Мафиози и его мальчик (СИ)
С тех пор стычки повторялись ещё несколько раз. Яру было смешно. Даже когда его били, ему было смешно. Он будто бы погружался туда - на десять лет в прошлое, когда всё решал крепкий кулак. Снова становился молодым.
Он так и сказал Богомолу в конце концов, когда тот подкатил к нему наконец сам:
- Ты чё думаешь-то, браток? Мы когда начинали, таких, как ты, хоронили штабелями. А тут ты вылезать надумал – как будто я тебя тут не зарою так же, как снаружи бы зарыл.
Богомолу на вид было лет тридцать, и вовсе не факт, что самое интересное в жизни он пропустил – но Яру всё равно было смешно.
Богомол в тот день предложил договориться – барак делили пополам. Но оба понимали, что это хреновый договор. Богомол хотел рулить бараком сам и при этом не занимать ни должность, ни пост. На понятия ему было плевать.
Яру тоже на понятия было плевать. Но он чувствовал, что десять камер из двадцати и постоянная угроза нападения – для него слишком мало.
- Богомол звонил в Москву, - повторил он и, затянувшись в последний раз, затушил бычок. – Хорошо. Будем знать.
Комментарий к
Спасибо за новую обложечку FleurDuMal :)
http://savepic.ru/11776246.jpg
========== Часть 70 ==========
В конце декабря пришла посылка, которую охрана категорически отказывалась отдавать.
К тому времени Яр всё больше впадал в апатию.
Дела, вроде бы, шли вполне сносно. Поставки наркоты не прошли кордон – кто-то предупредил ментов, когда и что будут везти, и Богомол потерял парочку верных бригад – те, кто не сидел на порошках насмерть, не были готовы на такой риск. Пойманных на провозе наркоты продержали в ШИЗО по две недели в суровые зимние месяцы, когда и в камере-то холод стоял такой, что порядочные зэки сутками хлебали заварку, а те, у кого заварки не было – простой кипяток.
За этот месяц Хрящ дважды предлагал Яру переезд – один раз в хату к блатным, второй – в соседний беспризорный барак.
От хаты с блатными Яр отказался. Его вполне устраивала возможность видеть и слышать всё, что творится в тюрьме, своими глазами. А элитным жильём он, напротив, был сыт по самый край.
Перспективу смены барака Яр решил обдумать всерьёз и обещался дать ответ после нового года. Здесь у него уже появились если не друзья, то, по крайней мере, пацаны, на которых можно было положиться. В новом бараке всё пришлось бы начинать с нуля.
С другой стороны, там бы не было и Богомола, который по-прежнему пытался путать карты. Был бы, наверное, кто-нибудь другой.
И ещё там не было бы Хряща – и вот на это как раз и рассчитывал Хрящ. Яр отлично понимал, что тот пытается откупиться до того, как его спихнут с поста. И, возможно, уступить ему было бы честно, как-никак на первых порах он неплохо помог.
Думать, тем не менее, удавалось с трудом, потому что чем прочнее укоренялась в своих правах зима, тем основательней занимала своё место в душе Яра апатия.
«Десять лет…» - думал он про себя, глядя на двор, заметённый снегом, который кое-как силились расчистить мужики поутру. Расчищать было без толку – за день наметало ещё, а за ночь опять ещё, и так по кругу, так что, может быть, если бы не расчищали вообще, бараки давно бы засыпало снегом до самых крыш.
Плохо здесь не было. Здесь было… никак. Снова жратва без вкуса и запаха, к которой Яр привык по тем давним временам, когда жил один, снова карты, водка, бабы, которые самому ему были нахрен не нужны. Только теперь ещё – стены со всех сторон. Спать по отбою - и никакого смысла в том, что происходило вокруг.
Вроде ничего нового. Холод, голод и серая тоска. Меси себе воду в ступе, карабкайся наверх, куда тебе не надо сейчас, как не надо было тогда. Но чёртова цифра, которую впору было бы выбить на руке – такой вечной и неизменной она казалась теперь, спустя четыре месяца в тюрьме – чёртова цифра билась в голове и иногда мешала спать.
Спать хотелось всегда. Во сне Яр оказывался за стенами зоны, видел те места, по которым никогда бы не смог соскучиться, если бы не тюрьма. И ещё всё чаще видел Андрея, маячившего в серости холодных дней бледным тёплым пятном.
В ноябре, когда все готовились к дню свиданий, Яр надеялся, что Андрей придёт. В конце концов, сказал же Люк, что тот ещё пытался ему помочь.
Но Андрей не пришёл. И Яр остался единственным, кто провёл этот день в камере. Не было у него ни матери, ни сестры, ни жены, не было никого.
В тот день он думал, что, может быть, так и должно быть? Может, ему лучше было бы остаться на зоне насовсем? Там - на воле, его не ждал никто. Здесь же он был пахан. Он был на своём месте - и был нужен всем. Странно, но этого чувства нужности он никогда не испытывал там, снаружи, когда просто проворачивал свой бизнес год за годом неизвестно зачем.
И всё равно эта цифра продолжала висеть над плечом Дамокловым мечом.
Яру было даже всё равно по большому счёту - этот или другой барак, и сколько человек признает его паханом. Он снова и снова пытался вспомнить, почему эта жажда власти не давала ему покоя на воле, пока не добрался, наконец, до самого начала – до мальчишки, мёрзнущего у него на даче под ледяной водой. Если бы не этот чёртов душ, Яр никогда бы не пошёл этим путём. А каким бы пошёл? Ответа Яр не знал. Может быть, оказался бы в болоте сам давным-давно. Или сел. Или – чем чёрт не шутит – завязал.
С течением времени Яра всё меньше удивляла мысль, что столько места в его жизни может занимать один-единственный человек. Он понимал, что где-то в глубине души смирился с Андреем уже давно – смирился как с диагнозом, как с участью, которой не избежать.
Вот только его жизнь уже подходила к концу. «Что там осталось? – думал он, - лет двадцать, из которых десять предстоит проторчать в тюрьме». А Андрей ещё не видел ничего. И если бы Яр без него, скорее всего, оказался бы где-нибудь в канаве, то Андрей без этой встречи, ставшей для обоих роковой, мог бы быть сейчас успешным юристом где-нибудь в Англии… И всё бы у него было хорошо.
Андрей забуксовал, когда оказался рядом с ним. Яр не был настолько наивен, чтобы считать это исключительно своей виной. Андрей принадлежал к тому поколению, которое не стало бы шевелить рукой, если бы от этого не зависела их жизнь. Имея всё, Андрей не хотел добиваться ничего, и счастье, что он не подсел на наркоту всерьёз.
Сейчас, когда он остался по-настоящему один, жизнь только-только началась для него всерьёз. И может быть, правильно, что он не пришёл. Не было ему смысла ещё десять лет тратить на человека, который никогда не сможет быть с ним.
Яр старался убедить себя в этом изо всех сил, но апатия всё равно накрывала с головой.
А потом наступил конец декабря. Опасно приблизился новый год. И пришла посылка, которую никак не хотели отдавать – вроде бы было там что-то, что пересылать запрещено.
Посылка была вторая из тех, что пришли ему за месяцы, проведённые в тюрьме. Первую отдали легко. Там лежали куртка, которую толком было не одеть, и два свитера, которые пришлись как нельзя более кстати с наступлением первых холодов. Подписи не было, как и письма. Оставалось гадать. Могла, в принципе, прислать Мира – всё же женщина она была заботливая. Хотя у Миры, наверное, теперь была другая жизнь.
Яр задумался тогда, что стало бы с его браком, если бы он сам в последние месяцы не плюнул на всё? Мира была из тех, кто мог бы дождаться… Наверное. Вот только он и сам не захотел бы, чтобы она его ждала. Может, она была и не так молода как Андрей, но всё-таки молода. Четыре встречи с уголовником в год для неё рано или поздно стали бы мукой, а ему не прибавили бы ничего.
Был ещё другой вариант, хотя он уже граничил с безумием, с подступающей паранойей.
Яру невыносимо хотелось поверить, что куртку прислал Андрей, потому что для них этот пуховик – или, вернее, такой же точно, который Яр некогда носил – значил кое-что, понятное только им двоим. Вот только что мог означать такой подарок – подарок, напоминающий об их последнем дне вдвоём – Яр не знал.