Мафиози и его мальчик (СИ)

В хате блатных в седьмом бараке сидело по койкам пять человек – некоторых Яр знал, но видел только мельком.
Тут же, в петушином углу сидел Живой. Яру так и хотелось спросить, а где же двое быков, но он промолчал.
Остановившись рядом с Живым, Яр достал из-за уха сигаретку и закурил.
- Мама, ну чё, - произнёс державшийся в тени, но, судя по силуэту, и правда лысый зек. – Будешь говорить?
Стоявший в сторонке ото всех светловолосый мужик посмотрел на него.
- Ну, твой Живой нарушил договор. Уже год как решили - без согласия не петушить.
Лысый не ответил ничего. А мама добавил:
- Я уже устал говорить.
- Живой теперь не мой, - оборвал его Лысый, - разбирайся с ним сам.
- Хорошо. А в следу…
Лысый поднял руку, обрывая разговор.
- Живой, чё-то хочешь сказать?
Живой, бледный как мел, молча переводил взгляд с одного на другого и молчал.
- Я бы вот, - Лысый нагнулся, скрипя досками шконки, и лицо его наконец выдвинулось на свет. – Обоих урыл.
Никто не ответил.
Лысый хрустнул пальцами, выставляя их перед собой, а затем произнёс:
- Ладно, на пять минут вышли вон. С этим… беспредельщиком-петухом я ещё не говорил.
Блатные по одному стали вставать со шконок и двинулись прочь. Последним вышел, зло кривя порванные с уголков губы, Живой.
Яр не смотрел на него. Всё это время он разглядывал лицо Лысого, которого абсолютно определённо знал, но, кажется, настолько давно, что и вспомнить толком не мог. И будто подтверждая его слова, едва дверь захлопнулась, Лысый произнёс:
- Ты бля совсем охренел, Толкунов. На воле был уёбок, а здесь-то думал бы головой.
Яр ещё раз всмотрелся в его лицо.
- Не узнал?
- Смутно, - мрачно ответил Толкунов.
- Почему Богатырёва не убил? Тебе что, одним больше, одним меньше. Нет, надо было задницу подставлять?
Яр молчал.
Лысый встал и, крякнув, подошёл вплотную к нему.
- Да и сел из-за какого-то дерьма, как полный урод. Этот мальчишка, которого ты шлёпнул, это тот?
- Какой тот?
- Ну этот… который слил в унитаз сто косарей?
Яр впервые за десяток лет покраснел.
- Чёрт.
- Вспомнил?
- А то.
Лысый покачал головой. На секунду Яру показалось, что тот разводит руки в стороны, чтобы его обнять, но если этот жест и промелькнул, то тут же исчез.
- Полный урод, - Лысый усмехнулся и покачал головой. Потом поджал губы и немножко отошёл назад. – Меня за тебя Лесной просил. Но это полный пиздец тебя прикрывать. Да и сам хорош… Хоть бы зашёл на поклон.
Яр последние слова пропустил мимо ушей.
- Люк?.. – растерянно спросил он.
Лысый не ответил ничего. Отвернулся и двинулся обратно к своей шконке.
- Ты когда начнёшь думать головой? – бросил он через плечо.
Теперь уже не ответил Яр.
- И что мне теперь делать с тобой?
Яр снова промолчал.
- Ты хоть знаешь, что тебя проплатил Журавлёв?
- Да.
Лысый покачал головой.
- Дерьмо, - вздохнул и добавил. – Ладно. Ты человек взрослый, должен понимать. У меня здесь закон. Понятия, да?
- Да.
- Если бы мама не попросил, я бы ничего не смог сделать ни для Лесного, ни для тебя. Но мама хорошую отмазу тебе подвёл.
Яр кивнул головой.
- Будешь сидеть тише воды, ниже травы – не буду трогать тебя. Может, разок избить прикажу - и всё.
Яр поджал губы и кивнул.
- Но если ещё раз… - Лысый наклонился, подставляя под тусклый свет лампы искажённое злостью лицо. – Швабрить будешь все десять лет. Дошло?
Яр последний раз кивнул головой.
- Всё. Пошёл.
Какое-то время к Яру никто не подходил. За окнами медленно расцветал май, и хотя сквозь заслоны бараков и ряды колючей проволоки видно не было почти что ничего, Яр всё же чувствовал, глядя на узкую полоску травы вдалеке, как сердца касается живительный солнечный свет.
В его углу в бараке было темно, и читать он выходил в основном во двор. Но времени вообще стало меньше – с первых чисел мая его запрягли работать на производстве. Время стало двигаться немного быстрей, но от вечной темноты барака, от мрачных, убегающих в сторону, едва они касались его, взглядов мужиков и от ощущения полнейшей безысходности, от понимания того, что впереди ещё десять лет, с новой силой накатывала тоска.
О Журавлёве-старшем Яр почти не думал – только перед сном иногда представлял, как уничтожит его.
С младшим было сложней.
Он снился по ночам. В основном то лето, когда всё пошло под откос.
И ещё без конца вставали в мозгу слова Хрюни: «Ты уверен?»
Головой Яр понимал, что это был намеренный укол, чего бы там Хрюня от него ни хотел. Но на деле избавиться от сомнений, накативших теперь с новой силой, было не так легко.
Посылки продолжали приходить – пару раз за неделю не приходило ни одной, но тогда в следующий раз приходило сразу две. Но этого было мало. Яр хотел поговорить.
В бараке был один на всех общий телефон, но к нему не подпускали петухов, так что Яру оставалось на аппарат только смотреть. Сжимать кулаки и вспоминать последние слова Лысого: «Швабрить будешь все десять лет». В том, что Лысый не шутил, сомнений не было – это Яр уже испытал на себе.
Медленно и неуклонно приближался день свиданий, и оставалось только надеяться, что на сей раз Яр не загремит никуда – ни в ШИЗО, ни в лазарет. Он за несколько дней перестал выходить во двор, чтобы не вляпаться в какое-нибудь дерьмо, и всё больше смотрел на фото, измятое теперь уже в конец.
А потом наступило двадцать шестое мая.
Яр ждал весь день – он понимал, что ехать далеко, да и у Андрея, наверное, хватает других дел. Но никто так и не пришёл.
А в первых числах июня на втором этаже появился новый жилец.
========== Часть 77 ==========
Кроме продуктов от Андрея с некоторых пор приходили фотографии – Яр не понимал толком, что они могли бы означать.
В основном это были пейзажи, какие-то парки и дворы. Поначалу они не вызывали у Яра никаких чувств, кроме недоумения. Фотографировал Андрей хорошо – но фото были безликими. Яру казалось, что в центре каждой из фотографий затаилась какая-то пустота, будто сняли памятник, и остался только постамент.
Потом сами фото перестали иметь значение – он просто представлял себе, как Андрей держит фотоаппарат, прицелившись, жмёт на кнопку.
В те далёкие уже времена, когда Яр был ребёнком, фотографией увлекались почти все – все мальчишки его лет. Так же, как все читали и на полном серьёзе увлекались Стивенсоном и Дюма.
Фотоаппараты, правда, были не у всех, и кто-то просто мечтал о том, какой мог бы купить фотоаппарат, а кто-то просил у друзей.
Не обошло это увлечение и Яра. Правда, особых успехов он не достиг – на фотоаппарат заработал уже на первом курсе, но особо много пофотографировать не успел. Фотографировал тоже в основном в Москве, но места выбирал совсем другие – ему нравилась сутолока, люди, стремительно бегущая жизнь.
У Андрея дворов не было нигде и на всех фотографиях – пустота. Тоска. Часто – мокрые кроны деревьев и тёмный после дождя асфальт. Но это всё было, в сущности, не важно, потому что фотографировал Андрей, и Яру просто приятно было представлять, как он стоит в таком вот дворе и держит в руках фотоаппарат. Так эти странные пейзажи заполняли свою пустоту.
Ещё были журналы – два номера Men’s Health, в одном из которых на последней странице - фото Андрея крупным планом. Совсем не такого, каким запомнил его Яр, и оттого сердце почему-то мгновенно стиснула боль.
Вскоре после «отставки» Живого в барак назначили нового смотрящего – тоже не из их хаты. Этот к Яру не подходил даже близко. Строил авторитет какими-то своими путями – распространял алкоголь и наркоту – но это к Яру не имело уже никакого отношения. Ему никто ничего не предлагал, и только мама после случая с Живым стал требовать долю с посылок в общак. На то, что посылки он получает неизвестно где и как, культурно закрывали глаза.