Мое падение (СИ)

- Что ты делаешь?
- А на что это похоже? – лукаво спрашивает она, облизывая губы. Усмехаюсь ей в ответ. Собираю ее волосы на затылке, слегка придерживая их, чтобы они не закрывали мне вид снизу. Ксения наклоняется, проводит горячим языком по всей длине, заигрывает с головкой, обхватывает губами, слегка всасывает. Не выдерживаю, сильно стискиваю ее волосы, дышу сквозь зубы, начинаю двигаться сам, проникая глубже в ее горячий ротик, пока не задеваю заднюю стенку гортани. Каждая клеточка моего тела требовала немедленной разрядки, но не так и не сегодня. Отпускаю ее волосы, позволяя немного поиграть ее язычку, которым она ловко облизывает мою головку. Резко подхватываю за руки, тяну вверх. Поднимаюсь сам, снимаю с нее трусики. Подхватываю за бедра, вынуждая обхватить мой торс. Сажаю на стеклянный круглый стол, надавливаю на плечи, опрокидывая ее на поверхность. Широко развожу ее стройные ножки, тяну к краю стола, резко вхожу одним толчком до упора, чувствуя, как она сжимает меня изнутри. Замираю, пытаясь дать отсрочку своему оргазму. Медленно выхожу и толкаюсь снова, но уже жестко, быстро, без передышки, на всю длину хаотичными толчками. Смотрю, как колышется ее грудь, как на ней переливаются капельки пота, на красиво раскинутые по стеклянному столу волосы.
- Ты такая красивая. Невыносимо красивая… – перехватываю ее ножки под колени, поднимаю вверх, для более глубокого проникновения, заставляя ее поднять бедра навстречу моим толкам. Вдалбливаюсь в нее на бешенной скорости, выбивая из нее громкие стоны, перерастающие в крики. Буквально взвываю от удовольствия, расползающегося по моему телу, то горячими, то обжигающе-холодными волнами. Кричит, содрогается подо мной, передавая свою дрожь мне. Наклоняюсь к ней, не отпуская ее ноги, вынуждая ее раскинуть их еще шире. Впиваюсь в сладкие губы, нежно, осторожно целуя их, на контрасте с грубыми толчками. Покрываю поцелуями скулы, спускаясь вниз, слизывая капельки пота, всасывая нежную бархатистую кожу на ее шее. Вкусно. Это безумно вкусно. Дюймовочка подается ко мне, пытаясь поймать мой бешеный ритм, туго сжимает меня изнутри. Впиваясь ногтями в мою спину, расцарапывая ее, причиняя жгучую боль, заставляя меня рычать ей в губы. И я уже не целую ее. Кусаю. Губы, подбородок, шею, грудь, твердые соски. Ее лоно сжимается все чаще и ритмичнее. Обхватываю ее нежную длинную шейку. Слегка сжимаю, немного перекрывая кислород. Дюймовочка, резко распахивает закатывающиеся глаза. Смотрю в ее невероятно зеленные омуты – их цвет становится насыщеннее, темнее. Замедляю толчки, щипаю за сосок, удерживая ее шею.
- Один неровный взгляд, – резкий толчок до упора, останавливаюсь. – Или одно неосторожное слово, – еще толчок. – Флирт, – ускоряю темп. – Заигрывание и все прочее, – сжимаю руку сильнее, практически перекрывая кислород. Возобновляю грубые толчки, чувствуя, как она начинает кончать, хрипло стонет из-за нехватки кислорода, но моей руке не сопротивляется, – в сторону другого мужика, – чувствую, как начинает пульсировать мой член, готовясь к разрядке. Перехватываю губами ее хриплый стон, не разжимая руки на ее шее. – И даже если мне просто покажется, что у тебя что-то есть с кем-то другим, я придушу тебя, не задумываясь! Помни об этом всегда! – шиплю ей в губы. И Дюймовочка срывается, унося меня за собой. Ее трясет в судорогах оргазма. Ее лоно до боли стискивает мой член. Медленно разжимаю руку, она глубоко вдыхает, учащая дыхание. Поднимаюсь в полный рост, делаю последний резкий толчок, преодолевая сопротивление мышц. Со стоном, сквозь стиснутые зубы изливаюсь в нее. Тело взрывается запредельным кайфом, унося в нереальный экстаз. Твою мать! Это так хорошо. Невероятно, невыносимо, почти до боли. Запрокидываю голову, глубоко дышу, пытаясь отогнать от себя этот наркотический дурман наслаждения. Ксения обвивает мои бедра ногами, немного приподнимается на столе, хватает за плечи, тянет на себя. Опираюсь руками на стол, чтобы не раздавить ее, смотрю в ее затуманенные хитрые глазки. Она лукаво улыбается.
- Никогда не играла в игры с дыханием в постели, но мне понравилось, – облизывая пересохшие губы, хрипло произносит она. Провожу пальцами по ее нежной шее, замечая красные следы от своих пальцев. Нежно целую ее шейку в красные отметины.
- А кто сказал, что это были игры? – шепчу ей в шею, прокладываю дорожку маленьких поцелуев к ключице. – Синяки останутся. Прости.
- Плевать, мне нравится. Эта метка, своеобразное напоминание, подпись того, что мы теперь вместе. Мы же теперь вместе? – спрашивает она, запуская пальчики мне в волосы.
- Вместе, – отрываюсь от ее шеи, нежно целую ее припухшие губы. – Только подписью не только скрепляют договор, но и расторгают! Запомни это!
- Запомню, – тихо произносит она. Подхватываю ее за бедра, поднимаю со стола. Дюймовочка усмехается. Довольная. Несу ее в душ.
- Так что ты там говорила о чувствах?! – интересуюсь, занося в душ.
- Я спрашивала, что ты чувствуешь ко мне.
- Это я помню. Ты еще что-то говорила про «не важно»?
- Говорила, – ставлю ее на пол. – Но это уже тоже не важно. Ведь я теперь твоя женщина.
- Моя. Вот и все, Дюймовочка, мы прыгнули в эту бездну. И назад дороги нет.
Ксения
На даче мы провели еще пару дней. Как обещал, Дан был настоящим. Нет, он по-прежнему грустил, хмурился, мало разговаривал. Но мне не нужно было слов, он разговаривал со мной взглядами, прикосновениями, поцелуями. Страстью и нежностью. Иногда рассказывал мне о своем детстве, об отце. А я слушала его, ловила каждое слово, каждый взгляд серых, уже не холодных, а невероятно теплых глаз. Я была счастлива. Счастлива, как никогда раньше. Мне даже не верилось, что мы вместе, казалось, что это всего лишь иллюзия, мираж, что мы покинем дачу, приедем в город, и все встанет на свои места. В последнюю ночь перед нашим отъездом в город мы занимались любовью. Да, именно любовью. Мы не трахались, не занимались сексом. Он очень нежно изучал мое тело руками, губами, языком, не позволяя мне ничего делать самой. Он говорил, что сейчас он отдает. А я принимаю. И я покорно принимала его ласку. Закрывала глаза и наслаждалась. В тот момент мне хотелось сказать ему о любви. Но я закусывала губы и молчала. Я боялась, ужасно боялась сказать ему, что я его люблю. Не знаю почему. Может потому что он уже когда-то любил. И настоящая любовь – она одна. Или потому что он сказал, что в нем умерла любовь, и он ее похоронил.
По дороге в город Дан заехал в церковь. Сегодня девятый день со дня смерти Александра. Дан попросил оставить его одного возле иконы со свечами. Сжала его плечо и направилась в церковную лавку. Осматривала иконы, книги, серебряные и золотые крестики. На глаза попался небольшой крестик из серебра на длинной цепочке, с толстым панцирным плетением, определенно мужская. Продавщица сообщила, что все крестики освящены. Я купила ее. Купила для него. Спрятала в маленький пакетик в карман джинс и направилась к машине. Дан вышел через двадцать минут. Молча сел в машину, молча завел двигатель, и в этом молчании мы тронулись в неизвестном для меня направлении. Всю дорогу я смотрела на его невероятно уставшее лицо. На напряженные скулы, на руки, которые чрезмерно сильно сжимали руль.
- Нам надо ненадолго заехать к матери на поминальный обед, – нарушая тишину, произносит он, продолжая смотреть на дорогу. – Ты как, со мной?
- Да, конечно. Надо так надо, – отвечаю я. Но в действительности не хочу туда ехать. Я и так недолюбливала эту семейку. А после рассказа Дана я вообще не желаю их видеть. А еще там будет Кристина…
- Я смотрю, ты не в восторге от этой идеи. Поверь, Дюймовочка, я тоже не горю желанием туда ехать. Но девять дней. Там будут коллеги отца, которых я уважаю. Вообще, так надо. И мы ненадолго, обещаю, – он, наконец, отрывает взгляд от дороги и смотрит на меня.
- Просто после твоего рассказа, мне жаль…
- Кого тебе жаль? Меня? – он опять отворачивается от меня и его тон говорит мне, что он не очень доволен. – Не надо меня жалеть, потому что я ни на грамм не сожалею.