Мафиози и его мальчик (СИ)

Здесь, в тюрьме, у него было достаточно времени, чтобы гадать. Иногда он даже завидовал мужикам, которые хоть немного могли занять свой пустой день. Ему работать было не к лицу, и оставалось только думать и изнывать от тоски.
Когда Андрей не пришёл на встречу, смутные подозрения развеялись, и Яр снова остался ни с чем.
А потом пришла эта, вторая коробка, в два раза больше первой. «Какой дурак мог послать ему запрещённые товары?» – задавая себе этот вопрос, Яр не мог сдержать улыбки, потому что на сей раз был почти уверен - только один. Мира не сотворила бы что-то настолько глупое, а Люк всё, что ему нужно, мог передать и так – впрочем, кроме телефона, он ничего ему лично не передавал.
Открыв при первом обыске коробку, Яр какое-то время тупо смотрел на то, что находилось внутри: в том, что передачка пришла от Андрея, сомнений на сей раз не было никаких. Только он мог додуматься отправить в посылке французский коньяк – и только он вообще знал про этот коньяк. Яр обычно пил то, что дают, если не считать зимних вечеров у себя на Таганке, когда они с Андреем были вдвоём.
Именно теперь получить эту бутылку стало делом принципа. Бухло к тому времени ввозили на зону партиями, к празднику готовились все, и Яр в том числе. Были там и водка, и самогон, коньяк – может, не такой хороший, но был. Яр хотел именно этот и никакой другой.
Менту пришлось предложить тройную цену и ящик водки, которая перед праздником тоже была в цене. В конце концов бутылка оказалась у Яра в руках.
В тот вечер он ничего больше не пил и сам не делился ни с кем – только порыкивал со своей шконки на зарвавшийся народ, когда те переходили грань, и продолжал в одиночку цедить терпкое пойло из горла.
Что-то оно ему напоминало, вот только Ярик толком не мог понять, что - он не скучал по той квартире и не скучал по самому коньяку. Вот только, закрыв глаза, волей-неволей представлял себе, как сидит в кресле у камина, а Андрей сидит на полу у его ног.
Андрей любил класть голову ему на бедро и поглаживать легонько по колену, как если бы гладил огромного пса. А иногда тёрся о него щекой. Закрывал глаза и прислонялся к бедру Яра лбом.
Яр изучил его всего в такие вечера – как он хмурится, как беззвучно шевелит губами, думая о своём. Как смотрит в огонь и как, то и дело, бросает косые взгляды на самого Яра – будто думает, что тот не видит.
Андрей в те вечера вызывал в нём странную смесь нежности и желания – не такого, как бывало, когда Яр трахал его, безудержного и всепоглощающего – а тягучего и сладостного, от которого не хотелось избавляться. Близость Андрея согревала лучше фальшивого огня. Он сам был как печка – горячий и гибкий, если дёрнуть его на себя и заставить усесться на колени. Яр не дёргал почти никогда, потому что не хотел разрывать эти мгновенья, когда они были только вдвоём - и были почти что одним.
Иногда Андрей танцевал ему – как змея изгибалось его тело в темноте и будило не столько жажду обладать, сколько желание приблизиться, коснуться, погладить рукой. Удостовериться, что он и в самом деле есть.
Яр видел потом много танцев – и женщин, и мальчиков. Тех самых, которые подвели его под тюрьму. Но никогда это не было так… пронзительно. Никогда не проникало в самую глубь.
Потом Яр обхватывал его за талию и уносил к себе – почти всегда, если они не трахались прямо в гостиной.
Они могли ссориться, могли ненавидеть. Но они всегда проводили вместе эти полчаса – даже если потом Андрей уходил к себе. Неожиданно чужой.
Яр не запомнил, как он допил коньяк. Проснулся уже утром и с удивлением обнаружил себя не дома, на Таганке, а в холодном бараке, продуваемом ветром насквозь.
Вокруг спали шестеро таких же похмельных зеков. Хрюня валялся в углу со спущенными штанами – кажется, ближе к утру правила стали забывать. Нужно было разбудить его, растолкать и отправить обратно под шконку для петухов, но Яр ещё какое-то время просто лежал, глядя в потолок, и вспоминал обрывки вчерашних снов.
Потом всё-таки собрался с силами, сел и сделал всё, что требовалось от него. Тем же днём он ответил Хрящу, что согласен сменить барак – при условии, что с ним переедут трое быков и петух. Хрящ не имел против ничего.
========== Часть 71 ==========
Перемещали ребят по одному – сначала Яра, так что он успел провести две бессонных ночи в хате с незнакомыми зеками, от которых сам не знал толком чего ждать. Зеки, впрочем, смотрели на него с опасливым любопытством и никаких шагов предпринимать не спешили.
Вообще новая хата с первого взгляда вызвала у него приступ злости и отвращения – здесь плохо пахло, а народу было столько, что казалось - стен в помещении нет вообще, сплошные этажерки из шконок и торчащих между ними голов.
Яр присвистнул и подумал, что троих быков, пожалуй, может быть маловато…
Знакомиться, впрочем, особо долго не пришлось. На вопрос, кто смотрящий, Яру долго не отвечал никто – зеки только переглядывались между собой, после чего один из них, самый опытный на вид, вышел вперёд и сообщил – будто отбарабанил доклад:
- Смотрящий Громов из хаты выбыл вчера в районе двенадцати часов. Нового пока не назначил никто.
- Выбыл? – Яр поудобнее устроил рюкзак с барахлом за спиной и прошёл вперёд, разглядывая ряды шконок – их тут было от трёх до пяти. – Выпустили что ль?
В толпе произошло непонятное шебаршение, а затем всё тот же зек произнёс:
- Того.
Яр обернулся к нему и увидел, как зек проводит по шее рукой.
Яр отвернулся, подошёл к окну. Обосновываться здесь, на самых холодных шконках зимой, он не очень-то хотел. С другой стороны, стратегически это место оставалось самым надёжным. Можно было к тому же отгородить пару шконок, как это было на прошлой хате, и устроить себе небольшой кабинет.
- Я буду тут, - сообщил он наконец, приглядев себе пару шконок в тупичке. Сбросил на нижнюю барахло и, осмотрев верхнюю, ткнул пальцем в чужой мешок: - Это чьё?
Какой-то зек торопливо прошмыгнул мимо, схватил мешок и исчез в темноте.
- Вот и хорошо. Так это… За что?
- В смысле?
- Выбыл за что?
- А… - зек почесал лысую макушку. Подошёл и пристроился боком к соседнему шконарю. – С Богатырём чё-то не поделил.
- Что?
Тот пожал плечами.
- Хер его знает.
Яр достал пачку сигарет и, закурив одну, протянул открытой стороной собеседнику, предлагая взять столько, сколько нужно.
Тот благодарно кивнул и, вынув две, одну засунул за ухо, а другую тоже пристроил между губ.
Яр не торопился продолжать. Огляделся, предлагая угоститься остальным.
- У меня много ещё, - сообщил он. Трое самых смелых тут же подтекли поближе и, пристроившись на соседних шконках, взяли себе по одной.
- Кто у нас Богатырь? – поинтересовался Яр, раскуривая свою и предлагая зажигалку остальным.
- Богатырь… - протянул тот, что заговорил первым. – Могу свести. А что мне будет с того?
Яр пожал плечами и стал устраиваться на своей койке.
- Ты придумай что, - бросил он, не оглядываясь. – Я решу, давать или нет.
И тем не менее, уснуть этой ночью Яр так и не решился. Хата была слишком большой, а тех, кто вроде бы поверил ему, слишком мало. Да и трудно было понять, каков местный расклад. Ясно было только, что в этом бараке какая-то своя, местная борьба, в которой предыдущий Смотрящий не поддержал Богатыря. А кого поддержал? Это был открытый вопрос. И ещё – с кем был Хрящ, который предложил ему переехать сюда? С этим Богатырём или против него? Хряща он, конечно, немножко по воле знал, но не настолько, чтобы ему доверять. Тот вполне мог попросту сплавить его, чтобы не мозолил глаза – или же по наводке Богомола, которого Яр, очевидно, уже достал.
Ответы на основные вопросы Яр получил с утра и не от давешнего зека, которого, как оказалось уже позднее, звали Батрак, а от незнакомого шныря, который в столовке подсел к нему за стол.
- В одиннадцать на второй этаж подойди, - бросил тот, уже вставая из-за стола.