на ненадёжных людей.
Первым из них – из тех, кто ещё был жив – оказался Роман. Он как хорошая собака учуял, когда надо делать ноги – или это чуют всё-таки крысы? Яр точно не знал. Знал только, что к тому времени, когда нанятые на стороне пацаны пришли к нему домой, квартира уже была пуста. Работай Яр со своими людьми, он заставил бы их землю носом рыть, но найти падлу, которая замутила эту подставу; но свои люди могли и не захотеть наказывать собственного начальника, того, кто был знаком им куда лучше, чем Яр.
Дело пришлось спустить на тормозах – просто поставить галочку в голове, завязать узелок. Яр таких узелков не любил, предпочитая решать вопросы здесь и сейчас, но всё же приходилось иногда.
Следующим сделал ноги Антон – Мира, конечно, не в счёт, от неё он вообще давно уже ничего не ждал. Антон честно предупредил, что будет работать, пока видит шанс. Яр понимал. Мальчишка в криминальные разборки не впутывался никогда. Его позвали на чистенькую законную работу – секретарём. Им он и хотел быть. И теперь, вспоминая по сто раз события тех месяцев, когда всё шло ко дну, Яр начинал понимать, что напрасно вышел из себя и отдал Антону тот самый первый незаконный приказ. Просто больше приказать было некому, а он забыл, что Антон не… не Андрей…
Андрей выполнил бы приказ, да. Выполнил бы любой. Но это было уже слишком давно, чтобы вспоминать всерьёз. Яр и без приказов слишком скучал, чтобы позволять себе хотя бы представлять его лицо.
Когда стало ясно, что помощи или хотя бы верности ждать неоткуда, Яр взялся за старые контакты. Тогда у него ещё оставался адвокат, который за небольшую сумму согласился отыскать номера нужных людей. Но сделать Яр ничего не успел – понадеялся на то, что суд начинает выходить из пике, в котором пребывал с самого первого дня. А потом всё окончательно пошло кувырком. Рухнули курсы, лопнули вклады и даже если бы не этот арест, Яр слабо представлял, как стал бы вытягивать на поверхность этот тонущий корабль.
Деньги были, конечно – были квартиры в Москве и в Питере, дачи, только начавшаяся стройка под Ярославлем, куда хотела переехать Мира. Были машины и даже самолёт – но продать это всё из СИЗО было невозможно, как невозможно было и достать деньги из ячеек в Швейцарии, отложенные на чёрный день. Нужен был хотя бы один надёжный человек, чтобы сделать это всё, а у Яра не было никого.
Лицо Андрея снова неумолимо лезло в голову, но Яр продолжал гнать его от себя. Во-первых, Андрей вполне отчётливо дал понять, что видеть его больше не хочет. Да, он выступил на суде, но и он, похоже, не верил, что дело заказное. Сейчас Яр не хотел его переубеждать. Хватало других дел. Яр не хотел его переубеждать вообще – будто срабатывал какой-то предохранитель внутри, как только он думал о том, чтобы начать оправдывать себя.
Уже в СИЗО Яр начал всерьёз перетирать в голове события последних лет, вспоминая, остался ли кто-нибудь, кого он мог бы попросить. Пусть за приличную сумму… Кто-то, кто не обчистил бы до нитки, получив доверенность, кто оставил бы самому Яру хоть что-нибудь.
Собственно, так он и потерял Антона – не придумав никого, всё же выписал небольшую доверенность ему. Антон должен был устроить перевод в хорошую тюрьму, но в пять утра, когда раздался звон решётчатых дверей, и менты принялись пихать его в бок, Яр расслышал абсолютно отчётливо:
- Этих под Иркутск.
Иркутск. Сердце гулко стукнуло и пропустило удар. Значит, опять прокол. Зона под Владимиром, куда Яр за последние десять лет успел вбухать немало бабла, и где до сих пор отсиживались почти все его пацаны, отменялась для него самого.
Яр молча соскочил с койки и, стараясь не попадать под удары, которые беспорядочно наносили менты - просто, чтобы этапируемых подогнать, двинулся к выходу.
На этапе он провёл четыре дня – не так уж много по сравнению с тем, что ждал впереди. Жратвы почти не было и точно так же нечем было дышать, но Яр почему-то чувствовал, что его это бодрит. Мышцы наливались силой, которую он давно уже позабыл - как бывает у пантеры перед прыжком.
Четыре дня он думал. Думал, что делать теперь. Ясно было, что на зоне нужен будет телефон. Проблема замыкалась в круг, потому что телефон мог бы достать кто-то, кому он мог бы позвонить. И телефон нужен был для того, чтобы этому кому-то позвонить. И, что гораздо хуже, Яр по-прежнему не знал кому. Антон теперь тоже отпадал – о том, что тот умотал в Торонто, Яр узнал уже в тюрьме.
Были и другие вопросы. Например, статья. Надо было десять лет ходить по краю, чтобы в итоге сесть за такую хрень… Сесть за то, чего он не совершал – полбеды, потому что достаточно было того, что он совершил. Но сесть за изнасилование малолетки, с которым он даже не спал – это перебор.
Яр скрипел зубами. Почерк Журавлёва был налицо, и Яр даже знал,что именно Журавлёв хочет ему доказать. Он не посадил его тогда, десять лет назад, но теперь от чего-то моча ударила ему в голову, и он решил довести дело до конца. Яр даже не хотел знать – от чего. Достаточно было того, что именно за тот случай в 87 году Журавлёв и хочет его посадить. Посадить и всё? Яр прекрасно понимал, что вряд ли так. Если бы Журавлёв хотел просто избавиться от него, то проще было бы Яра убить. Он хотел чего-то ещё, и Яр отлично понимал чего – унизить. Уничтожить. Раздавить. Именно поэтому Зона была не та, проплаченная и обогретая, а эта, где Яр не знал никого. И именно поэтому статья была такой тупой.
Яр скрипел зубами, сидя в холодном вагоне и слушая стук дождя по железным стенкам «купе». Ещё четверо таких ютились со всех сторон, но ему было плевать. В голове проскользнуло: «Как будто в Афган». Яр тут же сплюнул мысленно и прогнал непрошенную мысль. В Афган тоже ехал он один – в том плане, что туда не поехал Журавлёв.
Яр мысленно завязал ещё один узелок. Он не знал когда и как, но теперь Журавлёв входил в короткий список тех, кого Яр собирался убить, но ещё не убил.
Иркутская зона встретила Зэков ледяным проливным дождём. Яр смотрел на куцые домики бараков, которые почему-то уже сейчас казались ему более родными, чем обитые бархатом стены дома, отделанного в стиле Арт Нуво.
Конвоир замахнулся дубинкой, Яр качнулся в сторону, преодолевая желание перехватить удар, и пошёл вперёд.
Хата оказалась небольшой – Яр отметил про себя, что это уже хорошо. Десять коек – называть их шконками Яр ещё не привык и всё больше думал, что он попал в казарму, а не в барак – из которых четыре были отгорожены занавесками. Яр догадывался зачем. На остальных бритоголовые парни разных возрастов, но в основном пацаны. Под ногами у входа – чьё-то белое бельё и рядом из темноты, из самого угла, смотрят испуганные огромные глаза.